«Новая газета»

Два воскресных события были призваны поддержать имидж «Берлинале» как самого политизированного кинофорума мира.

 

В шикарном отеле «Адлон-Кемпински» по соседству с Бранденбургскими воротами кинематографические «селебрити» боролись против войны и насилия. Николь Кидман с экрана произнесла пламенную речь о жизнедеятельности организации «Скажи Нет насилию против женщин!». ВИП-персона этого политического собрания Катрин Денев поддержала ее кратким спичем, потом говорили об ответственности кинохудожников. Журналистов было немного. Абстрактные разговоры про «мир во всем мире» давно набили оскомину. Зато через пару часов в брехтовском зале «Берлинер-Ансамбль» было не протолкнуться. Чтобы посадить Катрин Денев, пришлось встать кинорежиссеру Эрику Бергкрауту. Его фильм «Письмо Анне» посвящен памяти журналистки Анны Политковской и рассказывает долгую историю ее убийства.

 

Признаюсь, этого показа я побаивалась. Сегодня на именах Литвиненко, Политковской, Щекочихина любят спекулировать. И скандальный каннский показ фильма об убийстве Александра Литвиненко тому подтверждение. Фильм Беркграута оказался разговором по существу. Мучительной попыткой ответить на вопрос «Почему?».

 

Стучат каблучки по старинной мостовой. Идет элегантная европейская женщина... не останавливаясь... куда-то вперед...

 

В фильме много синхронов самой Анны. Она доверяла автору. Перед началом показа он поблагодарил ее, заметив: «Наверное, она не во всем была права, но всегда - совершенно правдива».

 

«Почему ты еще жива? Если серьезно, - Анна неуловимо улыбается, - воспринимаю это как чудо».

 

Чудо произойдет. После отравления на пути в Беслан она спасется. Ее задержат, поведут к орудию «Град», и снова произойдет чудо. А в третий раз... нет.

 

Этот фильм вовсе не о героизме и подвигах. Он про отдельно взятого человека, решившегося быть свободным в несвободной стране («Не хочу жить в великой державе, хочу жить среди людей которые себя уважают»). Без пафоса, истерики, самолюбования, самопиара. Наоборот, последнее время она стала более скрытной, признается, что не рассказывает больше про Чечню даже близким: «Наше общество отторгает эту информацию».

 

А с войной боролась сама, без помощи всяких «селебрити», бесстрашно говорит в камеру, что вторая война - путинская, что обязательно будет международный трибунал, который поставит в этой войне точку, что команда Путина сложилась как политическая олигархия. Это к вопросу «кто убил», которым периодически задаются авторы. И все же главный другой – «Почему?».

 

Вот она с водой идет на Дубровку. Террористы разочарованы. Она сочувствует только жертвам. Только им. Всегда.

 

Вот она заходит в «Рамстор», присматривается к детским вещам, про будущую внучку узнала первой, уже известно, что - девочка. До убийства два часа...

 

Редчайшие кадры. В коридоре нашей редакции Анна и Юрий Щекочихин - сослуживцы...

 

Анна в своем кабинете в модной кофточке цвета фуксий. Отвечает на вопрос про страх: он, как и все острые ощущения, со временем притупляется, и потом: а что тут особенного? я просто разделяю судьбу гражданского населения.

 

Гражданское население ехало к ней отовсюду, собирали деревнями деньги, посылали ходоков. «СОС» - три источника и составных части характера Политковской: сочувствие-ответственность-справедливость. Дочь Вера: «Она не думала о миссии, только про конкретного человека».

 

Анна у компьютера, пишет очередной текст. Возможно про Кадырова, поменявшего под себя конституцию или про его бесчинствующих бойцов. Это к вопросу «кто убил?». Но авторов волнует «Почему?». Это «почему» все время пульсирует за кадром, в удивительно нежной музыке Мари-Жанн Сереро.

 

Анна входит в подъезд на Лесной...

 

Спекуляции на ее смерти были ожидаемы. Министр Чайка докладывает по телевизору про арест 10 человек, про интерес из-за границы «дискредитировать лидеров РФ». Сын Илья: «Нас интересуют только заказчики, а не пешки, выполняющие грязную работу. У нас есть поддержка мирового сообщества».

 

Есть в фильме Березовский и Каспаров («путинский режим...», «последний аргумент диктатура – пуля»), на мой взгляд, их даже многовато. Они сбивают с интонации доверительного разговора с Анной на привычную митинговую.

 

Вот она в редакционном буфете со своей верной подругой Зейнаб. Хохочет. Зейнаб больше чем подруга, она была с ней там, на войне.

 

Крупный план Ани у компьютера. Готовит текст о расправах над амнистированными? Только что ей передали пленку. Появится ли материал о российском Гуантанамо? Это к вопросу о том «Кто?».

 

Наш коллега Вячеслав Измайлов пытается ответить на самый главный вопрос «Почему?»: «Если бы другие журналисты осмелились заниматься тем же, ее бы не убили...».

 

Аня идет по мостовой. Титры. Это перестукиванье каблучков слышишь еще долго-долго...

 

Любопытно, что показ фильма был вынесен за рамки официального «Берлинале» на его обочину. Здесь не хотят ссориться с господином Путиным. Наших журналистов тоже практически не было. Понятно, в России фильм вряд ли покажут. Зато украинские коллеги уже пригласили авторов на международный фестиваль «Молодость». Ведутся переговоры и о спец-показе на Каннском форуме.

 

В эти же дни в конкурсе, самое крупное кинособытие нынешнего киносезона - фильм «Нефть» Пола Андерсона. Оригинальное название «Здесь будет кровь». Для Андерсона важен не только устоявшийся образ нефти как «черной крови», но видимая параллель с Апокалипсисом «и сделалась кровь». Впрочем, намеков ему не достаточно. К финалу черная кровь неотвратимо должна превратиться в алую.

 

Европейская премьера «Нефти» Пола Андерсона состоялась на «Берлинале» немногим раньше российской. Скоро наш соотечественник сможет убедиться, насколько трудно после «Нефти» жюри оценивать другие картины. Слишком высокую планку взял Андерсон. Фильм он готовил несколько лет, буквально влюбившись в монументальный роман американского буревестника социализма Эптона Синклера. А, начав работу над его экранной адаптацией, поступил как настоящий режиссер, то есть камня на камне от романа не оставил, взяв лишь отдельные сюжетные мотивы. Зато с усердием Алексея Германа собирал материал в музеях нефтедобычи, в библиотеках и архивах изучал фотографии и карты начала ХХ века. В итоге фильм, выстроенный по симфоническим законам, стал исследованием тайных механизмов, внутренних конструкций «Боинга», под названием «американская мечта». Когда Андерсон стесывал, словно скульптор с романа многочисленные повествовательные ответвления (в частности противостояние хороших рабочих хозяину-богачу), он скручивал пружину действия в «линию судьбы» главного героя. Вертикальный путь наверх из грязной ямы, в которой роется нефтедобытчик к миллионному состоянию и власти. А по закону обратной прогрессии постепенное, но неуклонное сползание нефтяного короля в шахту черного одиночества и ненависти ко всему миру. Трагический эпос Андерсона, снятый современно, требовал адекватного протагониста. Дэниел Дэй-Льюис, один из мощнейших актеров мира, не только дал согласие сниматься, но и терпеливо ждал, пока Андерсон нароет такой бюджет, дарующий творческую свободу.

 

Льюис непостижимым образом не перевоплощается, реинкарнируется в своего героя. Неузнаваемо меняя собственную психофизику (правый глаз сужается, на лбу в моменты напряжения раздувается вена) погружается в темный омут сильнейшего характера упорного амбициозного рудокопа и золотоискателя Дэниеэла Плэнвью (в его реального прототипа Андерсону удалось снять финальные сцены).

 

Скупые по-рембрандтовски краски и раскаленный шекспировский замес отвратительного и прекрасного, нежного и бессердечного, отважного и безнравственного. Харизматичный Плэнвью завоевывает сердца честных фермеров, скупая по дешевке нефтеносные участки. Недоверчивый Плэнвью неожиданно распахивает сердце возникшему на пороге сводному брату. Заботливый отец Плэнвью мечтает оставить будущую нефтяную империю сыну. Но с каждым баррелем добытой нефти, его «благие намерения» устилают его собственный путь в ад. А разочарования (сын глохнет, в «брате» он разоблачает мошенника) становятся непреодолимым забором между ним и миром. Нефть просачивается сквозь сухую почву «Маленького Бостона» (здесь даже пшеница не растет), маслянистая нефть пропитывает нутро Плэнвью.

 

Режиссер с трудом находит Льюису достойного соперника. Пол Дано играет юного пастыря Илайя Сандея. (Дано по ходу съемок сменил актера, не справившегося с чудовищным натиском Льюиса). Илайя, юный талантливый велеречивый лицедей, пытающийся проповедями если сломить разрушительную силу нефтяного «прогресса» в лице Плэнвью, то хотя бы обратить его в русло выгоды. Их дуэль будет длиться на протяжении всего фильма. И когда для Плэнвью наступит час личного Апокалипсиса, роль статиста будет отведена его сопернику.

 

И все же, фильм Андерсона больше чем «портрет», а если и портрет, то целого века. Его экономико-тектонических землетрясений, под которыми похоронены миллионы судеб, его звездно-полосатых надежд и зубодробительных разочарований. Цветовая палитра приглушена, словно стерта пылью и нищетой, как и лица местных жителей (всех их сыграли реальные жители местечка Марфа), передающие дух Западного Техаса. Массовки похожи на групповые фото начала века, из тех, что Андерсон собирал по музеям. Пространство экрана превращается в художественный текст, чувственный в каждом кадре, таящий нечто большее, чем антураж времени: его суть, внутреннюю драму.

 

Сегодня критики мира сравнивают Андерсона с Уэллсом и Кубриком. Но Андерсон лишь опирается на традиции, двигаясь вперед резкими зигзагами. Каждый его фильм непредсказуем, поворот на 180 градусов. Он уже получал в Берлине «Золотого Медведя» за «Магнолию» современную фреску про волшебные переплетения судеб. Судя по всему, не избежать награды и «Нефти».

 

P. S. Летом 2006-го во время Московского кинофестиваля я забежала в редакцию, и традиционно принесла билеты на показы. Аня Политковская страшно заинтересовалась. Взяла билет на два лица на конкурсный фильм «Червь». И еще охала: вот это работа в кино ходить... А до «Октября» все равно не дошла, замоталась. Потом я ее успокоила: фильм не стоил ее времени. Я еще не знала, что времени осталось немного...