"Сначала я хотел написать цикл картин. А потом я подумал... И написал только одну. Эту"
Художник подарил музею картину. Но сначала, прежде чем написать ее, он долго ходил в музейную библиотеку и просиживал часы над книгами. Тема, которой посвящен музей, зацепила его и держала, требовала насыщения ума фактами, а воображения — эмоциями и переживаниями.
Художника зовут Сергей Муратов. Музей и библиотека принадлежат московскому Сахаровскому центру, название картины — "Двое ведут одного".
"Сначала я хотел написать цикл картин, — рассказывал художник. — Потому что из века в век в русской истории повторялось одно и то же — насилие, казни... А потом я подумал... И написал только одну. Эту".
Легко представить тот нереализованный цикл. Двое опричников тащат на плаху боярина, не угодившего государю. Двое петровских гвардейцев скручивают непокорного старовера. Два солдата по бокам клетки Емельяна Пугачева. Два палача прилаживают на виселицу петлю для народовольца... И так до самых наших дней — сила власти и гибель тех, кто посмел пойти ей наперекор. Костюмы, прически, оружие меняются; мизансцена стабильна.
Легко, понятно, предсказуемо.
Скучно, примитивно.
Но искусство не ходит понятными и предсказуемыми путями.
И вот из чтения, из раздумий художника, из отлежавшегося в глубине души зерна замысла родилось нечто, совершенно не похожее на первоначальную идею. Не иллюстрация к прочитанному, но эмблема.
...Ночь, зима, чистое поле, вдалеке чернеет лесок — простой, непритязательный пейзаж. Неживописный. Никакой. Простой как голая сценическая коробка. У этого места нет опознавательных знаков, это могло совершаться везде, но совершилось все-таки в России. Мы узнаем красноармейскую форму. Двое ведут одного. Двое в буденовках, длинных шинелях, добротных валенках, на плечах винтовки. Куда уж исторически конкретнее...
Куда двое ведут одного? Куда можно идти вот так втроем ночью, зимой, по чистому полю? Что там — в конце этой прогулки? Откуда берется чувство, что мы знаем, что прогулка последняя, что в конце ее будет конец жизни? Двое ведут одного убивать. Это видно по тому, как невольно замедляет шаг обреченный, как приотстал он от переднего конвоира, едва не натыкаясь на заднего.
Конвоиры-близнецы шагают мерно и равнодушно. Но тот, кто между ними — кто это? Черная одежда проста как скафандр. Ручки, ножки, огуречик — получился человечек... Руки за спиной, на голове шапка... Или платок. Или шлем? Мужчина, женщина, подросток? Сколько ему лет, кто он по национальности, по профессии? Между двух вооруженных красноармейцев шагает существо, лишенное всех, абсолютно всех социальных, половых, исторических характеристик.
Двое ведут убивать Человека.
Но в Человеке нет страха, он не думает о смерти. Он видит Звезду. Вот он поднял голову и глядит прямо на нее — единственную в темном ночном небе, яркую, сияющую. Звезда освещает его лицо, заставляет всех троих отбрасывать на снег косые тени. Звезда светит, но ее видит только один из троих — хрупкое существо в черном. Конвоиры глядят перед собой, им незачем смотреть на небо. У них есть шинель, винтовка, буденовка и валенки, а Звезды нет. Не та у них профессия. Их работа — водить в последний путь тех, кто видит Звезду, их судьба — никогда Звезду не увидеть.