Не стало художника Оскара Рабина. Это имя навсегда останется связанным с художественным явлением, которое тогдашние «искусствоведы в штатском», взяв на карандаш, именовали для своего удобства «Лианозовской группой», а современные искусствоведы и литературоведы называют «Лианозовской школой».
Художники и поэты поставангарда были там на равных. Центром притяжения для них была скромная комната в бараке поселка Севводстрой близ станции Лианозово, которую занимала семья Оскара Рабина. Тогда это было ближнее Подмосковье. Тот самый барак и его родные братья, многократно запечатленные на полотнах Рабина, стали мощнейшим художественным символом не только нищенского, грязного, пьяного, беспросветного быта, экзистенциального тупика гордой советской системы, но и светлого и милосердного духа, вольно как теплый ветер веющего над слякотью и безнадегой.
Советская критика обвиняла Оскара Рабина в очернительстве, газетный борзописец усмотрел в них «признак его духовной убогости»; история, как это ей свойственно, давно уже расставила все по своим местам.
Корни лианозовского феномена уходят далеко в темные глубины советской истории. Те самые бараки, в которые во второй половине 50-х заселили работников Севводстроя, включая семью десятника разгрузки железнодорожных вагонов Оскара Рабина, до них занимали заключенные. Там располагался женский ОЛП-3 Марковского ИТЛ. Руками этих женщин и руками немецких военнопленных с конца 40-х годов строилась Северная водопроводная станция и прилегающий благоустроенный поселок. По мере завершения строительства раб-сила становилась ненужной, колючая проволока была снята, и опустевшие бараки превратились в жилье для вольных. Все – жильцы, художники, поэты – знали об этом.
Сейчас, глядя издалека, нам легко увидеть в этом метафору исторического пути страны. Странный, упрямый живописец видел это уже тогда.
Оскар Рабин переехал из Лианозова в 1965 году, и знаменитая
«Бульдозерная выставка» 1974 года состоялась в Беляево – новом,
перспективном районе Москвы, чистом, не замаранном следами ГУЛАГа. И в этом тоже легко увидеть метафору.
В современной Москве уже не найти следов того Лианозова. И тот исторический пустырь в Беляево тоже давно застроен. Но недаром последний раздел нашей экспозиции, ее открытый финал посвящен именно искусству, музыке и литературе советского нонконформизма. Там скромная репродукция «Натюрморта с газетой «Правда» Рабина и цитата из воспоминаний его товарища Александра Глезера о «Бульдозерной выставке» соседствуют с полупрозрачными пластинками «музыки на ребрах» и экземпляром дерзкого в своей монументальности альманаха «Метрополь».
Свободное искусство в несвободном обществе светит как свет во тьме. И тьма не объяла его.
