Экспозиция

Настоящий материал (информация) произведен и (или) распространен иностранным агентом Сахаровский центр либо касается деятельности иностранного агента Сахаровский центр

16 января 2024 Первый апелляционный суд общей юрисдикции утвердил решение о ликвидации Сахаровского центра.
В удовлетворении апелляционной жалобы отказано.

Подробнее

Миниатюра

Путь через ГУЛАГ

Идея экспозиции подсказана книгой Александра Солженицына « Архипелаг ГУЛАГ». Экспозиция рассказывает о пути человека, попавшего в лагерь и прошедшего несколько кругов гулаговского ада: арест, следствие, приговор, лагерь, освобождение и реабилитация.

У человека, прошедшего через ГУЛАГ, оставалось не много вещественных напоминаний о том, что с ним там происходило. Да и не каждому хотелось хранить дома эти доказательства свершившегося над ним насилия. Но от личных переживаний, от воспоминаний избавиться невозможно, как невозможно оставаться с ними один на один. Может быть, поэтому бывшие заключенные, их родные охотно передавали в музеи вещи, которые свидетельствуют – все это было, все это правда. Воспоминания бывших узников ГУЛАГа будто наделяют эти вещи способностью рассказать о скорбном пути их владельца через все круги гулаговского ада – от ареста до реабилитации. « Накануне», « арест», « тюрьма», « следствие», « приговор», « этап», « лагерь», « освобождение» – такое строение раздела « Путь через Гулаг» подсказано книгой А. Солженицына « Архипелаг ГУЛАГ». Завершает раздел текст печально знаменитой 58 статьи УК РСФСР, имевшей 14 пунктов. Именно по этой статье за « контрреволюционные преступления» – « шпионаж», « государственную измену», « подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли», « саботаж», « антисоветскую пропаганду и агитацию», « терроризм» была осуждена большая часть незаконно репрессированных.

1. Накануне ареста

ГУЛАГ. Накануне ареста.

Арест выхватывал человека из привычной жизни неожиданно, иногда оставляя родным на память о нем всего несколько вещиц, символов былого благополучия: столовую посуду, настенный коврик, спичечницу, охотничью мерку для пороха… И ощущение растерянности, непонимания – за что? 

Поводом для ареста могло стать что угодно: непролетарское происхождение, собранная на колхозном поле горсть колосков, родственные или дружеские отношения с уже арестованным, « нарушение паспортного режима», даже опоздание на работу.

Допущенная по недосмотру опечатка в газете (вместо « троцкистской нечисти» было напечатано « советской нечисти») стоила наборщику Д. Г. Ларюкову не только свободы, но и жизни. В справке на арест И. П. Бреч говорится, что он « достаточно изобличается как участник контрреволюционной организации» показаниями обвиняемых по делу о националистической организации, сфабрикованному в кабинетах НКВД. 

Любое неосторожное слово, сказанное не только при посторонних, но и в кругу друзей, могло стоить жизни. Страна была наводнена секретными сотрудниками органов безопасности – сексотами, регулярно поставляющими агентурные донесения, которые тоже были достаточным основанием для ареста. В « самой свободной стране» мира доносительство было возведено в ранг гражданской добродетели.

2. Арест

ГУЛАГ. Арест

« Арест!!! Сказать ли, что это перелом всей вашей жизни? Что это прямой удар молнии в вас? Что это невменяемое духовное сотрясение, с которым не каждый может освоиться и часто сползает в безумие?»

А. И. Солженицын « Архипелаг ГУЛАГ»

« Аресты имеют классификацию по разным признакам: ночные и дневные; домашние, служебные, путевые; первичные и повторные; расчлененные и групповые. Аресты различаются по степени требуемой неожиданности, по степени ожидаемого сопротивления (но в десятках миллионов случаев сопротивления никакого не ожидалось, как и не было его). Аресты различаются по серьезности заданного обыска; по необходимости делать опись для конфискации, опечатку комнат или квартиры; по необходимости арестовывать вслед за мужем также и жену, а детей отправлять в детдом, либо весь остаток семьи в ссылку, либо еще и стариков в лагерь».

А. И. Солженицын « Архипелаг ГУЛАГ»

При обыске оперативниками изымались все документы: паспорт, удостоверения, студенческие билеты, даже проездные документы. Составлялась опись конфискуемых вещей. Часть изъятого можно было затем обнаружить уже в домах самих работников ОГПУ-НКВД или в магазинах « случайных вещей». « Не имеющее ценности» уничтожалось, как были уничтожены рукописи, записные книжки выдающегося ученого-биолога Н. И. Вавилова, при том, что кремневый пистолет и два винтовочных патрона, найденные при обыске, были сданы на склад НКВД.

Вряд ли сотрудники госбезопасности понимали, кто такой Вавилов, и могли определить ценность его научного материала. Чаще всего в органы шли работать люди, имевшие образование в несколько классов начальной школы. Для них это была реальная возможность, не имея специальности подняться по социальной лестнице, обеспечить себя материально, иметь то, что было недостижимым для простых советских граждан. Каждый сотрудник карательных органов должен был подписать обязательство хранить в строжайшем секрете все сведения и данные об их работе.

3. Тюрьма – следствие – приговор

ГУЛАГ. Тюрьма – следствие – приговор

С течением времени методы ведения следствия были разработаны до мельчайших деталей. Следствие стало конвейером, где угрозы, пытки чередовались с задушевными разговорами, заключения в карцер – с предложениями сотрудничества. 

«… Надо думать, не существовало такого перечня пыток и издевательств, который в типографски отпечатанном виде вручался бы следователям… А просто говорилось…, что все меры и средства хороши, раз они направлены к высокой цели; что тюремный врач должен как можно меньше вмешиваться в ход следствия. Вероятно устраивали товарищеский обмен опытом, « учились у передовых»; ну, и объявлялась « материальная заинтересованность» – повышенная оплата за ночные часы, премиальные за сжатые сроки следствия…».

А. И. Солженицын « Архипелаг ГУЛАГ»

По окончании следствия арестованный ожидал суда, на котором надеялся доказать всю абсурдность предъявленных ему обвинений. Он не догадывался, что в « соответствующие инстанции» уже направлено обвинительное заключение, а внесудебные органы – Особое совещание или местная « тройка» вынесут приговор заочно на основании протоколов, без суда, без опроса обвиняемого. В день секретарями иногда подписывались сотни готовых бланков выписок из протоколов заседания внесудебных органов, на которых стояло слово « расстрелять». Приговор являлся окончательным. Приговоренных к « высшей мере социальной защиты» собирали сначала в одну камеру, потом из камеры смерти выводили ночью в подвалы или вывозили на специальные полигоны и там расстреливали. В Москве массовые захоронения расстрелянных производились на полигоне НКВД в Бутово, Коммунарке, на Донском и Ваганьковском кладбищах, на территории Яузской больницы. По официальным источникам, только в Москве и Московской области в 1921 – 1953 гг. было расстреляно около 35 тысяч человек. Одной из сотен тысяч жертв кровавого произвола стала петроградская учительница Е.П. Зарудная, мать шестерых детей. Ее муж-офицер эмигрировал из России сразу после революции. Это дало повод обвинить ее в связи с белогвардейцами во время Гражданской войны. В 1921 году в Омске она была арестована и в том же году расстреляна. Детей удалось спасти – при посредстве американского консула они были вывезены в Японию, а оттуда в Америку.

4. Этап

ГУЛАГ. Этап

В тюрьме завершался жизненный путь многих людей. Оставшиеся в живых обрекались на годы тюрем и лагерей. « Приговор – лотерейный билет: никто даже не пытался найти объяснения, почему одни получали 10 лет, другие – 8, третьи – 5. Срок наказания – карты в азартной игре, где ставка – судьба человека», – писала бывшая узница ГУЛАГа Н. И. Гаген-Торн. Перед этапом составлялся наряд, предписывающий, в какой лагерь или ссылку препровождается заключенный. Три ареста и приговора пережила З. Д. Марченко. Она вспоминала о втором своем этапе: « Почти год продержали меня в конотопской тюрьме, после чего, не объявив ни срока, ни места назначенного (без суда!) наказания, вместе с другими заключенными посадили в столыпинский вагон и повезли куда-то на восток.

Столыпинский вагон – не теплушка с нарами, а пассажирский, в котором купе имели сплошные нары и были отделены от коридора решетчатой дверью. Поездка была очень тяжелая, обслуга над нами издевалась, давали селедку и не давали воды, в туалет выпускали на самое короткое время. Везли с остановками в тюремных пересылках…

Не помню подробностей переезда до Владивостока. Помню, как мы вошли на территорию пересыльного лагеря на Черной Речке.

Женская зона – двор, обнесенный забором с проволокой поверху, большой барак – нары в три яруса. Барак переполнен, и нас – группу вновь прибывших – уложили прямо на полу « шпалами», по средней линии барака…»

Теплушками и « столыпинскими» вагонами с зарешеченными окнами и надписями « Спецоборудование», на забитых до отказа пароходах и баржах, многокилометровыми маршами через снежную или песчаную пустыню людей доставляли к месту заключения. Живыми добирались не все.

« Когда в Соликамске разгружали эшелон из ленинградских тюрем (1942) – вся насыпь была уложена трупами, и лишь немногие доехали живыми. Зимами 1944-45 и 1945-46 годов в поселок Железнодорожный (Княж-Погост), как и во все главные узлы Севера, от Ижмы до Воркуты, арестантские эшелоны с освобожденных территорий… шли без печек и приходили, везя при себе вагон или два трупов».

А. И. Солженицын « Архипелаг ГУЛАГ»

5. Лагерь

ГУЛАГ. Лагерь

Исправительно-трудовой лагерь должен был решать, по мнению карательных органов, несколько задач: изолировать от общества « сомнительных» лиц, поставлять государству дешевую рабочую силу, перевоспитывать заключенных трудом. Газеты « Перековка», « Шахтер»« Строитель БАМа» и другие от имени самих заключенных давали повышенные обязательства, рапортовали об участии бесправных зэков в стахановском движении, вскрывали отдельные недочеты. Для учета выполненной нормы на заключенного заводилась расчетная книжка. В 30-е гг. за ударную работу предоставлялись некоторые льготы – разрешалось свидание с родными, выделялись дополнительное питание и даже денежные премии. Но, как правило, в жизни подавляющего большинства заключенных, которые были не в состоянии выполнить, а тем более перевыполнить непосильные нормы, все это не играло существенной роли. В соответствии с постановлениями Совета Министров СССР от 20 ноября 1948 г. и от 13 марта 1950 г. заключенные во всех исправительно-трудовых лагерях и колониях за свой труд получали заработную плату, которая была значительно ниже, чем у вольнонаемных. Из заработка вычиталась стоимость питания, одежды, охраны. На оставшуюся небольшую сумму можно было что-то купить в лагерном ларьке. Еще одной формой поощрения хорошо работающих и не нарушающих режим были « зачеты». Каждый месяц со срока скашивалось определенное количество дней – в зависимости от характера работы. 

« Видов этих общих работ не перечесть, не перебрать, языком не перекидать. Тачку катать… Носилки таскать. Кирпичи разгружать голыми руками…. Таскать кирпичи на себе « козой»… Ломать из карьеров камень и уголь, брать глину и песок. Золотоносной породы накайлить шесть кубиков да отвезти на бутару… Уголек рубить под землею… Можно креозотом пропитывать шпалы… Тоннели можно рубить для дорог. Пути подсыпать. Можно по пояс в грязи вынимать торф из болота. Можно плавить руды. Можно лить металл. Можно кочки на мокрых лугах выкашивать … Но старше всех работ Архипелага – лесоповал…».

А. И. Солженицын « Архипелаг ГУЛАГ»

А основные орудия труда на « стройках социализма» – тачка, лопата, кайло, зубило, ручная пила… Рабочий день от 12 до 16 часов на 50-градусном морозе или при удушающей жаре, скудное некалорийное питание, непосильные нормы выработки, нечеловеческие условия проживания в бараках тысячами сводили заключенных в могилу.

6. Лагерный быт

ГУЛАГ. Лагерный быт

Тепло, отдых, еда – то, от чего зависела жизнь в лагере, – всегда были в дефиците. 

Питание заключенного зависело от нормы выработки. 

«« Котлы» разделяются: при выполнении (в каждом лагере это высчитывается по-своему) скажем 30% нормы – котел карцерный: 300 граммов хлеба и миска баланды в день; с 30% до 80% – штрафной: 400 граммов хлеба и две миски баланды; с 81% до 100% – производственный: 500-600 граммов хлеба и три миски баланды; дальше идут котлы ударные, причем разные: 700-900 хлеба и дополнительная каша, две каши, « премблюдо» (« премиальное») – какой-нибудь темный горьковатый ржаной пирожок с горохом».

А. И. Солженицын « Архипелаг ГУЛАГ»

Никакой посуды в начале отбытия наказания у многих зэков для получения баланды не было, в качестве мисок использовали даже шапки. Миски, котелки, кружки, черпаки для чая приходилось делать из пустых консервных банок, найденных на помойке.

Получить крепкую теплую одежду – телогрейку, ватные брюки, валенки – доводилось далеко не всем. Чаще во времена особенно массового пополнения лагерей встречалась картина, описанная А. И. Солженицыным: «… Сами бушлаты одного цвета, рукава к ним – другого. Или столько заплат на бушлате, что уже не видно его основы. Или бушлат-огонь (лохмотья как языки пламени)… А на ногах – испытанные русские лапти, только онучей хороших к ним нет. Или кусок автопокрышки, привязанный прямо к босой ноге проволокой, электрическим шнуром… Или « бурки», сшитые из кусков разорванных старых телогреек, а подошвы у них – слой войлока и слой резины».

О строгости режима в особых лагерях напоминали номера на спинах. Иногда их нашивали еще и на шапку, и на колено. Людей лишали даже собственного имени.

Но и в нечеловеческих условиях люди продолжали жить, налаживая, как могли, свой быт. В женских бараках периодически появлялись « уюты» – так в лагерях называли матерчатые занавески, которыми женщины старались отделить и украсить свое место на нарах, устраивая подобие кабинки. « Уюты» то разрешали, то вдруг срывали и запрещали в зависимости от настроения начальства. Но нехитрые поделки: рамочки для фотографий, шахматы, игральные карты, балалайка – хоть немного скрашивали жизнь, лишенную свободы.

7. КВЧ (Культурно-воспитательная часть)

ГУЛАГ. КВЧ (Культурно-воспитательная часть)

Культурно-воспитательная часть (КВЧ) – непременная составляющая лагерной жизни.

Обязательное наличие КВО (культурно-воспитательного отдела) и КВЧ в лагерях создавало иллюзию, что в советских местах лишения свободы людей не просто изолируют и эксплуатируют, но занимаются их образованием, организуют культурный отдых и « перевоспитывают» – « возвращают к нормальной жизни». Хотя основным делом для КВЧ всегда была агитация « за выполнение и перевыполнение норм», все же они были местом встреч и общения заключенных, спасением от навязчивых мыслей о невыносимости существования. А для лагерных артистов это было спасением от общих работ.

Почти все лагерное начальство любило искусство и поощряло создание лагерных агитбригад. В артистах недостатка не было. Актеры Т. Окуневская, Г. Жженов, З. Федорова, певцы В. Козин, Л. Русланова – и это только люди, которых знала вся страна, а сколько было артистов областных, республиканских театров! 

« Такие крепостные театры были на Воркуте, в Норильске, в Соликамске, в Магадане, на всех крупных гулаговских островах. Там эти театры становились почти городскими, едва ли не академическими, они давали в городском здании спектакли для вольных. В первых рядах надменно садились с женами самые крупные местные эмведешники и смотрели на своих рабов с любопытством и презрением. А конвоиры сидели с автоматами за кулисами и в ложах. После концерта артистов, отслушавших аплодисменты, везли в лагерь, а провинившихся – в карцер. Иногда и аплодисментами не давали насладиться».

А. И. Солженицын « Архипелаг ГУЛАГ»

Именно для лагерного начальства и вольных зрителей печатались программки концертов и спектаклей

Актер В. Я. Дворжецкий вспоминал: « Я собрал актеров, музыкантов, литераторов, певцов, танцоров… и, не хвалясь, скажу, завоевал и лагерь, и управление. Нас хвалили, поощряли, премировали и, конечно, нещадно эксплуатировали, посылали на « гастроли» во все лагеря и колонии Омского управления. А нам это не мешало. Мы были нужны – это главное! Везде с успехом выступали, нас везде ждали. Мне это доставляло радость, я видел, что наша деятельность облегчает жизнь людям в заключении…»

8. Письма

Письма ГУЛАГа

Что помогало заключенному выжить, сохранить душевную щедрость, достоинство, честь, надежду?

Научная и изобретательская деятельность в самых суровых условиях давала силы великому русскому ученому, философу и богослову Павлу Александровичу Флоренскому. Арестованный в феврале 1933 г. и осужденный на десять лет исправительно-трудовых лагерей за контрреволюционную деятельность, а по сути за то, что нашел в себе духовные силы не отречься от своего мировоззрения и отказался снять с себя сан священника, он был отправлен в Забайкалье, на строительство БАМа. Здесь он занимался исследованием вечной мерзлоты. В 1934 г. его перевели в Соловецкий лагерь, где он взялся за изучение местных водорослей и проблемы извлечения из них полезного йода. Даже в этих, далеких от идеальных, условиях им было сделано больше десятка открытий и изобретений! Он оставил ряд фундаментальных трудов по богословию, философии культуры, электротехнике и мерзлотоведению.

Из лагеря вместе с письмами домой он посылал детям и акварельные зарисовки разных видов водорослей с их подробным научным описанием. 

« Стараюсь как можно больше работать, и в значительной мере, чтобы внутренно держаться. Необходимость быть всегда на людях, видеть и соприкасаться с некоторыми, к которым кроме отвращения ничего не испытываешь, невозможность уединиться, сосредоточиться и продумать что-нибудь углубленно, безчисленные трения, возникающие между заданиями и средствами к осуществлению этих заданий – все это подтачивает нервную систему, и я сознаю, что у меня она уже развинтилась. Помочь тут ничем нельзя, единственное средство, если есть какое, погружаться в работу хотя бы и не углубленную и не столь полезную, какою она могла бы быть при иных условиях. Только ради вас стараюсь поддержать себя, и только желание видеть вас сколько-нибудь удовлетворенными питает силы», – писал П. А. Флоренский жене в 1936 г.

В 1937 г. Особая тройка УНКВД Ленинградской области приняла постановление о расстреле П. А. Флоренского.

Письма с воли, письма от родных из другого лагеря, такие, как написанное на носовом платке письмо от мужа О. Адамовой-Слиозберг, вера в любовь и дружеское участие помогали заключенным не только выживать, но и сохранять свою человеческую сущность, давали силы жить, ждать освобождения, не терять надежду.

9. Освобождение, реабилитация

ГУЛАГ. Освобождение, реабилитация

Приходившее, наконец, освобождение не всегда приносило облегчение. Отсидевшие первый срок в 40-е гг., могли вновь отправиться в лагерь или на « вечное поселение». Получив справку об освобождении, ссыльные сами должны были заботиться о том, чтобы найти жилье, работу. Их обязанностью было ежемесячно являться на регистрацию.

« Что может быть горше сознания, что есть силы, есть мысли и знания, но они никому не нужны? Ты выкинута из жизни. Тебе предлагают на выбор: чистить свинарники или плести маты в колхозе. В лагерях было легче: там видимые глазу заборы и стены, а тут самое сильное глумление, которое может быть совершено над человеком. Говорят: « Вы свободный гражданин, вы даже не лишены права голоса, будете участвовать в выборах», – а без разрешения коменданта не можете двинуться дальше, чем на 10 км», – писала Н. И. Гаген-Торн.

После смерти Сталина и в особенности после разоблачения « культа личности» на XX съезде КПСС началось массовое освобождение политических ссыльных и заключенных. А затем начался и процесс их реабилитации. Многие решения о своей реабилитации не дождались. 

Справка о реабилитации бывшей узницы ГУЛАГа В. Г. Иевлевой, освобожденной в 1952 г., гласит: « Дело по обвинению гражданки Иевлевой Валентины Григорьевны, 1928 г. р., уроженки гор. Архангельска, арестованной 28 сентября 1946 г., пересмотрено военным трибуналом Ленинградского военного округа 26 октября 1959 г. Приговор военного трибунала войск МВД Архангельской области от 10 января 1947 г. и определение военного трибунала войск МВД Ленинградского округа от 8 февраля 1947 г. в отношении Иевлевой В. Г. -ОТМЕНЕНЫ и дело производством прекращено за отсутствием состава преступления».

Многолетняя узница ГУЛАГа О. Л. Адамова-Слиозберг, получив справку о реабилитации, писала: « Арестована я была 27 апреля 1936 года. Значит, я заплатила за эту ошибочку 20 годами и 41 днем жизни…

Дома никого не было, и я могла, не сдерживаясь, плакать.

Плакать о муже, погибшем в подвале Лубянки в 37 лет, в расцвете сил и таланта; о детях, выросших сиротами с клеймом детей врагов народа, об умерших с горя родителях, о Николае, замученном в лагерях, о друзьях, не доживших до реабилитации и зарытых в мерзлой земле Колымы».