Если присмотреться к представленным [в послании президента] «изделиям», то минимум в одном из них явно прослеживаются заветы великого гуманиста XX века — академика Андрея Дмитриевича Сахарова. …Сахаровская идея была в том, чтобы серия супермощных взрывов вдоль побережья [Америки] могла спровоцировать гигантскую волну-убийцу. Тот секретный советский проект назывался Т-15.
«Заветы» академика Сахарова испугали современную Америку [1]
Великодержавные патриоты прежних времен ехидно напоминали, что хваленый гуманист Сахаров, по его собственному выражению, изобретал «людоедское» оружие. Ныне ему приписывают заветы, якобы пугающие Америку, а «людоедский» эпитет припрятывают, обрывая цитату из его «Воспоминаний». Вот цитата полностью: «После испытания „большого“ изделия [„Царь-бомба“, 1961] меня беспокоило, что для него не существует хорошего носителя (бомбардировщики не в счет, их легко сбить) — т. е. в военном смысле мы работали впустую. Я решил, что таким носителем может явиться большая торпеда, запускаемая с подводной лодки. Я фантазировал, что можно разработать для такой торпеды прямоточный водо-паровой атомный реактивный двигатель. Целью атаки с расстояния несколько сот километров должны стать порты противника. Война на море проиграна, если уничтожены порты — в этом нас заверяют моряки. Корпус такой торпеды может быть сделан очень прочным, ей не будут страшны мины и сети заграждения. Конечно, разрушение портов — как надводным взрывом «выскочившей» из воды торпеды со 100-мегатонным зарядом, так и подводным взрывом — неизбежно сопряжено с очень большими человеческими жертвами.
П. Ф. Фомин (moo-ts.ru)
Одним из первых, с кем я обсуждал этот проект, был контр-адмирал П. Ф. Фомин (в прошлом — боевой командир, кажется Герой Советского Союза). Он был шокирован „людоедским“ характером проекта и заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооруженным противником в открытом бою и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве.
Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта. Я пишу сейчас обо всем этом без опасений, что кто-нибудь ухватится за эти идеи — они слишком фантастичны, явно требуют непомерных расходов и использования большого научно-технического потенциала для своей реализации и не соответствуют современным гибким военным доктринам, в общем — малоинтересны. В особенности важно, что при современном уровне техники такую торпеду легко обнаружить и уничтожить в пути».
Второй абзац, конечно, великодержавникам не нужен, поскольку обезвреживает первый, мешает охмурять ядерный электорат и готовить термоядерный.
Если же читать полный рассказ Сахарова внимательно, встают интригующие вопросы. Кто этот благородный адмирал, с которым Сахаров имел право обсуждать совсекретные идеи? Означают ли кавычки у слова «людоедский», что его произнес адмирал, или так Сахаров выразил свое впечатление от разговора двадцать лет спустя? Чего именно он «устыдился»? Разве «обычная» термоядерная бомба, в изобретении которой он сыграл решающую роль, -менее людоедское оружие? Типичная мощность термоядерной бомбы — 5 Мт — в триста раз превышала ту, что взорвалась в Хиросиме. Неужели уничтожить город воздушным ядерным взрывом гуманнее, чем подводным?
В поисках ответов на эти вопросы вспомним предупреждение Сахарова в его «Воспоминаниях»:
«О периоде моей жизни и работы в 1948–1968 гг. я пишу с некоторыми умолчаниями, вызванными требованиями сохранения секретности. Я считаю себя пожизненно связанным обязательством сохранения государственной и военной тайны, добровольно принятым мною в 1948 году, как бы ни изменилась моя судьба».
Военно-исторические факты
В 1994 году, через пять лет после смерти Сахарова и спустя три года после краха советской власти, «Военно-исторический журнал» опубликовал статью «Как создавалось морское ядерное оружие». Автор — вице-адмирал Е. А. Шитиков, бывший начальник Управления ядерных вооружений Военно-морского флота — опирался на свой тридцатилетний опыт и рассекреченные документы. Затем вышла книга «История ядерного оружия флота (Очерки о создании полигона и испытаниях на Новой Земле)» [2].
Эти военно-исторические труды раскрыли детали, о которых «отец советской водородной бомбы» не имел права писать, а о некоторых мог и не знать.
1. Идея гигантской ядерной торпеды для атаки береговых объектов возникла задолго до Царь-бомбы 1961 года и даже до испытания первой термоядерной бомбы, и вовсе не у Сахарова. Еще в сентябре 1952 года Сталин подписал постановление о создании атомной подводной лодки, для вооружения которой разрабатывали два типа ядерной торпеды: длиной 24 м и весом 40 т, с кодовым названием Т-15, и в 20 раз меньшая — Т-5 традиционного калибра.
В. И. Алфёров (www.warheroes.ru)
Инициатором гигантской Т-15 был капитан 1-го ранга В. И. Алфёров, работавший, несмотря на свое военно-морское звание, в системе Минсредмаша, в ядерном центре в Сарове (КБ-11, или Объект), а под конец карьеры ставший заместителем министра.
В Военно-морском флоте, как пишет Шитиков, отношение к Алфёрову было «крайне негативным» после его доноса, приведшего к суду над группой адмиралов во главе с Н. Г. Кузнецовым (реабилитированных после смерти Сталина). Крайне негативным было и отношение моряков к гигантской торпеде, но по причинам чисто военно-морским: подводная лодка, взявшая на борт этого гиганта, никаких других торпед взять уже не могла. И, несмотря на влиятельность Алфёрова, в 1955 году работу над Т-15 прекратили.
2. Возрождение идеи суперторпеды подсказали из-за океана, где американские бомбоделы ломали головы в поисках военного смысла в сверхмощном советском взрыве 1961 года. И не находили такого объекта, для уничтожения которого требовалась бы мощность 50 мегатонн. Допустить же, что это была лишь демонстрация, рассчитанная на пропагандистский эффект, деловым американцам было трудно. И вот командир американской подводной лодки, наблюдавший за объявленным заранее советским испытанием супербомбы (на северном полигоне, на Новой Земле), в рассказе журналистам предположил, что такой заряд можно использовать в морских вооружениях, где к обычным поражающим факторам могла бы добавиться и гигантская волна типа цунами. Вырезку из журнала доставили Хрущёву, и тот поручил «министрам среднего машиностроения и обороны с привлечением [академика] М. А. Лаврентьева проработать этот вопрос».
Адмирал Фомин, о беседе с которым рассказал А. Д. Сахаров, руководил ядерным вооружением флота и испытаниями всех типов ядерного оружия — бомб, ракет, торпед. Под его руководством прорабатывалось также американское «рацпредложение», и результат оказался отрицательным.
Как же понять рассказ Сахарова?
А. Д. Сахаров (www.sakharov-center.ru)
Судя по всем свидетельствам, адмирал Фомин был не менее здравым человеком, чем физик Сахаров. Поэтому не могли они обсуждать, что гуманнее: уничтожить город воздушным ядерным взрывом или подводным. Вопрос стоял совсем иной: произойдет ли ядерное самоубийство человечества или нет? Изобретение термоядерного оружия убедило руководителей великих держав, что ядерное оружие нужно не для применения, а для устрашения.
Древняя связь войны и мира не изменилась: хочешь мира, устрашай потенциального агрессора. В мире, разделенном колючей проволокой по границам соцлагеря, с обеих сторон не было сомнений, кто он — потенциальный агрессор. Для одной стороны — те, кто противятся наступлению светлого коммунистического будущего, для другой — те, кто хочет весь мир затащить за колючую проволоку своего соцлагеря.
Такое взаимное устрашение получило название доктрины взаимного гарантированного уничтожения, или, «с другой стороны», mutual assured destruction (MAD). Серьезным делом обеспечивать эту сумасшедшую, но гарантию занимались и Фомин, и Сахаров. Оба работали в военно-промышленном комплексе.
Выражение military-industrial complex ввел в английский язык президент Эйзенхауэр в своей прощальной речи 1961 года. Пятизвездный генерал, командовавший англо-американскими силами во время войны, а затем силами НАТО, предостерег:
«Наше правительство должно предотвращать неправомерное влияние военно-промышленного комплекса, приобретенное намеренно или ненамеренно. Возможность губительного роста такого влияния существует сейчас и останется в будущем. Мы должны не позволить этому комплексу угрожать нашим свободам и демократическим процессам. Не следует считать что-либо гарантированным. Лишь бдительное и осведомленное гражданское общество может добиться разумного сочетания мощной промышленности и военной машины с нашими мирными методами и целями, чтобы безопасность и свобода процветали совместно» [3].
В советском языке выражение «Военно-промышленная комиссия» появилось еще в 1938 году, а одноименный комплекс фактически определял жизнь СССР. Те, кто работал внутри этого комплекса, руководствовались сознанием государственной необходимости, щедро вознаграждаемой и связанной с увлекательными научно-техническими задачами. У разных людей три этих фактора складывались в разных пропорциях.
Фомин был поколением старше Сахарова, в ВПК решал задачи лишь административные и вряд ли очень уж увлекательные. А Сахаров, помимо руководства своим отделом, оставался физиком-изобретателем. У него было редкое сочетание талантов физика-теоретика и инженера-изобретателя. Вообще говоря, такие две способности противоречат одна другой, но в творческой лаборатории Сахарова они успешно «сотрудничали» в решении задач, которые ставила перед ним жизнь. Одну из таких задач поставил вопрос о сверхторпеде, спущенный на проработку с самого верха. Проработка включала в себя и вопрос, какой двигатель может перемещать сверхтяжелую торпеду. Увлекательный научно-технический вопрос. И «бомбодел № 1» нафантазировал ответ — «прямоточный водопаровой атомный реактивный двигатель». Эту научно-техническую идею он, видимо, и решил обсудить с адмиралом Фоминым — начальником Управления ВМФ по ядерному оружию, руководившим всеми ядерными испытаниями в 1954–1966 годах.
Учитывая рассекреченные военно-исторические обстоятельства, можно представить себе, что адмирал первым делом спросил академика, почему тот думает, что для сдерживания потенциального агрессора недостаточно уже имеющихся видов людоедского оружия — ядерных бомб и ракет. Оба знали, что ядерный дамоклов меч уже висит над руководителями великих держав, и те знают, что в случае ядерной войны им со всеми их близкими не отсидеться в глубоком тылу или в глубоком бункере, а страна их станет необитаемой. Что изменится, если к дамоклову супермечу прицепить еще суперторпеду? Для чего на это надо тратить народные средства? Вполне возможно, что адмирал вспомнил былые времена, когда военные моряки готовы были в открытом бою защищать родную землю, родителей, жен и детей. Но военные сознательно выбирают смертельно опасную профессию, а дети-то не выбирают!.. Ядерное оружие удерживает пока от новой мировой войны, но видеть в мирном населении заложников очень тоскливо.
Сахаров вполне мог устыдиться, осознав, что поддался инерции военно-промышленного комплекса, в котором изобретательные люди — «по долгу службы» — придумывают всё новые и новые виды оружия массового уничтожения. А когда оружие придумано, начальству уже трудно сказать: «Хватит». А вдруг потенциальный противник уже придумал и сделал это оружие?! В этом суть «ненамеренно приобретаемого» влияния ВПК, о котором сказал Эйзенхауэр.
Отец советской водородной бомбы знал, какой тяжелой ношей для страны был военно-промышленный комплекс. Когда для Царь-бомбы понадобился нейлоновый Царь-парашют, в СССР приостановили производство нейлоновых чулок. «Страна ничего не жалела для …» — гласила шаблонная советская формула. Или правители не жалели страну? Сахаров жалел. Экономическое отставание СССР от США тогда было чем объяснить — разрушительной войной с фашизмом. Принимая необходимость ядерного сдерживания для предотвращения войны,
Сахаров гордился тем, что придумал для страны дешевый «щитомеч».
Один из ветеранов-бомбоделов, работавший под его началом, рассказал как-то мне не без досады о своей придумке, как усовершенствовать некое ядерное «изделие». Он пришел со своим рацпредложением к начальнику. Тот взял докладную записку, но… «положил под сукно», быть может, вспомнив и урок адмирала Фомина. Ветеран, с которым я беседовал, был честным, добросовестным специалистом. Он очень высоко оценивал научно-технический уровень Сахарова, но совершенно не понимал его гуманитарно-политических мыслей и действий и даже не хотел вдуматься в них. Это было вне его интересов.
Можно предполагать, что адмирал Фомин помог физику-теоретику Сахарову вдуматься в роль ВПК в мировой политике и в его собственную ответственную роль.
Зачем Сахаров рассказал о Царь-торпеде?
Зачем «дал компромат» на себя? Ведь если бы не его собственный рассказ, никто бы не знал о «людоедском» эпизоде.
Свои воспоминания он писал по инициативе жены в горьковской ссылке, считая вполне вероятным, что им предстоит там закончить свою жизнь. Обдумыванием этой жизни — по всей строгости своей совести — он и занимался на бумаге. Тогда его представление о родной стране и мире давно уже изменилось, но он разглядывал свою эволюцию, не давая себе поблажки и порой преувеличивая свои недодумки в прошлом.
Вряд ли бы кто поверил, если бы Сахаров сам не написал, что в 1953 году под впечатлением от смерти Сталина и государственного траура его, как он выразился, «занесло»:
«В письме [жене] я писал: „Я под впечатлением смерти великого человека. Думаю о его человечности“. За последнее слово не ручаюсь, но было что-то в этом роде».
Однако тогдашний его сотрудник В. И. Ритус запомнил иное: «Когда умер Сталин, все были в каком-то оцепенении, думали, что-то должно случиться. А Андрей Дмитриевич сказал: „Да ничего не случится, общество — сложная система, и все маховики будут вращаться по-прежнему“»1.
Когда Сахаров писал свои воспоминания, он уже давным-давно видел Сталина на одной скамье с Гитлером, а себе начала 1950-х годов поставил безжалостный диагноз: «Создавал иллюзорный мир себе в оправдание». Из его текста, однако, ясно, что упомянутое им письмо жене он не держал перед глазами, так что закавыченная им фраза — не цитата в полном смысле.
«К счастью, будущее непредсказуемо, а также — в силу квантовых эффектов — и не определено» — так Андрей Сахаров, в письме из горьковской ссылки 10 мая 1982 года, утешил близкого ему физика-правозащитника Бориса Альтшулера. В то время Сахаров писал свои воспоминания
Столь же условна его фраза в рассказе о «людоедской» торпеде: «Я решил, что таким носителем может явиться большая торпеда…» Слова эти создают впечатление, что именно он был инициатором самой «людоедской» торпеды, но таким образом он не раскрыл секреты: что в СССР оружие такого рода разрабатывалось с начала 1950-х годов, что в феврале 1956 года по указанию министра Средмаша Сахаров с коллегами дали оценку «параметров изделий мощностью в 150 мегатонн и один миллиард тонн ТНТ» (вес 150-мегатонного «изделия» оценивался в 100 тонн), что «проработка» суперторпеды возобновилась по указанию главы государства [4]. Что себе думали, давая эти указания, высокие советские руководители с очень невысоким уровнем образования, истории не известно.
Потенциальная агрессия, устрашение, политические иллюзии и оружейные фантазии были реалиями того мира, в котором жили эти руководители и высокообразованные физики, работавшие в ВПК. Этот, во многом иллюзорный, мир рождал, как написал Сахаров, «ощущение исключительной, решающей важности работы для сохранения мирового равновесия в рамках концепции взаимного устрашения (потом стали говорить о концепции гарантированного взаимного уничтожения)».
В иллюзорном мире жил и Хрущёв. Судя по его воспоминаниям, он толком не понимал возражений А. Д. Сахарова против его решения возобновить испытания в 1961 году, но понимал, какого рода силы двигали физиком, который перечил ему. И поэтому испытывал к нему что-то вроде благоговения, даже назвал его «нравственным кристаллом среди ученых»2. А когда после испытаний Царь-бомбы 1961 года Хрущёву дали на утверждение наградной список и он не увидел там имени Сахарова — потому что тот де был против испытаний, — генсек возмутился. И Сахаров получил свою третью звезду Героя Соцтруда3.
В своих воспоминаниях Андрей Сахаров вглядывался в эволюцию своей картины мира и обличал то, что ему в себе не нравилось:
«Мне потребовались годы, чтобы понять и почувствовать, как много в [советских] понятиях подмены, спекуляции, обмана, несоответствия реальности. Сначала я считал, несмотря ни на что, вопреки тому, что видел в жизни, что советское государство — это прорыв в будущее, некий (хотя еще несовершенный) прообраз для всех стран (так сильно действует массовая идеология). Потом я уже рассматривал наше государство на равных с остальными: все правительства и режимы в первом приближении плохи, все народы угнетены, всем угрожают общие опасности».
И наконец, пришел к выводу: «Нельзя говорить о симметрии между раковой и нормальной клеткой. А наше государство подобно именно раковой клетке — с его мессианством и экспансионизмом, тоталитарным подавлением инакомыслия, авторитарным строем власти, при котором полностью отсутствует контроль общественности над принятием важнейших решений в области внутренней и внешней политики».
Советские властители своими действиями, конечно, способствовали эволюции его взглядов. Но главными помощниками были несговорчивая совесть и сила мышления.
Таких помощников нет у нынешних служителей Военно-информационного комплекса (ВИК), которые пытаются приспособить для своего агитпропа всё, что попадет под руку, включая загадочный эпизод из сов. секретной жизни великого гуманиста XX века. Служащим ВИК, впрочем, некогда разбираться в загадках истории, им надо побыстрее обслужить ВПК, и неизвестно, какая из этих двух служб вознаграждается щедрее. В наше время, забывшее иллюзии коммунизма, трудно предположить, что внутри ВПК и ВИК есть и люди, подобные адмиралу Фомину и физику Сахарову. Но если есть, то они в изложенной истории могли бы найти наглядные пособия для уроков, важных и сегодня.
Геннадий Горелик
1. www.vesti.ru/doc.html?id=2992713
2. elib.biblioatom.ru/text/yadernye-ispytaniya_kn1_t1_2006/go,7/
3. www.americanrhetoric.com/speeches/dwightdeisenhowerfarewell.html
4. elib.biblioatom.ru/text/atomny-proekt-sssr_t3_kn2_2009/go,441/
1 Ритус В. И. Беседа 7 июля 1992 года.
2 Хрущев Н. С. Воспоминания. Избранные отрывки / Сост. В. Чалидзе. — New York: Chalidze Publications, 1982, с. 236.
3 Хрущев С. Н. Пенсионер союзного значения. — М.: Новости, 1991, с. 341–342. Сахаров стал пятым физиком — трижды героем после Курчатова, Харитона, Щёлкина (1949, 1951, 1954) и Зельдовича (1949, 1954, 1956).
10.04.2018
Оригинал статьи на сайте газеты "Троицкий вариант".