Корейского революционера Пака Миряна сначала схватили, потом отпустили, потом снова схватили, приговорили к расстрелу, потом заменили лагерями, и все-таки расстреляли. Еще 21 год родственники верили, что он жив, а об обстоятельствах смерти узнали только через 65 лет.
Очередное пополнение фондов Музея Сахаровского центра пришло по почте. Римма Николаевна Ким – кандидат философских наук, преподаватель одного из владивостокских вузов, - прислала копии документов, освещающих судьбу ее дяди. Копии - все, что у нее есть. Оригиналы находятся в архивах ФСБ.
Еще одна судьба из сотен тысяч судеб жертв политических репрессий. Еще одна уникальная судьба.
По-корейски его звали Пак Мирян или Мириян, как иногда писали. По-русски звали еще Николаем - иногда Николаевичем, а иногда Петровичем. Он родился в 1898 году на севере Кореи в бедной крестьянской семье. В 1907 году вслед за родителями перебрался в Россию, в Никольск-Уссурийский (ныне Уссурийск). Подростком ходит в русскую школу, работает чернорабочим на рыбных промыслах в Николаевске-на-Амуре, а вокруг закипает революционная ситуация. У корейцев – своя борьба. Ненависть к Японии, жестоко угнетающей корейский народ, сплачивала их, национализм становился для них первым шагом в политику. В 1914 году 16-летний Пак Мирян арестован за страстное выступление на рынке перед мобилизованными русскоподданными соотечественниками с призывом отказаться от участия в войне, в которой Россия выступала союзницей японского микадо. Из-под надзора полиции юный агитатор, изменив имя, бежит в Петроград. Там завязываются его связи с настоящими революционерами, и после падения самодержавия он возвращается на Дальний Восток со страстным желанием лично участвовать в строительстве нового мира. Он работает членом Хабаровской следственной комиссии по борьбе с контрреволюцией, партизанит против белочехов и против японцев, сражается против атамана Калмыкова, сам организует корейский партизанский отряд, живет на нелегальном положении. В 1918 году вступает в партию большевиков.
С начала 20-х годов Пак Мирян неустанно ведет партийную работу. Одновременно является членом РКП (б) и Коммунистической партии Кореи, командирован Дальбюро ЦК РКП(б) в Китай, Японию и оккупированную японцами Корею в качестве инструктора для налаживания связей между корейскими коммунистическими организациями...
В 1923 году фракционная борьба в среде корейских коммунистов приводит его в тюрьму по обвинению в пособничестве японскому шпиону. Два года Пак Мирян проводит в заключении в Чите, но в итоге ему удается доказать свою невиновность. Судимость снята, он восстановлен в партии; его партийная карьера на подъеме: в 1932-33 годах он учится в Москве на экономическом отделении Института красной профессуры, по возвращении занимает пост инструктора политотдела Восточно-Сибирской железной дороги. Живет в Иркутске, овдовев, растит троих дочерей, снова женится... И все время он непрерывно, жадно учится. «Ни одну минуту не терял напрасно. (…) До того был увлечен, что завтракая, обедая, ужиная, читал; шагая под руку с супругой по тротуару, тоже читал», - рассказывает о нем племянница.
В ночь с 16 на 17 ноября 1935 года за ним снова пришли. «Когда его уводили с квартиры, он был уверен, что во всем разберутся и его оправдают», - вспоминала позднее дочь Нина, которой в тот момент было 13 лет.
Пак Миряну припомнили прежнее дело, но на этот раз он сам обвинен в шпионаже в пользу Японии. Якобы он был завербован в читинской тюрьме. Вместе с другими подсудимыми по этому делу, Пак Мирян был признан виновным в том, что, будучи завербован органами разведки «одного из иностранных государств», проживая на территории СССР, имел связь с агентами этой разведки и занимался шпионской деятельностью.
В приговор Военного трибунала Забайкальского военного округа, вынесенный 8-9 апреля 1936 г., вошла не только фабула прежнего обвинения, но и вся его предыдущая жизнь: «В момент интервенции на Дальневосточном крае в 1918 году (…) являлся лидером националистической корейской группировки, державшей ориентацию на политику одного из иностранных государств, находившихся на территории Дальневосточного края в качестве интервента. Вошел в сношение через агентов этого государства с разведкой указанного государства, через которых на протяжении 20-24 г. передавал ряд сведений иностранному государству о состоянии на Дальневосточном крае воинских частей, настроении населения, состоянии промышленности, способствуя разоблаченным агентам разведки скрыться за границу».
Проходившие по тому же «шпионскому» делу малограмотные корейцы-колхозники читинской огородной артели «Красная Звезда» со своей участью, похоже, смирились, но Пак Мирян – образованный, активный, волевой человек. Он отчаянно защищался. Из материалов судебного процесса следует, что он один заявил ходатайство о выдаче ему на руки обвинительного заключения. Его не сломил и приговор – высшая мера наказания; он сумел воспользоваться правом на обжалование, и Военная коллегия Верховного суда СССР 2 июня 1936 года неожиданно переквалифицировала обвинение на другую часть той же «контрреволюционной» статьи 58 УК РСФСР и заменила смертную казнь на 10-летнее заключение в лагерях.
Казалось, Пак Мирян снова спасся. И пусть он попал на Колыму – в Севвостлаг, подразделение треста «Дальстрой», где условия работы были убийственными. Возможно, он выжил бы, как сумели выжить в лагерях двое из пяти его подельников, но 30 июля 1937 года нарком внутренних дел Николай Ежов подписал секретный оперативный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов», который дал старт Большому террору. На Дальнем Востоке «органы» приступили к действиям в соответствии с приказом 15 августа. Начались массовые репрессии в отношении заключенных «Дальстроя».
Осужденный «японский шпион» оказался идеальным объектом для применения страшного приказа.
В архиве Магаданского УФСБ сохранилась характеристика, данная заключенному Пак Миряну кем-то из лагерных начальников: «Работает чернорабочим. Работает без всякого желания и скверно, считает своим долгом только выйти на работу. Скрытный и замкнутый. Русским языком хотя и владеет плохо, но контрреволюционные слова и выражения высказывать на русском языке умеет».
«Русским языком владеет плохо...» - это говорится о человеке, о котором в семье сохранились воспоминания как о феноменальном полиглоте, знавшем около двадцати языков – западных и восточных. Его племянница Римма Ким перечисляет по памяти: английский, немецкий, французский, венгерский, испанский, итальянский, румынский, белорусский, украинский, болгарский, чешский, словацкий, польский, сербский, китайский, японский, монгольский, вьетнамский, кхмерский, лаосский, тайский... О совершенном знании русского языка выпускником Института красной профессуры, человеком, давшим русские имена своим дочерям, не приходится и говорить.
«Находясь в лагере, совместно с заключенными Кабаковым и Горбуновым, осужденными по контрреволюционным статьям, занимался контрреволюционной подрывной деятельностью: а) занимается контрреволюционной агитацией, дискредитируя пролетарский суд и исправительно-трудовую политику Советской власти; б) вел контрреволюционную пораженческую агитацию, высказывал террористические намерения против членов ВКП(б)», - гласит «Справка об активной контрреволюционной деятельности за время нахождения в Севвостлаге», дающая представление о сути обвинений, выдвинутых против заключенного.
14 ноября постановлением «тройки» УНКВД по Дальневосточному краю гражданин Пак Мирян – бывший красный партизан, бывший член партии с 1918 года, признан виновным по статье 58-10 УК РСФСР «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений». Закон предусматривал за такое преступление наказание в виде лишения свободы на срок от шести месяцев, но приговор оказался другим: расстрелять. Такую судьбу для репрессируемых «первой категории» без различия конкретных статей предопределил приказ № 00447.
8 декабря 1937 года он был расстрелян в Магадане.
Но история Пак Миряна не завершилась с концом его жизни.
Его семья, выселенная из Иркутска вскоре после его осуждения, ничего не знала ни о повторном аресте, ни о решении «тройки», ни о казни. Вторая жена Ольга Никифоровна Ким, прожившая с ним до ареста всего лишь год, не знала о том, что овдовела. Дочери не знали о том, что лишились отца. Для них Пак Мирян был по-прежнему жив.
Жив, жив! Страдал где-то далеко, тянул свой десятилетний срок... И они ждали. Ждали не десять лет, а все двадцать.
Сменивший Ежова на посту наркома внутренних дел Лаврентий Берия проводит «чистку» самых одиозных ежовских кадров. В 1940-м арестован заместитель начальника УНКВД Иркутской области П.В. Сарычев, который в должности помощника начальника особого отдела УНКВД Восточно-Сибирскому края вел в 1935-36 гг. дело Пак Миряна. В 1941-м военным трибуналом Забайкальского военного округа он осужден «за применение незаконных методов ведения следствия и фальсификацию уголовных дел». Но разоблачение и расстрел палача не привели к оправданию его жертв.
В 1953-м умирает Сталин, начинаются пересмотры политических дел, но среди возвращающихся домой бывших заключенных Пак Миряна нет. В 1955-м на запрос в адрес начальника Главного управления лагерей МВД семья получает ответ, что осужденный Пак Мирян жив, но отбывает наказание без права переписки.
25 февраля 1956 года на закрытом заседании очередного, ХХ съезда КПСС Генеральный секретарь Никита Хрущев выступает с докладом «О культе личности и его последствиях». По всей стране как будто прорвало плотину горя, гнева и безумной надежды.
5 августа 1956-го Нина Пак пишет письмо Председателю президиума Верховного Совета СССР Клименту Ворошилову. В ее письме нет прямых апелляций к закону и справедливости, лишь надежда на милосердие. Тоненькая ниточка общих воспоминаний связывает всесильного советского небожителя с семьей осужденного, и Нина Пак напоминает Ворошилову о том, как в 1931-м он посетил Читу и побывал в паровозоремонтном депо, где в то время работал ее отец: «Мы, дети, подносили Вам цветы, а рабочие подарили Вам рабочий комбинезон. Он, наверное, и сейчас хранится среди других подарков»...
Дочь Пак Миряна рассказывает о том, как он сам был уверен в том, что арестован по ошибке, просит провести перепроверку материалов следствия по делу отца, «и если он окажется невиновен, освободить его из заключения, хотя бы на старости лет». Не произнося слова «реабилитация», она намекает на чекиста Сарычева - вот кто истинный «враг народа», а вовсе не ее отец, воспитавший детей «в духе преданности партии и стране»...
«Я верю, что он, старый участник Гражданской войны, старый член партии является жертвой врага народа. (…) Сейчас, когда я являюсь очевидцем, что многие просидевшие по 15-20 лет освобождены, во мне проснулась надежда увидеть отца, и что мы будем в числе тех счастливых семей, у которых оправдали отцов.
Так как таких просьб тысячи, и потребуется еще некоторое время, разрешите сообщить нам его адрес и право переписки. Это не причинит никакого вреда нашей родине и обществу. Пусть будет исправлена ошибка даже поздно», - смиренно пишет Нина Пак. Ответа она не получает.
А тем временем заржавевшая государственная машина нехотя, медленно, неуверенно приходит в движение, подчиняясь, конечно, не мольбам дочери репрессированного «японского шпиона», а требованиям нового политического курса. 30 августа 1957 года Президиум Магаданского областного суда, в массовом порядке пересматривая постановления «троек», доходит до постановления по делу Пак Миряна, Кабакова и Горбунова и отменяет его «за недостаточностью улик обвинения». Но и в этот раз государство, решая судьбу человека, не снизошло до того, чтобы вступить в контакт с его семьей, и семья не узнает об этом акте правосудия так же, как не знала о самом факте повторного осуждения и расстрела.
Для своих родных Пак Мирян все еще жив и затерян где-то в недрах ГУЛАГа.
Не дождавшись ответа на свое трогательное письмо, Нина Пак восемь месяцев спустя, 5 апреля 1958 года повторно обращается к тому же адресату. Она просит снова – так же, о том же: «Прошу еще раз Вас помочь нам, т.к. до сего времени обвинение как «врага народа» лишало всякой возможности сделать что-либо для его оправдания, но сейчас, после читки материалов ХХ съезда (доклада т. Хрущева Н.С.) я верю, что к многим тысячам оправданных семей будет причислена и наша.
Так как с такими просьбами обращаются сейчас тысячи людей, то, конечно, на это требуется некоторое время, разрешите хотя бы переписку, думаю, что это не нанесет никакого вреда никому».
Семье Пак Миряна оставались последние несколько месяцев неведения и надежды.
28 июня Военная коллегия Верховного суда СССР отменяет приговор 1936 года по вновь открывшимся обстоятельствам и прекращает дело за отсутствием состава преступления, «поскольку виновность осужденных в проведении шпионской или иной преступной деятельности никакими объективными данными по делу не подтверждена».
Пак Мирян полностью реабилитирован. Посмертно. В декабре 1958 года отдел ЗАГС города Магадана официально регистрирует его смерть, но не как расстрелянного, а как умершего в лагере от воспаления легких.
Свидетельство о смерти с такой записью вместе со справкой о реабилитации направлены его дочери.
Лишь в 2002 году племянница Пак Миряна – та самая, которая познакомила нас с историей его жизни, смогла через УФСБ по Магаданской области добиться перерегистрации смерти дяди с указанием истинной причины смерти – расстрела.
Вот она и настала – полная справедливость.