Blog

Вчера Верховный суд принял решение о ликвидации «Международного Мемориала».

Ответ на вопрос, что произошло, был сформулирован заранее уже не раз за последние недели. Власти уничтожают нашу память, наш голос в борьбе за наши права. «Мемориал» — институциональное выражение нашей гражданской идентичности, традиции защиты свободы и человеческого достоинства, сахаровского императива — исходить в общественных вопросах из правды и совести, а не из стремления к национальному величию.

Однако остается другой вопрос — почему сейчас? И один из вариантов ответа, который приходит на ум, возможно, еще более грозен, чем борьба с памятью. И при этом наполнен печальной символикой.

«Мемориал» как общественное движение возник из стремления увековечить память жертв политических репрессий сталинского времени. Символическим апогеем сталинских репрессий считается Большой террор.

По меньшей мере с 1956 года ведутся споры о его целях и мотивах. Борьба за власть, вытеснение поколения старых большевиков молодыми выдвиженцами, личная сталинская паранойя, объективная динамика тоталитарного государства, демонстративный поиск «виновных» за провалы и тяготы индустриализации и тому подобное. Все это в какой-то мере правда. Но, судя по всему (то есть в соответствии с постепенно формирующимся у историков консенсусом), (http://amp.gs/jtuui) основной задачей было уничтожение и нейтрализация всех неблагонадежных, консолидация общества через страх и насилие перед лицом внешних угроз.

Сколько бы ни говорили о том, что история — плохой учитель, страх Большого террора глубоко укоренен в нашей общественной памяти. Однако он понимается как кампания массовых и предельно жестоких репрессий. Причем с использованием «политических обвинений». «Предсказания» о наступлении нового Большого террора время от времени всплывали в оппозиционной риторике с первых случаев применения уголовного преследования в политических целях. То есть с первого года президентства Путина. Тем не менее, и сегодня, спустя 20 лет и несколько витков ужесточения политического режима, статистика репрессий походит, скорее, на позднесоветские годы, и никак не на сталинские.

Но давайте изменим оптику. Посмотрим не на цифры и приговоры, а на вырисовывающиеся цели репрессивной кампании. Политический режим России в 2014 году вступил в последовательную конфронтацию с Западом. Словесные обороты последних месяцев, манипуляции концентрацией войск — неприкрытая политика эскалации. Причем в кремлевской картине мира, Россия не атакует, а отвечает на угрозы.

Если использовать оптику противодействия угрозе, то властная активность последнего времени (может быть, двух лет) приобретает законченные очертания. Унитаризация и вертикализация системы госуправления вплоть до местного уровня, «чистки» среди чиновников (держать в тонусе и страхе), и, конечно, уничтожение оппозиции и независимого гражданского общества.

Давайте не мыслить стереотипами. Тем более, простым историческим подобием. Совершенно необязательно раскрывать «заговоры». Можно использовать и «борьбу с коррупцией». Впрочем, один политический контур очевиден — фактическая криминализация всего, что связано со стремлением жить в большом, общем с Европой и Западом, мире универсальных ценностей. Именно поэтому ликвидация Мемориала как «иностранного агента» — символический шаг, превосходящий только лишь уничтожение главного института национальной памяти о репрессиях.

И сейчас я готов сказать: мы воочию наблюдаем новый Большой террор. У него другие характеристики, чем 80 лет назад, но та же цель. Собирание памяти, безусловно, будет продолжено, борьба за права человека — тоже. Но главная опасность в том, что политический режим вновь готовит российское общество к большому противостоянию, разрушительные последствия которого невозможно предсказать. Таков страшный приговор, который судья Назарова, сама того не ведая, огласила во вторник 28 декабря 2021 года.

Сергей Лукашевский, директор Сахаровского центра