К 90-летию со дня рождения Елены Георгиевны Боннэр
В минувшую пятницу исполнилось 90 лет со дня рождения Елены Георгиевны Боннэр. К этому дню Сахаровский центр приурочил открытие на своем сайте посвященного ей раздела, где опубликованы фотографии Елены Георгиевны разных лет, а также избранная публицистика: интервью, статьи, обращения, записки и комментарии.
Наследие Е.Г. Боннэр огромно и насчитывает сотни текстов. Пока доступна лишь небольшая его часть; в дальнейшем мы будем пополнять этот архив, чтобы дать всем интересующимся по возможности полное и широкое представление о жизни, судьбе, деятельности, взглядах и мнениях Елены Георгиевны.
Но даже из фрагментарного чтения формируется удивительно яркий и живой образ Елены Георгиевны — женщины, умной, литературно одаренной, смелой, а зачастую и резкой в суждениях, всегда говорившей, что думает и чувствует, даже когда взгляды ее и отношение к тем или иным людям с течением времени менялись, удивительно нежной и лиричной к памяти об академике Сахарове, способной и на великую любовь, и на звенящий гнев, и на самоиронию.
Подборка цитат из работ Е.Г. Боннэр за 20 лет, которую мы предлагаем вашему вниманию, слишком невелика, чтобы хоть как-то отразить активнейшую общественную деятельность этой выдающейся женщины. Поэтому мы постарались включить сюда фрагменты разных жанров, стилей и эмоциональных "тональностей", которые, надеемся, составляют штрихи, пусть самые общие, к человеческому, личному портрету Елены Георгиевны.
"Играем Гоголя", "Русская мысль", 28 сентября 1990
Хотелось рассказать, что видела и слышала в этот раз за границей. Про Прагу, где люди впервые с 1968 года надели разноцветные одежды, а то двадцать один год 21 августа был у них днем траура. Слезы на глазах жителей города, когда они принимали тех, кто вышел тогда на Красную площадь с плакатом "За вашу и нашу свободу". Мой сегодняшний стыд за то, что президентский указ, возвративший некоторым нашим согражданам гражданство, этих людей необъяснимо обошел. И единственный в городе танк, опрокинутый в знак того, что наши танки больше никогда не войдут в этот город.
После теплой Праги был прохладный Осло, где на конференции "Анатомия ненависти" собрался интеллектуальный цвет Запада и целых четыре президента: Миттеран, Картер, Гавел, Ландсбергис. Говорили о зле апартеида, о проблеме буддисты-мусульмане, палестинцы-евреи, об отрыжке антисемитизма. Про СССР никто ни разу даже не вспомнил. Ни об армянах, ни об азербайджанцах, ни о нищей Средней Азии, ни о пролитой крови, ни о наших беженцах. Так что мне пришлось прорываться к микрофону почти как Андрею Дмитриевичу на заседаниях Съезда, которые идут под председательством М.С.Горбачева. А под конец даже обидеть президента Франции после его речи, в которой он описал прекрасную картину будущей объединенной процветающей Европы, забыв упомянуть французские газы и советские танки и оружие, с помощью которых наш друг и сегодняшний "герой" Саддам Хусейн осуществил чудовищный геноцид иракских курдов. Что Хусейн — друг, это я не оговорилась, ведь договор о дружбе между Ираком и СССР не расторгнут!
"Четыре даты", "Литературная газета", 12 декабря 1990
В 1983-м или начале 1984 года я привезла в Горький пластинку — Пастернак читает свои стихи. Андрей без конца ее слушал, особенно "Август". Однажды я услышала, как он (я что-то делаю в одной комнате, он — в другой) читает: "Я вспомнил, по какому поводу слегка увлажнена подушка. Мне снилось, что ко мне на проводы..." Горьковский пронзительный ветер, завывающий за темным стеклом окна. Голос Андрея за стеной. И острое чувство страха за него. Страха потери... "Отчего, почему на глазах слезинки..." — спросил-сказал Андрей за вечерним чаем. Ответила, что от счастья. Такое же было в ясный майский день — 25-е. Весна 1978 года — время, когда я уговаривала Андрея начать "Воспоминания". Мы шли на день рождения к моей тете. Из большинства нашей родни она ни в какие годы — ни в тридцать седьмые, ни в Андреевы — не прерывала дружбы с нами, и Андрей пользовался ее особой симпатией. Мы поднимались по лестнице. Андрей шел впереди. В какой-то момент свет, падающий из окна и через лестничный пролет, отделил его от меня. Он стал уходить за свет. Туда... Высокий. Еще совсем не сутулый. В зеленоватом костюме... Теперь я вижу это во сне...
"Родина — это свобода", "Русская мысль", 25 января 1991
Имею особые приметы. Ст. 190-1 — "заведомо ложные клеветнические измышления на советский государственный и общественный строй". Статью отменили, судимость осталась. Может, правильно. Дважды нарушала закон — давала взятки. Когда умер брат и мама сказала: "Крематорий не вынесу"; и второй раз — за памятник мужу. Теперь в той земле, которая за взятку, лежит Андрей Дмитриевич Сахаров, рядом с моим братом и моей мамой. Место выбирала не я, а он, чтобы и ему и мне, и даже подавал с конца 1987 года заявления то в Академию, то в Моссовет, а за две недели до смерти — в Совмин. Наивно так полагал, что ему не откажут. Однажды даже полушутя сказал: "За особые заслуги перед родиной". Хотя слово это не любил, особенно если с большой буквы. И часто повторял: "Родина — это свобода". А ему все отказывали, пока не умер. И стоит на кладбищенской дорожке указатель: "К могиле А.Д. Сахарова". Мне почти не удается побыть на кладбище одной. Все ходят и ходят люди, несут цветы.
Обращение 19 августа 1991
Судьбы всех революций и контрреволюций решаются в столице. Сегодня в Москве решается судьба будущего России, будущего Союза, будущего всех народов страны. Ровно 50 лет назад Москва формировала ополчение. Сегодня московское ополчение призвано доказать, достойны ли мы звания жителей столицы и государства, или мы просто толпа, которая заинтересована только в колбасе.
Когда умер Андрей Дмитриевич Сахаров, полмиллиона москвичей вышли на улицу. Если сегодня мы повторим это — мы победим. Мы обязаны защитить российский парламент. Президента России и Президента Союза. Наше общенародное дело потом решать, чем они плохи или хороши. Но решать это должен народ, а не самозванный комитет.
Матери и отцы сегодняшних и будущих солдат, представьте себе, сколько новых Афганистанов ждет ваших сыновей, если мы не победим.
Мальчишки-солдаты! Ваше будущее и будущее вашего народа зависит от вас.
Не стреляйте!
"25 апреля каждый из нас выберет свою судьбу", "Известия", 6 апреля 1993
На первый вопрос: "Доверяете ли вы президенту РФ Б. Н. Ельцину?" я отвечу "Да". Я действительно доверяю президенту, потому что он не вор, потому что ему досталась разворованная страна, потому что съезд и Верховный Совет ежедневно и ежечасно вставляли палки в любое необходимое стране дело, которое он начинал. Отвечу "Да", потому что я его выбирала и потому что вместо него мне обустроят какого-нибудь проходимца — усатого, бровастого, пятнистого или курящего трубку с заморским табаком. Именно — обустроят, потому что, если я отдам впервые в нашей истории свободно избранного президента, то дальше меня будут обустраивать во всем. Говорят, он выпивает. А чего не говорят? Про Андрея Дмитриевича Сахарова писали, что он спекулирует джинсами. А уж про меня — так роман на тысячу страниц впору писать. А если даже так? Я за четыре года войны, которую мы выиграли, не встретила ни одного толкового командира, чтобы он был абсолютный трезвенник. А большой (в прошлом — ныне, кажется, уже нет) писатель Максим Горький говорил: "Пьяниц не люблю, трезвенников боюсь". Я вполне солидарна с этими словами, особенно когда вспоминаю, с чего началась перестройка.
"Сталинград, устроенный новыми хозяевами России. Борису Николаевичу Ельцину". 28 декабря 1994
Никакая идея, в том числе и близкая многим россиянам идея неделимости России не может оправдать войну против народа. Не может демократическая страна военной силой удерживать в своих объятиях народ, который этого не хочет. Нынешняя российско-чеченская война — это четко означенный рубеж, поворот России назад в тоталитаризм. Нет правды в Ваших словах о том, что российская армия на чеченской земле защищает только территориальную целостность страны и восстанавливает конституционный порядок.
Российские солдаты защищают там в первую очередь интересы десятилетиями сжиравшего Россию военно-промышленного комплекса, спаянной с ним армейской верхушки и отечественных нефтяных магнатов — интересы тех, кому кровь дешевле нефти.
[...] Не считая для себя возможным сотрудничество с Вашей администрацией в какой-либо форме, заявляю о своем выходе из состава комиссии по правам человека при администрации президента России.
"Стала ли страна лучше?". Лекция, прочитанная в Библиотеке Конгресса США. "Русская мысль", 13-19 ноября 1997
Очень не хочется быть в ключе антиинтеллигентских выступлений, так навязших в зубах со времен Ленина и иже с ним, но интеллигенция в массе своей как была орудием в руках власти, так ею и осталась — советской в постсоветском уже государстве. И власть, в данном случае президент, это хорошо понимает. Иначе вряд ли позволил бы себе к ней обращенную, походя брошенную фразу: "Проголосует, никуда не денется". И проголосовала наша бывшая "прослойка".
Интеллигенция ушла от своей исторической функции критики или, если хотите, надзора за властью и своего морального императива сочувствия и помощи. Она, как в советские времена, за хлеб с ладоней власти работает на власть. Именно с ее помощью мы имеем власть адекватную или даже ту же самую в смысле персоналий, что и до перестройки и до августа 1991 года. Ту же, но и не ту же — потому что к ее номенклатурной устойчивости добавилась личная финансовая, собственническая устойчивость. Где уж тут думать о правах человека!
"Ее идеология — защита слабых". Интервью Юрию Росту, "Общая газета", 1-7 июня 2000
— Как вы познакомились с Сахаровым?
— Ой, тут разночтения. Андрей Дмитриевич считал, что увидел меня в доме у Валерия Челидзе. Я сидела, что-то печатала и не заметила его. Действительно, сидеть и что-то печатать я там могла, но чтобы я не заметила Сахарова, это мне кажется несколько странным. Поэтому я считаю, что мы с ним познакомились на суде в Калуге, причем он был страшно нелюбезен со мной. Мы пошли купили десяток бутылок кефира, булки какие-то, все это разложили в коридоре суда, на подоконнике и кормили своих. И когда Андрей Дмитриевич (это был последний раз, что его пустили на суд) вышел из зала, я ему как всем нашим предложила то же самое. Он очень резко мне ответил и отказался. Я тогда не знала, что он не любит ничего холодного. Я подумала, чего это он? К нему по-хорошему, а он мне вот так. Вот так мы познакомились. А дальше все, как у людей.
Лекция при вручении премии Ханы Арендт, опубликована в "Общей газете", 14-20 декабря 2000
Невыносимо, непереносимо то количество лжи, которое вливалось и вливается в сознание людей в ходе этих войн (имеются в виду афганская и две чеченских — прим. ред.), при производственных и других катастрофах и в повседневной жизни в России, как и ранее в СССР в годы сталинщины и в посттоталитарный период. Никакие слова правды противостоять ее тотальности не могли и не могут. Однажды в разговоре о Пражской весне молодой человек сказал "Это было, когда чехи на нас напали".
Воспитанное на лжи, вскормленное ею общество не способно к взрослению, к ответственности. Это подростковое общество со всеми его особенностями — с лидером и подражанием ему, агрессивностью и обидчивостью, лживостью и доверчивостью. В литературе оно описано Голдингом в "Повелителе мух". У Арендт — это "массы".
Те, кто осознавал это интуитивно, бежали лжи гуманитарных профессий, и уходили в конкретные профессии (инженеры, врачи, музыканты). Когда стало возможно — в эмиграцию. Моя мать, профессиональный партработник, в 1933 году пошла учиться, чтобы стать архитектором. Это не спасло от террора. Арестованная в 1937, она проектировала бараки для заключенных, потом вместе со своими товарками по лагерю их строила.
Когда тоталитарный режим пал — со смертью Сталина, после Оттепели, доклада Хрущева, после шестидесятников — настала эра диссидентов. И среди них оказалось непропорционально много физиков, математиков, инженеров, биологов, но почти не было историков, и я не знаю ни одного философа.
Обращение в связи с захватом НТВ, 15 апреля 2001
Смотрите сериалы, но выключайте кнопку, когда вам будут вешать на уши политическую лапшу или читать лженравственную проповедь, выключайте кнопку, когда на экране будет идти реклама. Перетерпите и не смотрите их ток-шоу. И помните, что каждое выключение четвертой кнопки есть гражданский поступок. Уважайте себя за него.
"В отношении прав человека Запад придерживается двойных стандартов", WashingtonProfile, 12 декабря 2002
Возьмите Европейский Суд. Бывший глава Югославии Слободан Милошевич ныне находится на скамье подсудимых, а Владимир Владимирович Путин — лучший друг германского канцлера, американского президента, премьер-министра Великобритании и т. д. По-моему, на совести Путина сегодня больше жертв своих сограждан, чем у Милошевича. Запад в Югославии пытался разобраться — поэтому везде работали международные комиссии. А что происходит в Чечне: массовые захоронения, исчезновение людей, бессудные расстрелы, бесконечные зачистки, мародерство, грабежи, торговля трупами, уничтожение имущества... Эти преступления доказаны самыми уважаемыми международными организациями — Хельсинской Группой, Международной Амнистией, Красным Крестом . Но их не расследовала ни одна международная комиссия. По отношению к России Запад даже боится заикнуться об этом! Это демонстрация и двойного подхода, и некой тактики демократических стран, ради сиюминутного успеха жертвующих стратегическим направлением защиты прав человека.
Телеграмма М.Б. Ходорковскому, 31 декабря 2003
Дорогой Михаил Борисович, думая о Вашей судьбе, внутренне все время повторяю строчки Киплинга из стихотворения "Послание сыну". Думаю, Вы тоже способны все потерять и все начать сначала. Желаю здоровья и удачи несмотря ни на что.
"С ним вместе пришла наша свобода" (памяти Б.Н. Ельцина), 2007
Очень грустно! Как бы ни противоречиво было время Ельцина, и то, что он оставил после себя преемника, тем самым разрушив тот неформальный механизм выбора (формально его разрушило уже путинское правление) — это, конечно, его большой грех, но... СПАСИБО Ельцину. С ним вместе пришла наша свобода. Я бы сказала, что и Горбачев, и Ельцин дали совершенно неимоверный толчок развитию. Я не про хозяйство говорю, не про миллиарды у кого-то там, а про наше новое духовное развитие. Во-первых, я приношу глубокие соболезнования Наине Иосифовне, с которой я была хорошо знакома. С Ельциным мне тоже приходилось общаться, но мало. С Наиной Иосифовной много. И я считаю, что за то, что начал очень неуверенно делать Горбачев, а потом уверенно, но по-медвежьи Ельцин, он заслуживает все-таки благодарности!
"Спешите делать добро" (О премии имени Сахарова). 2010
Я не могу быть достаточно смелой, чтобы судить о том, насколько опасен для нашего общего будущего вирус свиного гриппа (гриппа H1N1), но нарастающий в мире и особенно в Европе антисемитизм реально опасен. И мне представляется особенно опасным, что в ряде случаев в Европе, да и в США очагами его распространения и даже пропаганды часто являются университеты, преподавательские и студенческие сообщества.
Если в девятнадцатом веке и в первой половине двадцатого века эта отвратительная болезнь легко поражала, в основном, малообразованных людей, то теперь источником ее являются наиболее образованные слои населения.
В Англии, например, первым к бойкоту израильских ученых призвал профсоюз учителей. В Норвегии к бойкоту израильских товаров призвали те, кого на Западе называют интеллектуалами, а в России по старой привычке — интеллигентами. Да и в США, в самом космополитичном государстве мира, антисемитизм нарастает именно в университетской среде и уже оттуда расползается по стране.
Но мы все не имеем права забывать, что антисемитизм несет в себе опасный вирус. Однажды он вырвался на свободу из мюнхенской пивной и очень быстро обернулся Холокостом. Так и сегодняшний антисемитизм, если ему не противостоять, может обернуться вторым Холокостом.
Интервью Владимиру Синельникову для "Радио Свобода", 2010. Это было последнее видеоинтервью Елены Георгиевны.
В любой стране есть разные группы населения. Бизнесмены, торговцы, инженеры, учителя, музыканты, шоу-бизнес... В любой стране есть общие интересы каждой группы людей. Я не знаю, есть ли страна, в которой есть объединенный интерес урок. Урки, по-моему, — изобретение советской власти. Или порождение советской власти. Очень страшное. Страна находится в руках урок. Не просто богачей, которые так или иначе, иногда правильно, иногда неправильно, становятся богатыми, а именно урок. Россия в руках урок. Уже одно это не просто заставляет, а обязывает к тому, чтобы эта компания ушла. Может быть, даже не просто ушла, я вообще не мстительный человек, но в данном случае — ушла бы по суду. И еще раз: одно из самых главных — никакие партийные разногласия, программы или я не знаю что сегодня не имеют значения. Потом придет время разбираться по частностям. Сегодня должно быть полное объединение. Даже с Лимоновым, даже с Зюгановым. Я в этом глубоко уверена.
Но при этом все время идет внутренняя борьба: я не пойду рядом с лимоновцем, я не пойду рядом с коммунистом, я не пойду рядом с тем, с этим, с Немцовым, с Каспаровым. Проблема в том, что изменить можно только одним лозунгом "Вставай, страна огромная". Вот однажды она встала, да? Под этот лозунг. Это вранье, что "В бой за Родину, в бой за Сталина". Никто никогда не шел в бой за Сталина. Это после войны придумали. В войну "Мать твою!.." орали. Потому что со страха неизвестно, что орать.