ССЫЛКА
В ссылку Волю Бромберга этапировали два месяца: из изолятора изъяли его в конце февраля, освободили из камеры накануне Первого мая. Жутко долгий и жутко выматывающий этап.
Первый "доклад со свободы" - в Палестину, тетке Екатерине Дорфман и брату Якову ("Шуре"):
"Ашхабад, 20.05.30. Здравствуйте, дорогие все!
Легче мужчине родить двойню, чем мне сесть за письмо к вам. С чего начать? Шуру я не видел лет шесть - и каких! С Катенькой тоже хороших три с половиной-четыре года. Ну, а с Лией (женой Якова - "Шуры". - М. X.) вовсе незнаком. Повинуясь, твоему, Катенька, наказу, начинаю сразу с выхода из Суздаля... Поездка длилась около двух месяцев, о ее подробностях нужно рассказывать устно, не стесняясь никакими знаками препинания и прочей грамматикой. В общем, к моему более раннему опыту этот путь прибавил - и немало. Выехал я из Суздаля при 20 градусах мороза, на санях, в дохе. Когда приехал в Ашхабад, тут уже отцветал урюк, а в городском саду соловьи вспоминали об истекшей весне. Когда я прошелся первый раз по вечереющим улицам города Ашхабада (и это оказалось не одним из многих снов, перевиданных за три года), то ощутил нечто совершенно особенное, оно "не называется".
Первое письмо с "воли" родителям:
"Ашхабад, 1.05.29
Вчера в 4 часа дня я был освобожден местным ГПУ, в чье распоряжение был направлен - ПП (Постоянным представительством ГПУ) Средней Азии из Ташкента. Мне было заявлено, что пока я могу находиться в Ашхабаде... Дорогие мои! Что вам сказать! Свобода, боже мой! Разве это опишешь! Разве это расскажешь! Это слагается из тысячи мельчайших ощущений, из которых постепенно (очень постепенно) вырастает некое общее ощущение, а какое - трудно передать. Вчера вечером я ходил по улицам городка, как в тумане. Сегодня, в день Первого мая, пошел опять бродить средь праздничной толпы, музыки, веселья, детишек и шума - и мне было очень хорошо.
Но надо же вам сказать, как я устроился. В ГПУ попросил адрес какого-нибудь ссыльного, мне его дали, и прием превзошел все ожидания. Я и мои товарищи по этапу обогреты, напоены, накормлены, устроены на ночлег - словом, вы прекрасно представляете все остальное. Тут не один, а несколько ссыльных, большинство так или иначе устроены... Если меня оставят здесь — будет хорошо. Впрочем, неплохо будет и при других комбинациях - где наша не пропадала?.. Пишите по адресу: Ашхабад, ул. Кольцова, 57, К. Топорову.
Куда направлен Лева? Разрешили ли ему свободный проезд? Как его здоровье и самочувствие?
Как только выяснится место моего назначения, я выпишу из Суздаля скрипку и книги. Собственно, я бы это сделал немедленно, но придется все равно ждать, пока появятся первые Деньги - ведь присылка вещей должна обойтись
рублей в 10 - 12, не меньше. Да, вы знаете, конечно, что ежемесячно ссыльные получают 6 р. 45 коп. от ГПУ, а раз в 3 - 4 - б месяцев "довольствие", т. е. пособие на одежду (рублей 5 - 10)...
В этапе я имел возможность разика два поиграть на мандолине. Тут, кажется, достану на время скрипку.
Город мне нравится: масса красивых персиянок... Откуда они берутся! Затем - прелестные дети, я никогда детей не любил, а тут теряюсь от восторга перед этими крошечными восточными человечками. Восточная архитектура лезет в глаза, хотя есть много европейских домов тоже. Вчера видел большое стадо верблюдов с верблюжатами, чрезвычайно смешные ребята! Верблюд - животное интеллигентное, его взгляд из-под нависших век очень замечательный. Видел тут и на этапе черепах - их тут тысячи, большие, средние и маленькие. Одну при мне мальчишка положил на рельсы, я уже думал - погибла - ан нет! То ли не раздавило, то ли сбросило - поползла себе в сторону!
Жара пока вполне сносная. Зайду в местную чайхану, спрошу плов и познакомлюсь с ним. Знаю уже слов 16 по-туркменски, язык очень бедный, а народ тут дикий, в высоченных папахах, каждая папаха - целый баран. Персиянки ходят открытые, но в черных балахонах, узбечки в парандже, узбеки в тюбетейках, курды, афганцы и прочие в чалмах. Кого тут только не встретишь! Я даже встретился на этапе с одним негром из Персии! Чудеса!
Простите за первое письмо, сумбурное и нестоящее. Поздравляю вас с тем, что ваш сын увидел свободу после трех лет и двух месяцев тюрьмы. Я бодр и в меру человеческих возможностей счастлив ощущением свободы..."
Из письма в Палестину, 25.05.29:
"...На второй день было Первое мая, ходил вместе с толпой по белым от солнца и пыли улицам, впитывая в себя краски, шумы и запахи. Наибольшее удовольствие доставляли мне в тот (и по сей) день детишки, туркменские, персидские и иные. Отцовских чувств у меня нет, но после трех лет взрослого мужского общества все дети вызывали у меня умиление, а все женщины и девушки казались немыслимыми красавицами. Дети тут действительно прелестны, особенно персидские малютки, очень экономно одетые, грязные, коричневые и с блестящей копной волос на головках. А глаза! Куда там еврейским детям! И когда такое вот существо глазеет на тебя, на "европейца" или решается крикнуть "урус адам яман" (последнее слово - "плохой"), то на душе становится весело. К городу я сразу привык - к плоским одноэтажным домам, длиннейшим заборам из кирпича-сырца, к солнцу, ишакам и верблюдам, пестрому населению. Население разношерстное, есть представители Европы, Ближнего, Среднего и Дальнего Востока и даже Африки. Персы, курды, афганцы, турки, армяне, туркмены, узбеки, русские, евреи, китайцы и даже - японцы. Но вот к чему я не могу привыкнуть - это к здешней, чисто восточной пыли. От малейшего движения взлетает столбом - боюсь, придется надевать автомобильные очки. Год выдался "холодный" - свыше 50 градусов жары градусник еще не поднимался, а в тени +35. Переношу жару, потому что она сухая и ночи прохладные. А когда будет +65-70 и ночи паляще-душные, тогда я узнаю кузькину мать! Тут это нечто вроде вашего хамсина. Пока хожу в тюбетейке под солнцем - и ничего. Вокруг Аш-
хабада (знаете ли вы, что Ашхабад значит — Город любви) высятся горы Копет-Дага, на них есть снег. Они на персидской границе, верстах в 35, а кажется, вот они, в голубой солнечной дали греют свои морщины.
Что же я делаю в Ашхабаде?
Прежде всего, бегаю. У меня не катар желудка - я ищу работу. Помимо многих своих специальностей, я еще чертежник. Недавно поступил в Управление желдора (железных дорог - М. X.), проработал 6 дней, получил 15 рублей и был уволен. Финал печальный, но не слишком: заработать на жизнь смогу - службой, уроками или как иначе.
Несколько дней назад получил из Суздаля свои книги и рисунки. Конечно, горько видеть, что за три года (фактически за пять) пальцы сильно окостенели, но, во-первых, я ожидал худшего, а, во-вторых, я поставил крест на музыке как на основной своей мечте, а хочу сохранить ее только для себя. Между прочим, я теперь смог сыграть четыре свои вещички, написанные в Суздале. Как и ожидал, две из четырех оказались ничего себе, одна - так себе, одна - плохая.
Был я тут на паре концертов. Один - вокальный квартет из Москвы. Прекрасная музыка и большое мастерство... Зато другой - симфонический концерт местных - видел только в первом отделении и позорно сбежал, ибо хотя левое ухо у меня слышит плохо, но другое обладает абсолютным слухом. В случае чего я могу стоять на четвереньках и выть по-собачьи, а это был именно тот случай...
Был я много раз в кино, упивался цивилизацией и ее плодами после трех лет отрыва. А вообще часто хожу гулять — парк здесь замечатель-
ный. Я видел известный Гомельский парк графа Паскевича: Ашхабадский не уступит в споре. Соловьи, хоть и не курские, но персидские - а скольких персидских поэтов вдохновляли эти соловьи!
Можно ходить за город, на холмы, видны синие горы и дует ровный и сильный ветер — а т. к. это небезопасно, то ходим с огромной и сильной собакой Кучумом, он обладает громадной силой и мертвой хваткой, не лает, не ворчит, а прямо бросается и хватает за горло в глубоком молчании. Теперь отучен от этой манеры, а раньше был выдрессирован контрабандистами. Я с ним подружился - он поменял мое уважительное отношение на дружбу, и мы оба выиграли.
Живу я в комнате отдельной, хозяева - персы. Комната с земляным полом и балками на потолке, но обставлена прекрасно. Тут с комнатами очень трудно, особенно после землетрясения. Да, забыл рассказать! В первый день моего приезда земля "не выдержала и затряслась" - и очень сильно. Изумительное ощущение, когда твердь земная шевелится под тобой, ворчит, волнуется и заставляет тебя буквально танцевать, как на палубе дубка, идущего морем из Одессы в Херсон. А дома! Кряхтят, шуршат, трескаются, обрушивают на твою голову кусок стены или забора. За-ме-ча-тельно! Если б не жертвы - а они были - я бы испытывал больший интерес к подобным случайностям.
Мы с Беллой совсем было повесили нос на квинту, думали, что дело с ее приездом - вещь невозможная. Но три дня назад получил телеграмму, что перевод разрешен. Что сказать? Любимую шутку: "Подождал пять лет - дай другому подождать". А мы ждали друг друга пять лет, как одна копейка, пора и честь знать".
Родителям, из Ашхабада, 18.06.29:
"Я не из той породы, беспомощно голодать не буду. Я сыт, одет, обут - вы слышите! Конечно, любые деньги могут у меня уйти с большой эффективностью - но вы лучше меня знаете, что это вовсе не доказательство отсутствия необходимого... У меня все по-человечески уже теперь, до Беллиного приезда, и все приходящие ко мне констатируют это с удивлением. Вообще я сильно изменился, уже не грязнуха. Конечно, есть кое-какие холостые замашки, но это пустяки... Что касается Беллиного приезда, то меняю свою любимую пословицу: "Лучше поздно, чем еще позже" на другую: "Лучше, как можно скорее".
От Левы ничего не имею. О том, что он ехал в "моем" вагоне в Кзыл-Орду, знаю. Рассмешило и тронуло такое совпадение. Вообще у нас с ним многое совпадало: встреча в Москве на вокзале и в столыпинском вагоне по пути в Ярославль - тоже совершенно неожиданная.
Я, как птица, по соломинке натаскал себе гнездо. Оно не блещет паркетным полом и фамильным серебром, но выглядит очень неплохо. Остается его заселить хотя бы еще одним человеком.
Жара у нас стоит под +50 градусов. Недавно прошли ливни - вещь небывалая в здешних краях в это время. До конца августа, очевидно, будет жарко и душно. Но это не так страшно, как казалось: даже пью меньше, а раньше уничтожал по полведра в день. Зато виноград лопаю по мере сил человеческих... Да, недавно был толчок подземный - они вообще тут бывают часто, но этот был позаметней. Однако я его не заметил - играл на скрипке. Вижу, мои персы выбежали - ну, думаю, очередной "калмагай" (скандал). Хозяйка
кричит: "Сосед, землетрясение!" Так я и "проиграл" его незаметно.
Вчера сыгрывался со знакомой пианисткой. Одна вещь стоящая - "Вальс-каприз" А. Рубинштейна. Выходит она у нас совсем недурно. Как хотелось бы тряхнуть стариной и поиграть под аккомпанемент свои старые вещи: "Арии" Берио, его концерты, малые репертуарные вещи, которые игрывал... Но тут нет никаких нот...
Надеюсь, что следующее письмо будет "коллективное" - от меня и от Беллы".
Осторожно, Вениамин! Твои письма читаются цензорами, из них делают выписки оперативники ГПУ. Потом твои реакции просчитываются в кабинетах - и люди в форме восемь часов в день думают, как с тобой поступить. Может, это не самые умные в стране и не очень способные люди, но они - профессионалы, занятые привычной работой по накопленным в их конторе "методичкам", и каждый день, повторяю, восемь часов их жизней выделяется для сочинения "задумок" на одну и ту же тему: как сломать Вениамина Бромберга! Это не злодеи из книжных сюжетов, но укрепившие самих себя в ненависти к тебе враги. Реально тебе трудно представить, что на самом деле где-то рядом живут не обычные противники, просто по-другому думающие о политике люди, но озлобившиеся и от этого совсем остервеневшие враги, которые хотят сделать дурное и ничего, кроме дурного (читатели, вы уже почувствовали щенячий характер, веселый нрав беззаботного ашхабадского политссыльного?). По каждому письму в кабинетах взвешивают разные варианты... Ашхабад ему понравился, ссыльному? Работу ищет? Завел друзей?.. Его выгонят с работы - как бы ни требовались там сотрудники. Его выселят из Ашхабада... А разрешение на приезд любимой женщины, пожалуй, наоборот, и дадут,
совершенно неожиданно для обоих. Чтобы семья с житейскими заботами отвлекла "объект" от "козней сионизма". Следствие вовсе не завершилось приговором ОСО, оно длится всю жизнь - и любое письмо становится, в сущности, закрытым, но потому особенно опасным видом допроса.
...Ждешь багаж из политизолятора? Рисунки в тюрьме сделал? Ни один рисунок до нас не дойдет. Сочинил в камере четыре "музыкальные вещицы" (название одной потом упомянет - "Bercause") и две оценивает как неплохие?.. Все исчезнет. Тоскует, что в тюрьме пальцы окостенели и не суждено исполниться "основной мечте" - посвятить жизнь скрипичному искусству... ("Старая вещь" в письме, "Ария с вариациями" Берио - это та самая, помните, с которой провалился на первом своем концерте рыжий Давид из "Конца музыканта".) Не будет более музыканта!
А кто будет?
Узбекский экономист.
"Ташауз, 23.11.29.
Видите, судьба еще раз вильнула хвостом, и я очутился в новом пункте - славном городе Ташаузе. Произошло это неожиданно... Наш с Беллой переезд - не репрессивного характера, но и не по нашему ходатайству, понятно. Выехали спецконвоем 18-го числа, до Чарджуя ехали часов восемнадцать не в арестантском, а в общем вагоне почтового поезда, в отдельном купе. В Чарджуе пересели на катер - спускаться по Аму-Дарье. Катерок маленький, 16-сильный, шел вниз по течению верст 400 с лишним примерно трое суток. Под жарким солнцем (примерно 50 градусов) было трудновато, но зато прохладные ночи компенсировали лишения. Доехав до Турт-Куля, пересели на байдару (большая шаланда) и
на веслах двинулись дальше по Дарье. Под конец удалось пересесть на моторку, и 22-го мы сошли на берег в Ташаузе. Итак - пять суток водного пути. Нелегко, но 1) интересно 2) могло быть и вдвое больше 3) надо и это испытать - пригодится для жизненного опыта. В отношении "психического" опыта этап прошел очень легко - стеснений не было. Белла ехала вообще на положении "вольной гражданки, сопровождающей мужа" - как сказано в Писании: жена да следует за мужем своим.
Что есть Ташауз? Окружной город. Расположен по арыку Шавату в 600 верстах от ж.д. Сообщение по реке долгое, по воздуху до Чарджуя - несколько часов. Городок грязный, улочки узкие, дома глиняные, совершенно восточные, масса переулков и тупичков, лавочки крохотные, весь товар - наружу. Белле он очень не понравился, а мне интересно. Кстати, в пути удалось сделать несколько зарисовок карандашом, осталась память о путешествии.
Пока ютимся с несколькими друзьями в одной комнате, но на днях, может быть, достанем комнату. Насчет работы - мне тут говорят, что я безусловно "привьюсь". Учреждения тут есть все, какие полагается иметь окружному центру, а нужда в культурных и честных людях очень велика. В общем, "смотрю оптимистически на будущее: "Не место красит" и прочее, так вот, город Ташауз отныне украшен мной и Беллой".
Ссыльный просит родителей и родных - не посылать ему денег. Мол, он не из "постоянно помогаемых", ему эта помощь тягостна, сам на жизнь и семью себе заработает... Но просьбы в ссылке, они все-таки неизбежно появляются.
"...шлите ноты. Вот краткий список наиболее необходимого: из крупных: "Air vario" Берио, его же концерты - 1-й, 7-й, 9-й, "Легенда" Венявского, его же концерт № 1, Мендельсон - концерт E-moll, этюды Крейслера. Из мелких - Монти "Чардаш", Неруда "Колыбельная песнь", Сарасатэ "Цыганские песни", Шопен "Походный марш", Штраус "Персидские марши", Шуберт "Пчела", "Серенада", "Лесной царь" и все более-менее приличное, что найдется из мелких репертуарных вещей. Да, забыл: очень бы пригодилась 1-я "Ария с вариациями" Данкля. Конечно, все сразу будет стоить много денег - шлите частями. Как я буду вам благодарен... Тут нет и намека на нотный магазин. Да и струн не достать, но пока у меня есть".
Вырваться бы в Палестину! Тогда этот вариант считался для политзэков возможным... Неожиданно выяснилось, что боевые подруги много осторожнее смотрят на материальные аспекты их семейного существования, чем идейно закаленные мужики-сионисты. Уже в Суздальской тюрьме, после свидания, Эдя Хаенко написала родителям Левы:
"Говорили с ним о дальнейшей судьбе. После трех лет бывает второй приговор ГПУ... Скорее всего, если после истечения срока Лева подаст заявление о замене высылки Палестиной, то можно ожидать положительного ответа. Но эту идею пришлось отклонить по следующим мотивам. Во-первых, деньги: их - нет. Затем - Лева выйдет из тюрьмы инвалидом, ему нужно будет лечиться очень долго, чтобы можно было начать какое-то дело. Зарабатывать он не сможет. Этим должна буду заниматься я. В России я имею кой-какую ценность как врач, в Палестине мне делать нечего. Там зарабатывать я не смогу".
Как бессмысленны разумные житейские расчеты, когда имеешь дело с советской властью! Бежать, бежать сразу, без расчетов, как только приоткроется щелка в запертой дверце... Но из будущего разве им посоветуешь! А ссылка, конечно, оказалась ссылкой, или, как говорил вождь советских народов, "змэя есть змэя, турьма есть турьма". Побывав у Левы в Казалинске и посмотрев реально, что за жизнь, где Эдя "имеет кой-какую ценность как врач", она - вполне разумно - заколебалась: а не проще ли, не вернее ли в Ленинграде как-то перекантоваться до конца трехлетнего Левиного срока?
Из письма Воли:
"Левина открытка к вам привела меня в скверное состояние. Некоторые вещи отказываюсь понимать, хоть зарежь меня. Неужели положение настолько тяжелое, что Эдя не может остаться, переждать безработицу? А если положение действительно скудное - так что ж? Длить разлуку еще на три года? Мне это странно. А за Леву и больно..."
- Мама узнала о колебаниях Эди и устроила ей сцену: "Я не понимаю! Когда любишь человека, идешь за ним на край света!" - темпераментно рассказывал мне Яков, - и Эдя к Леве таки да, поехала!
А сам он, Лева, как отреагировал на семейную историю? Необычным оказался зэк. В его письмах ощущается убежденное противостояние стандартному в среде "политиков" мироощущению (увы, я сам был в нем грешен), мол, борьба имеет несомненный приоритет перед интересами женщины, оберегающей твою же семью. Печально, но как раз несломленное непокорство давало людям такого типа хоть минимальный шанс на их спасение, на уход куда-то из зоны смерти. И наоборот, примирение с женским, разумным взглядом как раз вело их прямо к гибели...
Лева - родителям из Казалинска, 1929 г.:
"... Я не оптимист насчет отсутствия рабства женщин уже (у "интеллектуально высших индивидуальностей"). Не скрывается ли за этим мнением тот факт (позорный), что интеллектуалы-мужчины предпочитают сходиться с "интеллектуально низшими" женщинами, чтоб спокойнее и безответственнее эксплуатировать, отчуждая их эмоциональную энергию в пользу своей "сверхчеловечности". Эх! Мне кажется, что так называемая гениальность Гете, Наполеонов и Марксов сводится к одной их способности - эксплуатировать и отчуждать энергию близких и, в первую очередь, матери и жены".
Через пять лет (в 1934 году), в письме Екатерине Дорфман ("Катеньке") в Палестину, он уже менее темпераментно, зато и более внятно разъяснит, что имел в виду и по-своему оценит "бромберговский" характер...
"...Малое утешение: мы все, папины сыновья, - какие-то недоделанные. Делали нас из того теста, из которого делаются великие люди, но не придали качества, необходимого великому "в себе", чтобы он сделался великим "для других": желания и умения жертвовать окружающими людьми, топтать "мелочь" и возвышаться над "мелочью". Слишком часто и жестоко топтал папа такую мелочь, как мамина жизнь, и затоптанная мамина душа навеки притянула нас к себе и - парализовала. Только Воля из всех нас пока идет не назад, а вперед, и все расцветает как человек, работник и творец. Да тоже доморощенно, недоделанно и бесперспективно. Боюсь, что и его ожидает жизненное фиаско (в психологическом плане, конечно)".
В том же письме, от 18.07.34, он, Лев, перескажет Катеньке "скачки своей судьбы":
"...Был в Казалинске до сентября 1932 г. Был в Туркестане до декабря 1932. В Чимкенте до мая 1933. У тебя сохранилась карта Казахстана? Если да, то увидишь, что я кочевал по Южно-Казахстанской области - из наиболее отдаленных районов в самый центр. В Казалинске с начала 1930 г. служил экономистом: 1) мясокомбината 2) райпотребсоюза. В Туркестане экономистом на транспортной базе Казполиметалла. В Чимкенте экономистом Ю-К. облпотребсоюза. Здесь - снова старшим экономистом мясокомбината. На службе я работник уживчивый, ценимый. Ценят меня за то, что я "ученый еврей" и могу быть "девушкой за все". Техникой овладеваю быстро и удачно ее применяю. Но - и только. Работаю на счетах, счетной линейке и арифмометре. Это я -Лев Файвелевич Бромберг, 37 лет, на 17-м году революции. Чем ты был, чем ты стал!! Что ж... Этот процесс когда-то назвали бы "оскудение центра"... Впрочем, это явление - в целом отрицательное - дало и нечто положительное. Работая над встреч-торг-пром-финпланами, я (как бы сказать повразумительнее?) овладел производственным взглядом на вещи, т. е. приобрел знание того, как "вещь производится". Раньше я, в лучшем случае, понимал, как вещь "делается", а ведь это "большие разницы" - делать и производить. Статья и книга делаются - машина производится... Это все-таки обогащение, хотя и малое: на другой чаше весов лежит то, что я не только перестал делать, но и забыл за, прошедшие восемь лет - два языка, психопатология... Что ж, мания величия молодости давно оставлена, на чудо я не надеюсь, а делать ведь что-нибудь надо? Ибо надо же жить!
...Получили вчера письмо от папы с описанием Шуриного обращения о поездке обоих братьев к нему (т. е. о выезде его и Воли в Палестину. - М. X.). Что сказать? Когда служащие фирмы "Гоц и Высоцкий" обращались к хозяевам фирмы за разрешением какого-то вопроса, то один имел привычку говорить: "Написите, что мы, мол, хоцим, но не мозем", а другой возражал: "Что значит - хоцим, но не мозем? Мозем. Но не хоцим". Вот так и здесь...
Очень хотелось бы услышать, о чем говорят девушки, гуляя со своими "бахурим" ([ивр.] "парнями". - М. X.), о чем сплетничают мамаши, уложив ребят спать, и что "обслуживают" отцы, позевывая на скамейке после рабочего дня. Ведь жизнь в этом, а не в нормах статистики.
Ну, будет, а то договорюсь до ретроградства и тупорылия".
И Воля тоже постоянно упоминает в письмах Катеньке и брату Якову об их с Беллушкой "заявлениях" - просьбицах - заменить им "наказание" выездом в Палестину (но - "мозем, но не хоцим", отвечали инстанции).
Письмо Воли после прибытия в Ташауз:
"Белла и я много смеялись в эту поездку, а чего, спрашивается? Так просто. Смеются в нас наша молодость, наша недавняя встреча - она сейчас приобрела особый аромат. В общем - хорошо! Дорогие, будьте здоровы и бодры, все к лучшему.
С книжками тут очень и очень скверно. Но пока у меня есть кое-что собственное, непрочтенное. Газет нет. Может быть, буду получать из Ашхабада.
Р. S. Только что узнал - смогу работать скри-
пачом в местном кино. Есть тут пианист, но – на горе! - нет ни одного скрипача во всем "городе". Итак, я начинаю свою музыкальную карьеру так же, как начал ее... Антон Рубинштейн. Пока оплата такая: 5 рублей за вечер, полтора часа игры. Можно выработать рублей 90 - 100 в месяц. Мне сказали, что могу считать место за мной".
Но не пришлось ему работать тапером, зря беспокоился. Как для всякого ссыльного, рабочую клетку для него органы запланировали и определили заранее - и, можно не сомневаться, на подобранном рабочем месте кто-то не спускал "ока государева"... На самотек такие вещи не бросали!
3.01.30. Родителям:
"...пришли высланные Катенькой ноты. Шли они всего месяца полтора или около того, почему-то через Бухарест. Но почему Катеньке вздумалось посылать вокальные ноты? Что мне с ними делать? Запеть по нотам? Все равно, что безногому танцевать гопака! Меж тем, дефицит в нотах усилился. 31 декабря состоялся концерт в новом межсоюзовском клубе, я был приглашен участвовать в нем. Исполнил три вещи: "Aire varice" Берио, "Andante et polonaise" Меццакаппо и... мой "Bercause". Как видите, смелости было у меня "уполне достаточно". Интересуетесь успехом? Аплодировали, вызывали, Белла говорит, что сыграл хорошо, слышу комплименты со всех сторон - чего же боле? Что касается моей оценки, то вот она: несколько больше стало уверенности по сравнению с первыми выступлениями, меньше вру, быстрее проходит первое (мешающее) волнение. В общем - исполнение ученическое, там где canto - хорошее, где техника - слабое. Выезжаю на том, что все вещи, играемые на концертах, - певучие и музыкальные. Что касается собственного "Bercause", то аккомпане-
мент к нему мы сочинили обоюдными усилиями с аккомпаниаторшей. Он недурной, но она очень волновалась, и многое подзабыла (в последний момент даже не хотела играть). Я очень доволен, что могу незаметно привыкать к выступлениям: это важно для музыканта, пусть и любителя. И потом - так я не забываю скрипки и хоть немного играю и упражняю пальцы. Но нот нет, и струн нет. Дорогие, сделайте милость, купите хоть по два "ля", "ми" и "ре" ("соль" не надо, есть), это будет стоить не очень много. Здесь открылся магазин Госиздата, но нет ничего похожего на струны. Караул, помогите!
Отдельно расскажу вот что: мне не в чем было выступать, пиджак продрался. По предложению Беллы я набрал темно-коричневого бархату и, хотя его было в обрез, Беллушка сшила прекрасную бархатную куртку (знаете, с поясом, а воротник, как у пиджака, чтоб одевать под низ рубашку и галстук), и я первый раз в жизни одел красивую блузу, да еще из бархата. У Беллы золотые пальцы! Может, приписать успех не скрипке, а куртке? Чтобы покончить со скрипичной темой, скажу: я намерен все-таки хоть раз в неделю играть с аккомпаниаторшей, чтоб не оставлять скрипку и не пороть горячку, когда надо будет готовиться к концертам (а по всей видимости, это развлечение будет периодическим).
Ну, теперь о второй, не менее важной теме - о работе. Мы уже втянулись в служебные обязанности, привыкли к распорядку дня, при котором половина его проходит вне дома, на службе. Белла уже меньше волнуется, а я... Все больше и больше вникаю в суть дела, увеличиваю опыт. Сейчас работаю с техническим помощником и потому могу отдавать время экономической работе, чего раньше почти не удавалось делать".
4.04.30 г. - родителям:
"Что делать, если, по крайней мере, на 50 % жизнь "устраивает тебя", а не ты ее? И если три года назад жизнь нас так устроила, что все 24 часа были абсолютно свободны, и писать можно было регулярно, то сейчас не хватает часов для самых необходимых личных надобностей, а для чтения, писем остаются минуты, а не часы.
Посылочку с нотами, книгами и струнами мы получили. В нотах и струнах вы не по своей вине немного промахнулись: "ля" вам всучили некачественное, фальшивит, а в нотах вы приобрели дубликат "Элегии" Эрнста, который уже раз присылали. Однако остальные струны и концерт Берио - не фальшивят!
Кстати, о нотах. Я не хуже Катеньки знаю, что вокальные ноты, написанные в скрипичном ключе, можно играть "даже на рояле". Но без нужной аранжировки это равносильно... хотя бы тому, когда одел на себя чужое платье: опытному глазу видно, что в плечах жмет, рукава короткие, воротник съехал...
За всем этим передайте Катеньке большое спасибо за Шумана, которого хоть и не буду играть публично, но смогу короче познакомиться для себя самого.
Как устроили дни рождения? Во-первых, сама новорожденная Белла не знала, когда она родилась. "За две недели до Пурима" - что за бабушкин счет? Это здесь уравнение со многими неизвестными...
Ваше заключение, что с регистрацией, сводками, итогами и т. д. я уже освоился, - совершенно правильно. На арифмометре я работаю очень быстро - хотя складывать и вычитать быстрее на счетах. Но сейчас не это центр тяжести
в работе. Помимо информационных докладов Окрхлопкообъединению, я время от времени выполняю особые задания экономического порядка... разработал в докладной записке очень интересный вопрос: сравнительная стоимость европейской и туземной обработки га хлопковых посевов и их сравнительная эффективность. Сейчас занят балансом труда по округу в период наибольшей потребности в рабсиле. Совсем недавно получил задание: проработать вопрос о системе хлебоснабжения колхозников... Не думайте, однако, что я служу теории. Совсем наоборот -времени на это не хватает, оперативная работа отнимает большую его часть. Мой патрон, зам-пред, считает меня "универсальным человеком": "Обратитесь к Бромбергу, он все знает"... Хотя теперь, когда работа очень расширилась (с 19000 га хлопка в этом году перешли на 31000) и штат соответственно разросся, уже трудно "все знать". Жаль, что нет времени параллельно с работой читать литературу по этим же отраслям.
Как у вас установилась весна? Ах, одесская весна, холера ей в пуп! Как бы хотелось хоть глазком на нее зыркнуть - какая она теперь! А акации? А оркестр над лестницей, где Дюк стоит, - он, оркестр, играет по вечерам? Да, в Ташаузе тоже весна и, может быть, недурная, но я ее вижу только четыре раза в сутки - по дороге со службы и на службу. Маловато.
Тянут меня тут выступать на концерте 3 мая. Нет легких нот, приходится комбинировать. После отсева остановились на "Балладе-полонезе" Вьетана и "Мазурке" Венявского. Последние две недели играю понемногу каждый день. А, в общем, - мура, хотелось бы, ой, как хотелось, послушать хороший квартет, трио, симфонию, оперу... Черт его знает, когда это будет!
Кстати, на наше заявление ответа пока нет. По-прежнему мы оба уверены в тщете попытки.
Простите вашего младшего сына, что он стал писать сухо и неинтересно, без выдумки, тому есть причины, а для вашего родительского сердца они яснее ясного, правда?!"
16.08.30:
"Мама, родная, как тяжело и больно думать о твоих страданиях, цепи физических болей! А как здоровье папы? Успокоились ли почки? Мне все-таки кажется, что в поисках обслуживающего вас человека нужно идти на какие угодно материальные условия. Неужели мы, дети, сделаем эту сторону причиной ваших страданий?! Я считаю возможным, и буду посылать вам ежемесячно 80 рублей. А если обстоятельства переменятся - и больше".
Из письма, датированного 1930 г.:
"...Дорогие, если будете высылать ноты, то имейте в виду: больше всего мне хотелось бы иметь 1) "Ballade et polonaise" Вьетана 2) "Zigrunnerweissen" Сарасатэ 3) "Adagio" из сонаты, ор. 110, Бетховена 4) Solveig-lied Грига 5) "Elegie" Массне 6) "Marche funebre" Шопена 7) Serenade Брага 8) Глинки "Не искушай", "Сомнение". Фиме напишу другой список - хочу быть тем ласковым теля, что двух маток сосе...
Между прочим, я неуклонно приобщаю в личный архив копии докладов, объяснительных записок и т. п., которые могут быть названы экономическими... Знаете, ведь и артисты до глубокой старости хранят положительные газетные рецензии. Кстати: на афише о концерте стояло весьма крупно: "Солист-скрипач В. Ф. Бромберг". Афиша была в 1-м экземпляре, и я - род-
ня чеховскому герою в рассказе "Пропечатали"...
Как видите, работа у меня интересная и многому научающая. С ее оценкой все обстоит благополучно. Читать удается мало, хотя вечерами я теперь редко работаю, но вот уж полторы недели вечера заняты репетициями. Белла храбрая женщина, но немного боится мышей и воров, оставаться одной по вечерам ей малоприятно. А мне? И мне нехорошо.
Если бы было электричество, можно было бы сидеть попозже. А при керосиновой лампочке не тянет, да и глаза болят. Электростанция маленькая и перегружена абонентами. В комнате теперь тепло - когда топим (подкупаем дрова раз-два в месяц). А обедаем ежедневно - NB1 - в столовой. Вот и все о материальной стороне нашей жизни".
Примерно тогда же - письмо в Палестину:
"Ташауз, 9.11.30
Молчал я долго и, очевидно, и не без причины. Не будем... бродить в дебрях психоаналитических каверз - "почему я все-таки молчал"?
Мы в Ташаузе, географической точке в низовьях Аму-Дарьи, но не на ее берегу, а в стороне — в этом весь цимес. Ближайшая ж.-д. станция от нас в шестистах верстах - это Чарджуй, всемирно славный своими дынями. Средства сообщения внешнего мира с нами - легкомоторные лодки с Аму-Дарьи по каналу к нам, зимой - арбы и аэропланы. Город делится на две резко отделенные половины: европейскую и азиатскую. Европейцы - русские, евреи, армяне и лица неизвестного происхождения, приехавшие заработать. Азиаты - туркмены, узбеки, киргизы, казахи и каракалпаки. Быт 99 % азиатов - это сифилис, грязь физическая и большая простота душевная. Быт европейцев - венерические болезни калибром по-
мельче, грязь семейная и всякая, погоня за большим рублем. Ташауз внешне очень походит на мелкий колониальный форпост. Новое есть, есть и очень хорошее новое, но оно совсем слабо. Как и все кругом, сочетание положительного и отрицательного порой поразительное.
Мы работаем, служим. Белла - счетоводом в потребкооперации (в среднем звене), я экономистом в райсоюзе хлопковой кооперации. Белла быстро овладела практикой счетоводства, подучившись до этого теории. Я тоже имел счастье три года углубляться в теоретическую экономику, в Ярославле и Суздале, и тоже недолго переключался на практику. Сейчас у меня уже год и месяц интенсивнейшей работы. Помимо, безусловно, крупного опыта и навыка практической работы я числю еще одно достижение: первую печатную работу, статью в журнале по одному из вопросов дехканского хозяйства. Как видите, не без пользы проводим время.
Не так давно пришел отрицательный ответ на наше заявление о замене. Подавали его без всякой надежды, но, помимо российского "авось", мы еще были движимы элементарными чувствами - дать старикам возможность думать, что не мы виноваты в том, что и мы, и они не едем в Страну... Если будущие полтора года будут так же умножать наши знания и опыт, как истекший год, мы оба по приезде будем чувствовать себя гораздо увереннее (если объективные препятствия к переезду отпадут). Говоря откровенно, надо же научиться "чему-нибудь определенному" после долгого периода обучения "всему"... Сейчас необходимо это, если не оставлять надежду на переезд. А мы ее не оставляем.
...Нам обоим хочется знать все, что вы можете сообщить о хозяйственном и общем положении
Страны. Наша осведомленность кончается сентябрьскими событиями прошлого года. Меня, в частности, особо интересуют детали проекта ж.д. Хайфа - Багдад (чем кончились французские претензии на вывод ее к Александретте?) и нефтепровода Хайфа - Басра. Это тоже, кажется, " пятилетка" ? "
* * *
Герц Бромберг, сын Воли и Беллы, прислал мне из Москвы статью отца, обнаруженную в старом журнале "Хлопковое хозяйство", - возможно, ту самую ("об одном из вопросов дехканского хозяйства"), что выше упомянута в письме. Воля опять поразил меня. Профессионально он писал прозу, рисовал, писал музыку, давал афишные скрипичные концерты... Изучил в тюрьме четыре языка (помимо "Левиных" иврита, английского и немецкого, Воля выучил еще французский, причем настолько, что с этих европейских языков мог переводить специальные экономические статьи). И вот, оказывается, готовясь к ссылке, он подучил в следизоляторе основы экономики, да так, что на воле почти сразу сделался ценным практическим работником (потом его ждала блестящая карьера экономиста - и не в захолустном азиатском Ташаузе, но столице республики Ташкенте, позже в "Сибирском Чикаго"- Новосибирске). Теоретическая статья, видимо, - первое его профессиональное сочинение по экономике, и до сих пор (65 лет спустя!) она читается как интереснейший источник для историка, исследующего эпоху преобразования Центральной Азии в "хлопковую житницу" Советской империи.
Статья называется "Хлебный баланс дехканского хозяйства". Воля составил три статистические таблицы и проанализировал, как в Узбекистане реально выглядел переход к хлопковой монокультуре - в ра-
курсе быта земледельцев-дехкан. Из первой таблицы следовало, что "за последние 2-3 года" рыночные цены на хлеб выросли... в 10 раз. Из второй - что общая площадь поливных посевов за годы "великого перелома" выросла в исследуемом районе более чем в полтора раза - но зато посевы для прокормления местного населения (хлебные) сократились на 20 % (а в процентном отношении к общей посевной площади - почти вдвое). Средняя урожайность пшеницы тоже упала (примерно на 7 %), и потому валовой сбор зерна на каждое узбекское хозяйство сократился за годы "великого перелома" в среднем тоже более чем на 20 %! Поля были оккупированы технической монокультурой - хлопком...
Что это значило для земледельцев?
Третья таблица исследовала разницу между нормой хлеба, нужной для пропитания дехканской (крестьянской) семьи, и количеством зерна, которое дехканин мог бы собрать на личном участке в те же годы: она в итоге составляла минус шесть с половиной центнеров. Эту разницу Бромберг обозвал модным впоследствии словом "хлебный дефицит". Как мог покрывать земледелец дефицит хлеба, дефицит собственного питания? Официально - с помощью нормированного хлебного снабжения со стороны заказчика производителей нужного казне хлопка (хлопок заказывала текстильная промышленность, но, главным образом, ВПК, для взрывчатых веществ). Каково же было снабжение от казны? Оно составляло, по подсчетам Воли, в среднем 4,5 центнера пшеницы на каждое хозяйство дехканина. Цитирую автора:
"Остальные два центнера покрываются за счет суррогатов хлеба (в частности, джугары, что многим работникам хлопковой кооперации представляется чем-то нормальным) или же дехканин обращается к частному рынку. Дехканин одновременно ухудшает свое питание и предъявляет повышенный спрос на хлеб".
Общий вывод автора:
"В результате интенсивного роста хлопковых дехканских хозяйств и за счет вытеснения зерновых культур с поливных земель - хлебный дефицит у дехканина возрастает, а внутренние ресурсы по покрытию дефицита снижаются... Наиболее остро эта проблема бьет по бедняцкому и маломощно-середняцкому хозяйствам — ибо процент хозяйств, для которых хлопок стал "монокультурой" (или почти монокультурой), значительнее всего именно у этих социальных групп".
Чтобы здесь же покончить с сюжетом Волиной журналистской карьеры, приведу несколько отрывков из писем последующих лет.
Сначала он полон оптимизма:
"Ташауз, 15.10.30
...Должен сообщить, что один знакомый (туркмен, бывший в Ташкенте) совершенно случайно разговорился там с одним из работников журнала, жалуясь на бессодержательность номеров. Этот работник "обнадежил" его тем, что "в ближайшем номере будет помещена очень интересная статья одного из работников Ташаузского округа", и назвал мою фамилию. Мой знакомец не знал, что я отправил в Ташкент статью - и потому я склонен ему верить... Готовлю вторую статью из того же "балансового цикла".
Однако потом (письмо от 28.5.32):
"...от попыток экономической журналистики, начавшейся так удачно, я сейчас отошел: частично потому, что банковская область (он перешел на службу из хлопкового райпотребсоюза в банк. - М. X.) не дает мне моего материала, а
частично потому, что очень замотался физически за четыре месяца".
30.7. 33:
"Ну, со службами. Белла работает экономистом по бюджету в конторе Соцзембанка (долгосрочное кредитование с./х-ва). Правда, прямой начальник - человек очень ограниченный, не способный поставить работу интересно, и она думает искать работу более живую. Я же в Краевой конторе Госбанка, старшим инспектором по конъюнктуре. Много интересного именно для меня в этой области. Одновременно предпринял шаги к возобновлению журналистской работы. В частности, журнал по хлопковой экономике принял мою статью (анализ итогов 1932 г. в одном из крупных хлопковых совхозов). Если пойдет -я укреплюсь там. Газета "Экономическая жизнь" (московская) сообщила, что отнюдь не возражает против моей работы - за гонорар. Для опыта я уже отправил туда одну статью. Кстати, о фотографиях: я очень рад, что даже по ней видно, что я общаюсь с музой литературы, хотя ты и намекаешь на мой "репортерский" вид. Во всяком случае, мог бы быть редактором не хуже чем Марк Твен, рекомендовавший читателям "сбивать капусту с деревьев осторожно, чтобы не повредить веток"...
8.04.34:
"Мои опыты с журналистикой внешне успешны. Помещают, даже "Экономическая жизнь" (попросили статью и для толстого журнала), но - есть "но": раза два приделали к статье то конец, то начало. И хотя опытному глазу видно, что это именно приделано, но "мине от етого ни лекче", ибо не всякий глаз настолько опытен, чтоб отделить зерна от плевел".
С журналистикой после этого было покончено.
* * *
Постепенно рассчитанные в секретных кабинетах комбинации дали профессиональный результат: начал ломаться неукротимый оптимизм характера Воли Бромберга. В принципе он видел себя таким (из письма к тетке Катеньке в Тель-Авив):
"...Ты пишешь, что мы с тобой созвучны, - это верно. Я очень люблю смеяться и смешить - ты всегда улыбаешься. Ты любишь немного резиньяции - я тоже, особенно, когда можно немного погрустить о прошлом, как это было хорошо. Во всяком случае, когда жил у тебя в Киеве, чувствовал себя около седьмого неба, хотя на первом этаже. И - честное слово - отдал бы достаточно много, чтоб многое было таким, как тогда..."
Чем же они ломали этого веселого, с грустинкой зэка? Во-первых, ссыльной и все-таки подневольной работой. И ссыльным, очень неустроенным бытом:
"Что мы делаем? Легче ответить, чего не делаем: не читаем, не занимаемся, не ходим в театры (их нет), на концерты (ибо если бывают, то с моим скрипичным участием, а какой же это настоящий концерт). Даже не пишем письма. Во-первых, и, во-вторых, нагрузка по службе: с 9 утра до 4 - 4.30 вечера, а затем с 6.30 вечера до 9.30 - 10 часов. Привилегия такого рабочего дня относится к ответработникам. В-третьих, разлагающее влияние Ташауза, полная оторванность, полное отсутствие культурной среды. Чтобы после десяти часов интенсивнейшего нервного и умственного напряжения заниматься и читать - нужна иная волевая установка и иные физико-психические данные, чем у меня. Насчет того, каков характер нашей службы и насколько он
далек от спокойного чиновного подшивания бумаг - можно было бы рассказать кое-что поучительное".
Ломал и тяжкий ташаузский климат. 28 мая 1932 года он пишет родителям:
"Хотя я три года в Средней Азии, привыкнуть к климату так и не могу. Особенно летняя духота изводит - не нахожу места с трех до семи часов, когда наступает температура пода доменной печи или немного ниже. Она отнимает массу сил, так что даже в отпуске не удается немного поправиться (а это нам бы не помешало: для "интереса" взвесились - во мне 3 п. 38 ф. (63 кг. - М. X.), в Белле 3 п. 8 ф. (61,2 кг. - М. X.) Женщины всегда легковеснее мужчины! Бытовые условия нашей жизни? Обедаем в столовой инженерно-технических работников - дорого и очень нехорошо. Мяса почти не видим, масло, яйца и прочее - дороги, но есть. Хлеба получаем по 100 грамм. Но летом здесь много всяких фруктов: урюк, черешни, дыни. Арбузы нехорошие. Вообще поливные фрукты совсем не имеют нашего украинского вкуса. И потом у меня из Ташауза вывезен колит".
Это было самое изматывающее испытание сил: настигли молодого и крепкого от природы человека "тропические" южные заболевания.
30.05.33. Из Ташкента в Тель-Авив, тетке Катеньке:
"...ты очень волнуешься моим колитом. К вашему сведению, доктор, моя болезнь называется "амебиазом". Мне тут Сарра, жена Юлия Ратнера, передала книгу о тропических болезнях Средней Азии, и теперь знаю, что эметин есть алкалоид ипекакуаны, а сильнее и лучше него действует ятрен. Так вот, пару дней назад кончился пер-
вый в это лето припадок этого, будь он проклят, моего амебиаза - неделю почти был несчастным человеком. Ты меня не можешь лечить письменно? Внушением? Нет! Жаль... На ташкентское лечение я не очень рассчитываю. Гречневую крупу достаю в Торгсине, других круп там, кроме риса, нет.
Дело в диэте - вот тебе мое слово просвещенного профана. А диэта - это "ди это" (указательный палец слегка трется о большой, как при слове "пети-мети"). Давай лучше поговорим о более веселых вещах: как у вас там поставлено похоронное дело?"
3.10.33:
"По диагнозу старшего врача местной станции, у меня амебная дизентерия трехлетней давности. Принимал мышьяк. В связи с похолоданием состояние улучшилось, чувствую себя хорошо".
18.06.34:
"Катенька, Катенька! Я бы так хотел жить в умеренном климате: в Средней Азии к холерическому моему темпераменту прибавляются - увы! - дизентерические желудочные переживания, и получается ужасающая клиническая картинка!.. Получил 9 долларов и твои три и обратил это все в муку и крупу. Каши, во-первых, люблю, во-вторых, они очень хорошо на меня действуют. Благодарю за эту неожиданную помощь: Торгсин - милое учреждение, особенно когда оказываешься одним из тех иностранцев, с которыми он торгует".
Еще одно несчастье, настигшее Бромбергов в Узбекистане, — болезнь и смерть их первенца, годова-
лого мальчика. Об этом рассказывал мне Яков Бромберг:
- У них родился в ссылке ребенок и не выжил. Когда ему исполнился годик, пришлось прикармливать, молоко местных коров оказалось зараженным какими-то бациллами. У ребенка начался кровавый понос, никто из врачей ничего не сумел сделать... После его смерти Воля с Беллой долго боялись, что больше не будет детей - слишком уж сильным оказалось нервное потрясение для матери...
В те годы ГПУ не задерживало надолго ссыльных на одном месте: время от времени по каким-то таинственным расчетам и планам их (врасплох!) переводили на новые места проживания. То ли чтоб, сблизившись, "контрики" не развратили идейновредным духом местное население; то ли чтоб, притершись к восточным, относительно мягким и безыдейным обычаям-нравам и обнаружив ходы выходы на местную продажную номенклатуру, не начали жить слишком легко; то ли еще что... Власть находилась в руках у людей, не раз бывавших в ссылках, - они-то знали изнутри, как надо умнее и сноровистее укрощать "контингент". И Волю с Беллой незадолго до конца трехлетнего срока перевели в краевой центр, в Андижан. Из сельскохозяйственной сферы "трудоустраивают" в банковский сектор советской экономики.
28.05.32. Родителям - из Андижана:
"8 марта окончился мой срок, но пока никаких изменений в моем положении не произошло. Живу по-прежнему в Андижане. Мало интересного. С 7 мая ушел в отпуск на сорок дней (неиспользованные дни за прошлый год). Не имея возможности выехать куда-нибудь (в поездке к папе мне отказали) мы проводили отпуск здесь же, в городе. Веселого в этом мало. Реки в Средней Азии очень мутны, да и города обыкновенно стоят не у рек, а в нескольких верстах. А
какой же для меня, днепровца по рождению и черноморца по убеждениям, отдых, ежели нельзя ежедневно выкупаться! Из других видов "разумного отдыха" составили мы с друзьями теннисную спортячейку. Мастерю, что под руку попадется, запоем читаю беллетристику и газеты - это вне отпуска почти не удавалось делать... Работа в банке, консультантом кредитно-планового отдела и руководителем сектора сельского хозяйства, очень бедна элементами собственно экономической, самостоятельной работы и богата, наоборот собственно банковской техникой, а именно это меня никак не устраивает".
Через некоторое время был приведен в исполнение странный план - массовый перевод многих ссыльных в столицу республики, в Ташкент. Может, тогда шла некая перепроверка, ревизия начальством наличного человеческого капитала перед возможной утилизацией? Одновременно с Волей оказались там и Лева Бромберг с Эдей. В столице Воля специализацию свою, пользуясь случаем, поменял.
"Жизнь наша здесь пока очень мало устроена: живем в узбекской "балхане" - в переводе на язык обычных представлений это нечто вроде голубятни, где летом очень жарко, а зимой - очень холодно, с земляным полом. В смысле заработка - пока перспективы: для меня - работа в Сводно-плановом секторе Средне-Азиатской конторы Госбанка в качестве консультанта по конъюнктуре. К твоему сведению, это место мне дают, учитывая мои журналистские способности, а я беру его - учитывая довольно заманчивые масштабы и более спокойную обстановку в работе, к тому же уводящую от узкой специализации в экономике... Тяготит меня только то, что папе в этом месяце не смогу послать ничего, хотя перед отъез-
дом мы сделали ему очередной денежный перевод. Лева, святая наивность, все носится с планом переезда папы к нему или ко мне!"
3.5.33 Катеньке в Палестину:
"Здесь, в Ташкенте, фотограф умеет, кажется, все - даже сделать из меня красивого мужчину.
Ты пишешь нечто еретическое насчет "смешанных типов". Какой же я смешанный?! Одна мать и один отец, ты это очень хорошо знаешь. Физически я в папу, а интеллектуально - ни в того, ни в другого, а просто продукт эпохи. И если продукт небезынтересный, то виновата эпоха (она всегда виновата). Что касается тебя, то ты человек иной эпохи, и твоей цельности мне не видать никогда, как "не поднять плакучей иве своих поникнувших ветвей". В этом я убедился, когда жил у тебя в Киеве, - помнишь? Хотя - что из прошедшего, уже пережитого - не хорошо? Вспоминаемое всегда задернуто флером сладкой грусти (не в этом ли корни импрессионизма?)"
18.06.33. Ташкент:
"...Ты ничего общего с хлопком не имеешь? Как жаль! Я ткнулся в редакцию одного хлопкового журнала - переводить им статьи по агротехнике и механизации хлопка с английского, французского и немецкого. Беда в том, что в журналах, которых я натащил себе много, преимущественно статьи о мировой торговле хлопком, а этого не требуется! Нет ли у вас каких-то новинок по агротехнике хлопка (on the question of the cotton agriculture) - наверно, перепутал падежи? (Переводить могу, но говорить, а тем паче писать - ни гу-гу!) Впрочем, вы ведь хлопком не занимаетесь? Зато ваш сосед, Египет, только тем и
живет! Может, при случае поглядишь. Видишь: пусти племянника на стул, он влезет на стол!
Работаю я так: полмесяца ровно, полмесяца очень усиленно. Я - "сезонник", ибо конъюнктурный обзор, моя нынешняя специализация, - бабочка-однодневка: сегодня она нужна, завтра о ней забывают. Однако я не ошибся, ускользнув от чисто оперативной работы - эта гораздо интереснее, дает возможность работать с так материалом, который и в глаза бы не видел, если б пошел в оперативку.
Недавно у меня был праздник: приехал струнный квартет Украинской филармонии, играл Чайковского, Грига, Глиера. До чего хорошо было - ибо у квартета было одно неоспоримое достоинство: я уже год не слыхал хорошей музыки. Даже при несколько слабой квалификации артистов это неоспоримое достоинство дало мне возможность наслаждения".
8.07.33:
"...я лысею от стыда, но это так: знакомые дали нам первый том "Графа Монте-Кристо" — мы его проглотили и попросили еще. Дали второй том - и его слопали. Теперь ждем третий том. А до этого скушали "Трех мушкетеров". Понимаю, что в Суздале я еще мог прослезиться, читая "Dame aux camelies" старины Дюма, читая его в оригинале по-французски. Но мушкетеры или Монте-Кристо? Может, ты понимаешь это лучше меня?
Временами тревожит мысль, как было бы хорошо пойти на землю, фабрику, предприятие. Во-первых, я таки соскучился по физическому труду. Но - и это главное - еще больше соскучился по ощущениям, возникающим в человеке, реально осязающем конкретные плоды своей
энергии, инициативы, способностей. Ах, есть все - и энергия, и инициатива, и способности, нет только одного: конкретных плодов. Причины? Смею думать, что независящие..."
2.09.33. Катеньке в Тель-Авив:
"С риском прослыть человеком, сообщающим давно известную информацию, сообщаю: я - свинья. Тебе придется простить мне мое молчание оптом. Шутки в сторону, мне очень неловко.
Получил твои таблетки риваноля. Действуют очень хорошо, а еще лучше действует похолодание. Да здравствует осень, конец амебам!
Теперь не об амебах, а совсем наоборот - о долларах. Я очень тебя прошу: воздержись! Если подопрет какая-то крайность - скажу без обиняков... Надеюсь, твой здравый смысл возьмет вверх над твоим темпераментом? Или ты до глубокой старости останешься неугомонной женщиной?
В твоем сообщении о перипетиях Шуриного устройства меня заинтересовала и фактическая канва, и психологическая. Мне бы хотелось узнать, какие мотивы движут Шурой в его желании превратиться в оседлого "фермера" на собственном участке, с собственным хозяйством. Но мое чувство времени подсказывает, что до этой беседы может пройти столько лет, что самая тема потеряет интерес, как и многие другие за истекшие семь с половиной лет.
Об убийстве Арлозорова узнал из газет. Ты абсолютно права: на еврейской улице фашизм выглядит еще отвратнее, еще гротескнее, чем у "нормальных людей", и потому - еще мерзее. Аллегорически выражаясь, публичное сожжение сочинений Маркса - акт международного хулиганства, убийство Арлозорова - патология".
Не хочу удержать себя от комментариев к этим строкам. Во-первых, я лично, кроме Воли, не встречал ни одного зэка, который бы просил заграничных родственников и друзей НЕ помогать в ссылке, жалел бы их средства. Во-вторых, его явный интерес к желанию Якова-"Шуры" сесть на землю, стать "фермером", конечно, родственен собственной мечте заняться чем-то реальным, производством продукции собственными руками. Он явно устал от кабинетов, расчетов, финансовых абстракций, навязанных ему ссылкой.
Наконец, историческая справка к тексту: один из вождей рабочего движения Хаим Арлозоров был таинственно застрелен на набережной Тель-Авива. В убийстве подозревались "правые" еврейские группы, лидер которых, явно поддразнивая своих "левых" политических оппонентов, придумал "шапку" в авторской газетной колонке: "Заметки фашиста". Воля, видимо, воспринял издали, от Екатерины Дорфман, это все всерьез и безусловно поверил "кровавому навету": так гипотезу об убийстве Арлозорова его еврейскими оппонентами окрестили в "правых" кругах. К слову: британский суд оправдал обвиняемых. А сорок лет спустя, в 70-х гг., созданная по указу премьер-министра Бегина государственная комиссия вообще сняла с "правых" обвинение в убийстве Арлозорова.
Очень любопытна реакция Воли на понятие "фашизм": для "нормальных людей", т. е. для немцев, фашизм квалифицируется как следствие некоего выпадения из рамок общественного приличия -"международное хулиганство". У евреев же фашизм выглядит, согласно Воле, симптомом психического разрушения личности народа - "патологией".
"...Не принимай слишком близко к сердцу мою просьбу о книгах по хлопководству. Найдешь - хорошо, не найдешь - беда невелика!
В отпуск Белла поедет в Москву к маме, а я хлопочу о поездке к папе, поняв, что ему 71-й год, а маму я так и не повидал. Результат пока неизвестен.
Чтоб разбавить жизнь для тела - жизнью для души, я включился в музыкальное трио. Среди сотрудников отыскался пианист, виолончелист, я - за скрипача. Играем каждую неделю, и получаю большое удовольствие от покушений на Чайковского, на Глазунова, на всяких "Гейш"... Какой неожиданный душевный отдых! Во всяком случае, в захудалом ресторане нас не выгнали бы..."
Еще одно замечание: дочь Левы, Гелла, ошибалась, когда в своем докладе в Израиле сообщала слушателям, будто ее отца и дядю освободили после шести лет срока - трех лет изолятора и трех лет ссылки:
"В 1933 г. после окончания ссылки братья получают право жить как свободные люди со своими семьями, но в определенных городах СССР. Лев выбирает Ташкент, а брат - Новосибирск, потом Калинин".
Если бы так, Гелла... Все у твоих отца и дяди оказалось таким, как положено при Советской власти: после конца срока, в 1933 году, их вызвали в органы и предложили расписаться за новые три года.
3.10.33. Катеньке:
"Полагаю, что помочь мне может не риваноль, а перемена климата. На днях думаю предпринять соответствующие шаги, хотя шансы уменьшились на 100 % - срок мне продлен еще на три года...
На днях получил посылку от Торгсина через Е. П. Пешкову, очень благодарен автору. Долла-
ров еще не получил. Получать их мне нет смысла - выдадут 10 рублей. Я лучше переведу их в Самарканд в Торгсин, в продуктах это будет не десять и не сто рублей. Только очень прошу - не посылай больше денег. Я зарабатываю достаточно. Другое дело, если б получить от тебя апельсины... Ах, если б получить апельсины! Но они испортятся в дороге. А я не ел их... С какого года? С 1924-го".
(Валюта, официально меняемая казной за бесценок; коммерческие хитрости относительно отоварки долларов вещами и продуктами напрямую, без рублей... Как все это знакомо! А на дворе - еще 1933 год. До моего рождения. - М. X.)
"...Если б ты знала - а ты, конечно, знаешь -как крепко хочется посидеть с тобой, рассказать все с конца и до начала (с начала и до конца - не хватит терпения) и послушать тебя. Но, вероятно, к тому времени мне будет не 28 лет, а... впрочем, трудно ориентировочно сказать, сколько мне тогда будет лет".
13.02.34:
"Живое описание событий меня, как всегда в твоих письмах, очень заинтересовало. Итак, ты считаешь, что критерий крепости устоев любого государства есть его отношение к евреям! Очень остроумно как афоризм. Но вряд ли верно, если пользоваться в качестве ключа к истории. Родина наиболее черносотенного официального антисемитизма - Россия - держалась довольно долго: одни Романовы заняли 300 лет. И рухнула, когда социальная ее опора пала под натиском других социальных сил... Твой афоризм хорош как "bon mot", я и не прочь, чтоб он правил миром: тогда фашистская Германия вряд ли долго будет торжествовать.
Катенька, ты не читала книгу "Опаленная земля" Марка Эгерта? Наверно, нет. Я прочел первую книгу (вторая еще не вышла) - она печаталась в №№ 10 - 12 "Октября" за 32-й год. Роман из жизни еврейского местечка и - Палестины. Пишет человек с большим знанием деталей того и другого. Судить о правильности авторской позиции трудно - мне, например, а вот ты, вероятно, прочла бы ее не как роман, а как "беллетризованный документ". Достань, прочти, очень интересно.
...Недавно я оказался именинником - к сожалению, мне минуло 30 лет. Это обстоятельство способно ввергнуть нормального человека в черную меланхолию. Но самое главное, что я считаю эти 30 лет роковой ошибкой. Честное слово, чувствую себя никак не старше 25! И того меньше! До каких пор будет продолжаться этот пережиток ощущений "мизинчика" в семье? Это же инфантилизм! Когда отношу Лильке, дочке Юлика Ратнера, деревянного Мишку - честное слово, мы с ней делим пополам удовольствие от игры с ним! Ты, детский доктор, скажи - это нормально?!
Кстати, об именинах. Мне очень стыдно, но я хочу выпросить у тебя подарок. Подари мне несколько скрипичных струн, заграничных. Здесь, в Ташкенте, такая дрянь - не звучит совершенно. Если вместе с пересылкой это может обойтись недорого - не посылай мне фунта, а пошли несколько хороших аккордов скрипичных струн (хорошие - это когда они прозрачные или ровно-белого, молочного цвета, a sol с серебряной капителью). Мне стыдно, но что делать - ты меня в конец развратила своей добротой, поневоле обнаглеешь. Но заклинаю тебя всеми святителями: делай это не сверх, а в счет.
...Слежу по газетам за вызывающим идиотизмом Гитлера и лукавой уклончивостью сэра Джона. Сколько бумаги пишется, сколько усилий, чтоб черное обозвали белым и наоборот.
В прошлом письме мы писали, что извещение о визе (вызов в Палестину. - М. X.) получили, чрезвычайно тронуты, но, увы, не вижу, как можно ее практически использовать. Именно сейчас.
Ну, Катенька, о чем еще писать? О музыке? Завидую понемножку всем моим когдатошним сверстникам по классу скрипки у профессора Петра Соломоновича Столярского - Додику Ойстраху, первому скрипачу на всесоюзном и второму на варшавском конкурсах, Фуреру и другим, на которых Петр Соломонович весьма нередко орал ласкательными эпитетами вроде "Gheime"H пр.".
Вот с кем он учился в скрипичном классе в Одессе!
8.04.34:
"Начинаю прямо с лирического отступления: я горжусь такой теткой, как ты. Женщина в 62 года, пишущая, как ты, - живой укор двадцатилетним! Ах, Катенька, Катенька, какая роковая ошибка с твоей стороны - родиться еврейкой в XX веке, а не француженкой или италианкой в XVIII! Или в XXI веке, грядущем новейшего Ренессанса?..
Почему ты пишешь Леве о переезде (в Палестину. - М. X.), как о деле, зависящем исключительно от него? "Кумушка, мне странно это..."
За высылку струны - благодарю от всей души. Я более или менее регулярно занимаюсь, уже раз 10 выступал. Когда мне говорят: "У вас за-
мечательно нежный тон", я ведь знаю: хотя тон делает музыку, но в смысле техники я профан и растяпа".
15.07.34:
"Лева думал поехать к папе хотя бы повидаться, но когда была материальная возможность, мешали "причины", главные из которых - ребенок и Эдя. Когда они уехали в Чимган (курорт в 90 км от Ташкента), не осталось ни копейки. Это же "бромбергиада". Не знаю - у меня тоже получается все по-бромберговски? Вероятно, да, но у него изумительно часто случается не то и не так, как нужно.
Дитя у Левы прекрасное и очень, очень тяжелое - даже тяжелее своих родителей. Развита, конечно, больше нормального, полна негативизма и может наглядно убедить кого угодно в правде фрейдовской школы...
Надо мной и Белкой смеются все родные и знакомые: не успели расстаться, как уже переписываются телеграммами. Господи, пусть смеются! Смеяться здорово и полезно! Надо, по-моему, в браке уметь две вещи: ссориться и любить. Остальное - дело практики. По мере сил постигаем обе стороны этой науки и стараемся сохранить диалектическое, подвижное их равновесие. 24 июля мы с Белкой отпразднуем первое пятилетие нашего равновесия".
3.07.34:
"...Папа мне два раза писал, чтоб я подал заявление о замене, не откладывая в долгий ящик, что я и сделал 1.08... Взялись мы с Беллой за английский язык: ее учу и сам подучиваюсь. Помогает ежедневная "Москоу Дейли ньюс". Катенька, а ты свободно владеешь английским? Об
иврите не спрашиваю: наверно, вполне овладела. Английский, верно, больше язык официальных сношений? Интересно, как сложились языковые границы в быту и общественной жизни?.. У папы уже третий раз повторяется припадок, и до зарезу надо кому-нибудь из нас побывать у него. Должен сказать откровенно, что почти не верю, что папа на этот раз поедет к Шуре. Во-первых, его припадки. Во-вторых, паспорт на льготных условиях требует либо внесения заранее суммы в инвалюте в качестве первого взноса, либо хлопот в соввалюте. А хлопоты - кто за него их проделает? О здоровье - опять-таки кто-то должен быть около него. А мы все выбыли, хотя бы на некоторое время. Вот и разберись".
24.09.34:
"В заявлении (на выезд в Палестину. - М. X.) мне отказано. Передай это Шуре, пусть успокоится, как успокоился я, хотя и раньше не волновался, ибо ожидал именно такого результата.
Я очень тебя прошу, больше не отправляй денег - минимум два месяца, мне хватает того, что я уже получил. И т. к. это пишет тебе не ф. В. Бромберг, а В. Ф. Бромберг, можешь быть вполне уверена, что это вполне искренно и соответствует действительности...
Благодарю за живое и меткое описание дислокации языковых границ в вашем быту - оно мне многое помогло уяснить. Очень интересна цифра в 40 000 въехавших за последний год. А как они перевариваются и куда деваются? Не обнаруживает ли ваша экономика признаков "несварения желудка"? Как отразилось проведение нефтепровода и начинающееся строительство ж.д.? Как говорится: "В Испании землетрясение". - "А что это для евреев?"
Что у нас нового? Белла бюллетенила - сухой плеврит, более или менее регулярный. Очевидно, нужен сосновый лес, деревенская обстановка, ежедневная курица в супе и прочие мелочи быта. Ташкентского солнышка, оказывается, недостаточно. А я здоров. Работаю, кроме службы, еще лектором на курсах по теории и практике кредита, консультирую дипломную работу одной студентки Плехановского института. Недавно ко мне обратились из Института экономических исследований с очень интересным предложением, но пока еще ничего не оформлено.
Левка работает, худеет и "собирает нахэс" ("Удовольствие". - М. X.) от дочурки, Эдя поступила в Гордетбольницу. Самое печальное, что недавно скончался от брюшного тифа Герц Явлинский - сгорел за три недели".
О Герце Явлинском и упомянутом выше Юлике Ратнере, члене ЦК ЦеЭс, того, с чьей дочкой играл Воля в деревянного мишку, - сведения от одного из их ссыльных приятелей, написавшего письмо в 1982 году сыну Воли и Беллы - Герику:
"23.1.82 г. Дорогие Фая и Герик...
В пересыльной тюрьме г. Харькова я впервые встретился с твоим отцом. С ним вместе там находились трое его друзей - Прилуцкий, Межерицкий и Хазинюк. Оттуда нас через несколько дней этапировали в Москву, в Бутырскую тюрьму. Нас совместно поместили в одну большую камеру, куда даже Екатерина Павловна Пешкова, жена Горького, передавала тогда передачи. Затем по постановлению ОСО твоего отца отправили в Суздальский политизолятор, а всех его друзей тоже на три года в Тобольский и Верхнеуральский политизоляторы. Меня как мелкую сошку направили на три года в Обдорск, нынеш-
ний Салехард. Провел там одну зиму, подал заявление о разрешении на выезд в Палестину, получил его, но в 1927 г. были прерваны дипломатические отношения с Англией, и я вынужден был задержаться в Тобольске, а затем по настоянию своих родителей вообще отказаться от поездки. Твоего отца направили после изолятора в Среднюю Азию, не помню, в Фергану или в Коканд. Твой отец и твоя мать еще до его ареста были близкими друзьями, и им разрешили соединиться, жить совместно. После окончания моей ссылки в Тобольском крае мне не разрешили поехать домой, в Днепропетровск, я тоже оказался в Средней Азии - в Ленинабаде.
В 1933 г. нас всех из разных городов Средней Азии перевезли в Ташкент, где я снова встретил твоих родителей. Туда же перевезли отца Геллы (Леву - М. X.), а также его друзей - Герца Явлинского и Юлия Ратнера. В честь Герца Явлинского, очевидно, тебя и назвали родители. Герц Явлинский заболел тифом и умер в 1934 г., а Ратнера обвинили во вредительстве, арестовали в 37-м г. и расстреляли там же. Что дальше случилось с отцом Геллы - не знаю..."
22.01.35:
Читал журнал "Социалистический транспорт" № 11 за 34 г., статья о ж.д. Хайфа - Багдад. Наиболее интересной темы - пойдут ли грузопотоки Южной Персии через нее — автор почти не разработал. А что дорога эта - дань стратегическим интересам британского империализма, так ведь это ясно без особых мозговых усилий.
В части деталей быта: Белла начала заниматься стенографией - появилась возможность на службе. Я, как и прежде, состою в незаконной связи с музыкой, играю в квартете, выступал в
ДКА (Доме Красной Армии). Кстати (третье "кстати" на трех страничках размашистого текста), ты не пробовала послать струны в заказном письме. Целый праздник был бы, если б они пришли!
Левка, как и раньше, живет плохо: работает исключительно много, а толку исключительно мало. Ребенок у него исключительно чудесный, но очень тяжелый".
Но срок идет, близится к концу третья "трехлетка" Волиных и Левиных приговоров. Супруги Бромберги "в ожидании своей дальнейшей судьбы" оптимистически готовятся к освобождению.
7.02.35:
"Милая моя Катенька! Ради Бога, вернись к правильному пониманию: изголодались мы с Беллкой именно по беллетристике! А вовсе не в физическом смысле - отнюдь! И поэтому все твои заклинания, чтоб я был откровенен и сказал, в чем мы нуждаемся, построены на "ложноклассической" основе. Даю торжественное честное слово музыканта (а это не поэт, и не ученый, и даже не врач!), что мы имеем достаточно. И чтоб ты не смела высылать мне что-то чаще и больше, чем высылаешь! Два фунта отдам Леве - все-таки я зарабатываю раза в полтора больше него, он больше нуждается в таких вещах, чем я. Мы с Беллой в ожидании своей дальнейшей судьбы решили завести сберкнижку - при благоприятных условиях проехаться "по всея Союзу", в Москве побывать и у ее родных в Одессе. Ты знаешь, что не так давно мы получили от Шнеера визы (приглашения. - М. X.), страшно благодарны ему за исключительную чуткость, но, увы, воспользоваться ею не могу - не так давно мне отказали в выезде".