Правозащитник Сергей Ковалёв: С моей точки зрения главный смысл нового политического мышления - это объединение мира
3 May 2010
152
Интервью изданию «Великая Эпоха» (The Epoch Times)
Вопросы задавала Ульяна Ким
2 марта 2010 года известному правозащитнику, бывшему политическому заключенному советской эпохи, неоднократному номинанту Нобелевской премии мира, лауреату премии Андрея Сахарова «За свободу мысли» и многих других международных наград Сергею Ковалеву исполнилось 80 лет.
В этот день он прочитал доклад: «Политический идеализм и реальная политика: вызов XXI века». На встрече с журналистом газеты «Великая Эпоха» Сергей Ковалев рассказал о своем видении мирового политического развития, основанного на принципе справедливости, соблюдения прав и свобод каждого отдельно взятого человека.
- Сергей Адамович, Ваш доклад представляет собой анализ существующего мира или в нем отразились Ваши мысли о будущем?
С.К.: То и другое. Я утверждаю, что так называемая «реальная политика» исчерпала себя. Эта политика – оружие в войне каждого против всех, в глобальной непрерывной войне в мире, где господствуют интересы и национальные эгоизмы, но отнюдь не универсальные ценности. Реальная политика, по-моему, своеобразно (и весьма неприглядно) отражает некоторые черты биологической, так сказать «дарвиновской», эволюции человека. Прайд, выводок, стая, стадо – любой животный коллектив (почему бы и не племя?) существовал во враждебном, грозном мире и то, что теперь называют «ксенофобией», было важнейшим приспособительным свойством, условием выживания. Надлежало остерегаться всего внешнего, незнакомого, чужого, быть готовым убежать или драться, а при случае и сожрать его. Из этого и возникли существенные особенности, до сих пор определяющие наше теперешнее общественное сознание. Здесь не место для подробностей, иначе я взялся бы убеждать, что неприкосновенная высшая ценность государственного суверенитета, либо, например, патриотизм – неизбежные печальные следствия той допотопной ксенофобии. В самом деле, разве не эта рудиментарная враждебность к «чужому» преобразует естественную (и глубоко интимную, между прочим) человеческую привязанность к чему-то привычному, понятному, знакомому с первых проблесков сознания, чему-то объединяющему с любимыми людьми, легко превращает эту привязанность в нечто публичное, обретающее общественный смысл и последствия – в громогласный патриотизм? Тот самый, который так удобно и настойчиво насаждает любая государственная власть, чтобы бесстыдно манипулировать гражданами, выстраивать себе опору среди соотечественников.
Основные черты традиционной реальной политики, описанные ещё Николо Макиавелли, в значительной мере сохранились; война – по-прежнему продолжение этой политики другими средствами. Вот почему она стала не только неэффективной, но уже и крайне опасной. Притом, её опасность много шире исключительно военных угроз.
Я думаю, этот правовой, политический, исторический – прежде всего, конечно, нравственный – мировой кризис много сложнее и страшнее финансовых, энергетических и иных глобальных неприятностей.
Направление, в котором надлежит искать решение, представляется очевидным: мировая интеграция, верховенство общемирового законодательства, основанного на универсальных ценностях, контроль гражданского общества над властью. Или иначе – внедрение нравственности в столь безнравственную сферу деятельности, как политика.
- Расскажите, пожалуйста, подробнее, в чем Вы видите будущее позитивное развитие мировой политики?
С.К.: Главный смысл нового политического мышления – ясно заявленное стремление ко всё большему объединению мира; цель объединения – всеобщее мировое Законодательство. Оно должно гарантировать действительное осуществление прав и свобод личности и, следовательно, вытекающих из этого коллективных прав и свобод. Нужно, чтобы из лицемерных заклинаний политиков эти универсальные ценности превратились в реально действующие нормы жизни.
Если есть единое законодательство, значит, необходим наднациональный властный орган. Идея «Мирового Правительства» обсуждалась довольно оживлённо, но мне она не кажется самой лучшей. Чрезмерная централизация ограничила бы свободу выбора модели управления, принадлежащую, согласно современной концепции Права, источнику власти – народу. Мне представляется, что единственной задачей предполагаемого наднационального органа должен быть эффективный и быстрый контроль за точным соблюдением Всеобщего Законодательства и, следовательно, немедленная и решительная защита законных прав любых меньшинств в любой точке земного шара. Потому этот орган кажется мне скорее подобием судебной власти, нежели правительства. Понятно, впрочем, что он должен обладать достаточно широкими исполнительными полномочиями, но исключительно в рамках своей правовой функции.
- Какие принципы заложены в новой идеологии? Принцип справедливости? Возможно ли добиться справедливости для всех? Что справедливо для одного, то несправедливо для другого?
С.К.: Нет уж, извините, справедливость всего одна. Вот она, единственная, и есть справедливость для всех. И её олицетворяет Право, как полагали уже римляне. Разумеется, фундаментальные принципы Права, а не служебные нормы писаного закона. С одной важной оговоркой – справедливость, доступная людскому суду, стремится к идеалу, но никогда не может его достигнуть, она несовершенна. Потому, что мы никогда не располагаем сведениями обо всех, буквально, обстоятельствах, влияющих на решение. Самый простой пример: в совершённом преступлении как вы оцените доли злого умысла, воспитания преступника и влияния набора его генов? Что- что, а уж их-то он точно себе не выбирал. Без этого как определить баланс вины и кары? Знать это может лишь всеведущий Бог (если Он существует и если, в самом деле, Он столь детально погружён в наши проблемы). В этом смысле Право – мостик между небом и землей, как говорил один умный человек, не помню кто.
Марксизму же для предвзятого конструирования своей собственной картины мира непременно нужны были относительность права (право это воля господствующего класса, выраженная в форме закона) и относительность нравственности (справедливо лишь то, что отвечает интересам самого прогрессивного класса данной эпохи).
Марксистская подмена объективной справедливости битвой интересов, собственно, и приводит к Вашей постановке вопроса: «..что справедливо для одного, то несправедливо для другого..». В гипотетическом споре «одного» и «другого» вполне справедливыми могут оказаться разные варианты разрешения и признание чьей-то неправоты вовсе не свидетельство того, что с ним обошлись несправедливо. Разумеется, Право обеспечивает эту доступную нам земную справедливость лишь тогда, когда правосудие, в самом деле, независимо – прежде всего, от государства, которое может выступать в суде только как одна из равноправных сторон процесса, не более того.
Тут-то и зарыта собака. О справедливости и о правосудии я не сказал ничего, кроме банальностей. Такие банальности пышно произносят все политические лидеры мира. Но независимость суда реально и полноценно существует лишь в немногих странах. А в некоторых судья вовсе не арбитр, а государственный чиновник, слегка задрапированный лживыми словами о независимости. Вот почему в России непрерывно идут политические суды (прямо сейчас – Ходорковский и Лебедев, Самодуров и Ерофеев). Что уж и говорить, например, о Китае, Северной Корее, Иране, Кубе?
- Итак, объединение мира; Вы поддерживаете глобализацию, о которой так много спорят и которая всё-таки постепенно происходит?
С.К.: Несомненно. Благодаря техническому прогрессу мы уже давно стали единым человечеством. Потому глобализация и постепенно более тесная интеграция мира не только остро необходимы, они неизбежны. Важно понять это и постараться не опоздать. Перед человечеством трагические, я бы сказал смертельные, вызовы. Самоубийственно отказываться от совместных, глобальных усилий по их преодолению.
Эти вызовы трудно обозримы. Это не только угроза уничтожения Земли в новой мировой войне. Исчерпание невозобновимых ресурсов; тяжелейшие экологические проблемы – следствие неизбежно растущего производства; всё чаще предсказывают возможность планетарных катастроф, перед которыми бледнеют самые разрушительные землетрясения и цунами; наконец, труднейшие социальные проблемы, обостряющиеся по мере роста народонаселения.
Ни одна из этих проблем принципиально не может быть разрешена в раздробленном мире. Военная безопасность, которая провозглашена главной целью мирового сообщества, уже больше полувека зиждется исключительно на паритете вооружений, более чем достаточных для уничтожения жизни. Но она не просто совершенно ненадёжна. Мир, сохраняемый страхом вселенской катастрофы, нестоек и опасен политически, ибо даёт весомые преимущества странам-изгоям, странам-шантажистам, а теперь уже даже и международному терроризму. (Кстати сказать, этот терроризм – возмужавшее дитя «реальной политики», к развитию которого прямо причастны большие и малые страны. СССР в числе лидеров этого позорного списка, да и США, кажется, не безгрешны.) Ядерный клуб государств растёт на глазах, вопреки тщетным попыткам пресечь распространение этого оружия. Безопасность раздираемого локальными конфликтами международного сообщества всё более и более иллюзорна. Продолжать удерживать мир страхом катастрофы неизбежно значит:
а) никогда не вырваться из заколдованного круга беспрерывных военных усовершенствований;
б) тратить на них гигантские интеллектуальные и иные усилия и ресурсы;
в) отнимать эти силы и ресурсы у других неотложных и грозных проблем;
г) заискивать перед тоталитарными и иными репрессивными режимами, расплачиваясь за безопасность чужими жизнями и свободой;
д) смириться, таким образом, с превращением торжественных деклараций об «универсальной ценности» Права и Свободы в пустые слова, инструмент лицемерной традиционной политики;
е) препятствовать интеграционным мировым тенденциям;
ж) и всё равно не добиться устойчивого гарантированного мира.
Между тем, только глобальное объединение способно сделать принципиально возможным всеобщее и полное разоружение – действительную гарантию мира.
Понятно, что при этом в интегрированном мире основная часть государственного суверенитета будет делегирована наднациональным уровням. Разумеется, с опаской, разумеется, не сразу. Даже свободно фантазируя на эту тему, как я сейчас делаю, нельзя не предвидеть огромных трудностей, гигантского сопротивления на пути объединения. Понятно, что это мирное объединение. Понятно, что в идеале оно стремится когда-то охватить весь земной шар. Значит, первоначальная ассоциация государств, решившихся строить новую мировую политическую парадигму, должна собственным примером убедить соседей в преимуществах этой парадигмы – между прочим, вовсе не разрешающей мировых проблем, а только создающей необходимые условия для работы над ними. Длительность пути и препятствия на нём побуждают прагматично махнуть рукой на самую идею объединения, если бы не смертельная опасность нарастающих глобальных вызовов.
Прискорбно, что нынешняя робкая глобализация имеет в виду лишь экономические отношения, нет слов, очень важные, но, по-моему, отнюдь не центральные. Думаю, главными должны были бы быть нравственные, правовые, политические цели. Тогда, наверное, и антиглобалистов было бы меньше.
Впрочем, Евросоюз, при всех своих слабостях самое обнадёживающее межгосударственное объединение, начинался же с картелей угля и стали.
Ещё замечание о глобализации. Заметная часть антиглобалистов опасаются стандартизации, упадка национальных культур. В действительности дело с национальной самобытностью обстоит прямо наоборот. Как раз в нынешнем мире малые этносы испытывают заметное давление со стороны более мощных соседей. Идейные же основы Всемирного Законодательства – права и свободы личности – гарантируют защиту и поддержку любой законной независимой активности, ясно, и особенностей национальной культуры, если есть желание и способность их развивать.
- Верите ли Вы, что это единственный путь к миру без войны?
С.К.: Без мировой войны и без вооружённых локальных конфликтов. Да, я так думаю – единственный надёжно гарантированный путь.
- Возможно ли, чтобы человечество отказалось от войн?
С.К.: Я надеюсь, что 21 век будет веком серьезного продвижения в этом направлении. Одного века не хватит, но все-таки кардинальные вещи должны быть сделаны именно сейчас, потому что опасности очень велики и нарастают. История не отвела нам много времени.
- А много людей, которые придерживаются таких же взглядов, как Вы?
С.К.: Не знаю, думаю, что мало. Есть очень интересная книга гарвардских профессоров Кларка и Сона (1957г.) – как строить будущую политическую модель. Авторы предлагают вполне здравые изменения структуры и устава ООН. Но мне кажется, что эти идеи полезны, однако явно недостаточны. По-моему, ООН вряд ли кардинально реформируема. Там представительствуют правительства, то есть профессиональные реальные политики традиционного толка – других просто нет. А профессиональные политики хочешь, не хочешь, думают, прежде всего, о будущих выборах. Быть может, ООН полезна, как клуб правительств, но нам-то нужно нечто более высокое – Союз Народов. Предложенная А.Д.Сахаровым в 1972г. в качестве первого шага идея создания Комитета действующих в личном качестве интеллектуальных и нравственных международных авторитетов, представляется мне интереснее и продуктивнее. Нужно придумывать модель, в которой общество, как это и надлежит, было бы выше правительственных чиновников.
***
Ковалев Сергей Адамович, 1930 года рождения. Пользуется авторитетом у значительной части демократически настроенной российской интеллигенции.
Является председателем Общественной Комиссии по сохранению наследия Андрея Сахарова, председателем Российского общества "Мемориал" и Президентом Института прав человека, одним из руководителей правозащитной фракции партии "Яблоко".
В прошлом - депутат Государственной Думы РФ и депутат Съезда народных депутатов России созывов 1990 – 2003гг, в 1990 – 1993гг председатель Комитета по правам человека Верховного Совета России. В 1993-1996 годах - председатель Комиссии по правам человека при президенте России. Первый Уполномоченный по правам человека в РФ (1994 – 1995гг).
Опубликовано 16 апреля 2010
в издании «Великая Эпоха» (The Epoch Times)