Репортаж HRO.org.
Свидетель: «Нельзя путать церковь с выставочным залом»
9 апреля 2010 года в Таганском районном суде Москвы продолжились слушания дела о выставке «Запретное искусство-2006», организованной Юрием Самодуровым и Андреем Ерофеевым в Музее и общественном центре имени Андрея Сахарова в марте 2007 года. В качестве свидетеля защиты показания дал художественный критик, кандидат культурологических наук, корреспондент отдела культуры газеты «Коммерсант» Валентин Дьяконов.Напомню, что бывший директор Сахаровского центра и бывший заведующий отделом новейших течений Третьяковской галереи обвиняются по пункту «б» части 2 статьи 282 УК РФ («возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства по признаку религиозной принадлежности и с использованием служебного положения»).
День в суде начался с заявления о «насилии над личностью». Так назвала одна из пожилых женщин (как позже выяснилось, дававшая показания на предварительном следствии) фотосъемку зала и посетителей до начала судебного заседания, которую осуществлял Андрей Ерофеев. Верующая потребовала занести свою реплику в протокол.
«Они [подсудимые] издеваются над нами специально!» — закричали ее единомышленники.
Андрей Ерофеев попытался что-то сказать, но автор заявления о «насилии» перебила его: «Я — сторона по делу! Я занесена в список! А вы занесены?»
Кто-то из группы поддержки обвинения поспешил вывести «коллегу» из неведения: «Это Андрей Ерофеев, подсудимый, надеемся, будущий заключенный! У него есть брат Виктор Ерофеев, русофоб».
Председательствующая с трудом успокоила оскорбленных граждан, и судебный процесс возобновился.
В зал пригласили Валентина Дьяконова. Свидетель рассказал, что непосредственно на выставке «Запретное искусство-2006» не был, но в связи со своей профессиональной деятельностью знаком с большинством из участвовавших в ней экспонатов. Кроме того, Валентин Дьяконов имеет представление о выставке из ее пресс-релиза, сообщений СМИ и со слов Андрея Ерофеева, с которым журналист поддерживает деловые отношения.
В ответ на уточняющий вопрос адвоката Анны Ставицкой свидетель сообщил, что целью экспозиции было «показать произведения искусства, которые были сняты с выставок». Валентин Дьяконов отметил, что запреты на работы художников налагались без каких-либо документальных оснований, судебных решений, негласно. Между тем, по мнению критика, «каждый акт цензуры должен обсуждаться обществом». Имевшее же место «превентивное снятие работ — неправильно».
По просьбе Анны Ставицкой Валентин Дьяконов подробно проанализировал каждую из «подсудных» работ, поясняя, что ими хотели сказать художники. Комментарии критика в большинстве случаев совпадали со сказанным ранее в суде самими художниками. При этом Валентин Дьяконов неоднократно подчеркивал, что ни в одном из экспонатов выставки нет ничего оскорбительного и разжигающего какую-либо рознь. Зрители, почувствовавшие себя оскорбленными, просто не поняли истинный смысл этих произведений искусства, считает специалист.
Показания Валентин Дьяконов давал под недовольный аккомпанемент зала.
«Он православный?» — спрашивали верующие. «Вы православный?» — повторила вслед за ними вопрос судья. «Я обязан отвечать? Это имеет значение? Я агностик», — ответил свидетель.
«А что это такое?» — удивилась председательствующая.
«Гнусь!» — по-своему интерпретировала слово православная публика.
В свою очередь Юрия Самодурова интересовал, в частности, вопрос об уместности обсуждения проблемы запретов в Сахаровском центре. На это свидетель ответил, что данная площадка была подходящей для такой цели. Развивая эту мысль, он высказал согласие с тезисом подсудимого о том, что «основным лозунгом правозащитников является соблюдение конституционных принципов».
Прокурор Александр Никифоров в ходе допроса свидетеля проводил аналогии и делал далеко идущие выводы. В частности, гособвинитель вспомнил работу Александра Косолапова «Реклама «Кока-Колы». В 2003 году данная картина участвовала в выставке «Осторожно, религия!» Судебный процесс по делу об этой выставке закончился обвинительным приговором в отношении Юрия Самодурова и сотрудницы Сахаровского центра Людмилы Веселовской. «Реклама «Кока-Колы», как выразился Александр Никифоров, была признана «орудием преступления».
На основании этого прокурор еще до вынесения приговора по текущему делу, видимо, причислил к «орудиям преступления» и картину «Реклама «Макдональдса» (того же автора), которая участвовала в выставке «Запретное искусство-2006». Как предположил прокурор — потому что «эти работы составляют серию», если судить «по аналогии».
Однако свидетелю ничего о серийности названных картин известно не было. А проводить такие аналогии, как прокурор, он, очевидно, не умел.
«Нельзя путать церковь с выставочным залом», — заявил он в ходе допроса.
«То есть, на улице можно разжигать ненависть?» — живо отреагировал гособвинитель.
«Я об этом ничего не говорил», — удивился свидетель.
Вера Васильева,
Hro.org
Процесс глазами подсудимого
Судья Александрова: «Снимаю этот вопрос»
9 апреля на заседании Таганского суда по делу о выставке «Запретное искусство» выступил только один свидетель защиты — Валентин Дьяконов, кандидат культурологии, обозреватель газеты «Коммерсант», пишущий о современном искусстве.
Заседание прошло, по-моему, «как всегда». На вопросы адвоката и прокурора, задавших Дьяконову вопросы (с предъявлением соответствующих фотографий) о том, как он понимает смысл работ, которые прокуратура и свидетели обвинения считают оскорбительными для верующих, и могут ли эти работы унижать и задевать человеческое достоинство православных верующих, Дьяконов дал толковый анализ каждой работы, естественно, с профессиональной точки зрения, объяснив, что их смысл отнюдь не касается критики религиозных норм, вопросов веры и т.п.. Что касается людей, которые представленные на выставке работы воспринимают как оскорбительные, то, как сказал Дьяконов, хотя показ таких работ действительно является общественной проблемой, Музей и общественный центр имени Андрея Сахарова был с профессиональной и моральной точек зрения прав, организовав выставку «Запретное искусство», поскольку выставка была посвящена важной для современной музейной практики, но публично не обсуждаемой проблеме цензуры.
Дьяконов также сказал прокурору, что признание предыдущим судом по делу о выставке «Осторожно, религия!» одной из работ Александра Косолопова «орудием преступления» не меняет его позитивного отношения к данному произведению.
Мои вопросы свидетелю защиты судья сняла. Дело в том, что я пытался и буду и в дальнейшем пытаться выяснять у свидетелей защиты, какова, по их мнению, степень правдоподобности того, чтобы я и Андрей Ерофеев, организуя выставку «Запретное искусство», преследовали те уголовно-наказуемые политические цели и планировали и осуществляли те уголовно наказуемые политические действия, которые нам вменяются обвинительным заключением и о которых прокурор ведет речь в суде.
Обвинение меня и Андрея Ерофеева в «разжигании вражды и ненависти к христианству в целом и, православному христианству в особенности» — означает с точки зрения русского языка и с точки зрения здравого смысла, что мы с Ерофеевым ставили перед собой определенную уголовно-наказуемую (по ст. 282 УК РФ) политическую цель и совершили определенные, уголовно-наказуемые политические действия. Поскольку процесс по делу о выставке «Запретное искусство» является процессом по обвинению нас в определенной политической деятельности, то именно содержание и цели этой деятельности в связи с выставкой «Запретное искусство» и должны интересовать, казалось бы, и прокуратуру и суд.
Дело в том, что когда суд рассматривает, допустим, уголовное дело об ограблении, свидетелям достаточно подтвердить сам факт ограбления и участие (неучастие) в нем обвиняемых. Но когда людей обвиняют в том, что они сознательно и намеренно добиваются осуществления уголовно наказуемой политической цели — от прокуратуры, суда, свидетелей требуется, как мне кажется, «немного больше». Я считаю, что суд обязан выяснить: насколько вообще правдоподобно обвинение нас с Андреем Ерофеевым, людей с определенными профессиональными и жизненными путями, притом работавших и продолжающих работать в достаточно публичных сферах, в том, что мы хотели и стремимся разжечь в обществе ненависть и вражду к верующим людям, и была ли выставка «Запретное искусство» проведена для достижения этой страшной (я не шучу) цели, или мы провели ту выставку ради достижения каких-то других культурных, профессиональных, политических целей. И если «да», то какие цели преследовало проведение выставки?
Я считаю, что свидетели защиты могут существенно помочь суду прояснить этот основной вопрос, если суд этого захочет.
Но суд этого пока не очень хочет.
Сужу об этом потому, что на заседании 9 апреля произошел, в частности, приблизительно следующий диалог (это не буквальная расшифровка аудиозаписи, которую я еще не сделал).
— Обвиняемый: Скажите, пожалуйста, свидетель, Вам известно, что выставка «Запретное искусство» прошла в Музее и общественном центре имени Андрея Сахарова?
— Свидетель: Да, известно.
— Обвиняемый: Скажите, пожалуйста, свидетель, знаете ли Вы, что основным лозунгом правозащитного движения, в т.ч. правозащитников, которые являются учредителями Музея, с самого начала Движения и до сегодняшнего дня является лозунг защиты и содействия соблюдению Конституции, в т.ч. таких декларируемых Конституцией принципов как свобода совести и вероисповедования, идеологического плюрализма, светского государства, запрета цензуры?
— Свидетель: Да.
— Обвиняемый: Считаете ли Вы, свидетель, хотя бы в малейшей степени правдоподобным, что Музей и общественный центр имени Андрея Сахарова мог преследовать такую уголовно-наказуемую политическую цель, и планировать и осуществлять такие уголовно-наказуемые политические действия как намеренное разжигание религиозной вражды и ненависти к верующим людям, в т.ч. к православным христианам?
— Судья: снимаю вопрос.
— Прокурор: Музей ни в чем не обвиняют, обвиняют Вас.
— Обвиняемый: Ну хорошо. Скажите, пожалуйста, свидетель, чем Вы можете объяснить, что прокуратура считает, что политическая цель выставки «Запретное искусство» заключается в разжигании религиозной ненависти и вражды к верующим, а не в защите Музеем и центром имени Сахарова и мной как его директором во время проведения выставки декларируемых Конституцией принципов свободы совести, идеологического плюрализма, светского государства, запрета на цензуру?
— Судья: снимаю вопрос.
— Свидетель: я этого не знаю. Я не юрист.
Юрий Самодуров, подсудимый,
куратор выставочных проектов
10 апреля 2010