С Давидом Мироновичем, мужем Елены Андреевны, мы познакомились в 1940 году, когда, проживая в «минусе» (г. Калинин, ныне – Тверь), он приезжал в Москву по воскресеньям, чтобы проведать семью. Я была диковатой и испугалась: незнакомый человек ведет себя в гостях, как дома. Тогда он мне говорит: «Пойдем погуляем». Пошли. У Никитских ворот айсоры1 разложили и развесили свой нехитрый товар – коробки ваксы, щетки, стельки, шнурки – и кричат: «Чистим-блистим!» Я шарахаюсь и тяну Давида Мироновича в сторону. Он же смотрит на мои ноги и говорит: «А туфельки-то у тебя грязные. Давай почистим. Ставь сюда ножку!» Я ставлю ногу на скамеечку. Чистильщик щеткой быстро сметает пыль с моей туфли. «Теперь ставь другую». Ставлю. Чистильщик открывает коробочку с гуталином. «Ставь третью!» Я заливаюсь смехом. «Четвертую!» Я в полном восторге.
Прошло несколько лет. Мы с мамой живем в Малоярославце, и вдруг в 1948 году он приехал к нам. После лагеря ему нельзя было появляться в Москве, поэтому все свидания с родными и друзьями проходили у нас. Домуправ предупредил моих тетушек, что соседка по коммунальной квартире наведывается «куда надо» и «стучит» на них. Дядя Давид пробыл у нас
1 Айсоры – ассирийцы, работавшие в крупных городах уличными чистильщиками обуви.
полторы недели. Когда мама была на работе, и мы оставались одни, он все время читал книги, которые мама приносила из библиотеки.
В письмах Давида Бацера из поселка Мотыгина Красноярского края в основном вопросы, о себе пишет немного, подчиняясь написанному закону самоцензуры, главное – «я жив!» – угадывается между строк. И только после возвращения в августе 1954 года в Москву мы узнаем о его болезнях и трудностях.
Ему долго пришлось искать работу, всюду пугались его пресловутого «пятого пункта»2. Я училась в пединституте. С дядей Давидом мы подружились, тогда-то я поняла, как мне нужен отец, и он стал мне отцом. Особые минуты душевной близости мы испытывали, когда молча сидели рядом и слушали музыку.
Давид Миронович Бацер (1905–1987) вошел в семью Новиковых в конце 1920-х годов. Последние три десятилетия своей жизни он был центром семьи: решал все самые трудные проблемы, помогал родным и близким.
Жизнь его складывалась очень непросто. Родился в Белостоке. Незаурядные способности помогли ему попасть в «процентную норму» и поступить в гимназию. После революции семья переехала в Москву. Давид и его сестра Мина продолжали учиться в школе и занимались музыкой. Потом Мина поступила в консерваторию, а Давид стал студентом Нового экономического института. Тогда же они вступили в молодежный социал-демократический кружок.
Уже в 1923 году Давида арестовали. 1924 –1925 годы – Соловки, 1925–1926 годы – Верхнеуральский политизолятор, ссылка (Ашхабад, Ташкент, Джизак), «минус» в Калинине, суздальская тюрьма, Ивдельлаг (Урал), вечное поселение в Красноярском крае – таков далеко не полный перечень его «одиссей»3.
Несмотря на жизненные перипетии Давид Миронович был очень образованным человеком. Читал всю жизнь, интересовался политикой, историей, экономикой, литературой, музыкой. Собрал большую библиотеку и фонотеку. Много ездил по стране.
Уже в юности Давид ощутил большую потребность заниматься исследовательской работой. В ссылке он пишет ряд очерков по истории Средней Азии, ее культуре, экономике. А в предвоенные годы работает над исследованием о Толстом и Достоевском: совсем маленьким мальчиком он нашел на чердаке
2 Пятый пункт – это пункт анкеты, в котором надо было указать национальность. Государственный антисемитизм был еще в силе, поэтому все руководители предприятий боялись брать на работу евреев. После полугодовалых поисков Давид Миронович устроился главным бухгалтером в винный трест «Арарат», директор завода Колонтар взял его на свой страх и риск, и они очень хорошо работали вместе, их связывала настоящая дружба.
3 Мина Бацер тоже находилась в ссылке, где она скончалась после родов в 1930 году.
своего дома старую книгу, стал ее читать и увлекся настолько, что не заметил, как стало смеркаться; это был роман «Идиот», с тех пор Достоевский – его любимый писатель.
После возвращения в Москву Давид Бацер печатается в журналах «Бухгалтерский учет», «Советская библиография», «Библиотекарь». Вместе с Еленой Андреевной Новиковой участвует в описании яснополянской библиотеки Толстого и библиотеки Смирнова-Сокольского. Совместно с музыковедом-фольклористом Болеславом Исааковичем Рабиновичем составляет уникальный двухтомник «Русская песня».
В последний год своей жизни он с большим увлечением изучал материалы семейного архива Новиковых и вместе с Еленой Андреевной написал очерк о ее дяде Николае Александровиче Мотовилове – первом русском марксисте, проведшем много лет в заключении.
Но главным делом своей жизни он считал статьи и исследования для выходивших в самиздате и публиковавшихся на Западе в 1976 –1982 сборниках «Память». Писал он под псевдонимами, рукописи переправлялись за границу молодыми диссидентами, с которыми он подружился в 1970-х годах. Не все они были историками по образованию, но рассказы Давида Мироновича настолько захватили их, что они просили его, как свидетеля и участника многих событий, написать об этом. Давид Миронович взялся за этот труд, решил написать статью о молодежном социал-демократическом движении в России после 1917 года. Он уже знал о судьбе многих людей социал-демократических убеждений. Отыскать сведения о других и найти фотографии ему помогали друзья. Его работа «Социал-демократическое движение молодежи 1920-х годов», где говорится о друзьях молодости Давида Бацера и прослеживается их судьба, получила самый широкий резонанс. Эта работа в сокращенном виде дается в приложении к книге.
Вместе с сыном одного из старых товарищей Кристофом Якубсоном Давид Миронович отыскал многих героев этой статьи, объединил их, поддерживал с ними связь до самого конца и старался всем помочь. Удалось ему также вызвать из Канска подругу Марии Спиридоновой Ирину Каховскую и поселить ее в Малоярославце. О ее судьбе он написал довольно обширную статью для «тамиздата». Все черновики своих статей он уничтожил. Сохранил только фотографии, которые публикуются впервые в этой книге.
Новиковский дом всегда был открыт для старых друзей. С возвращением Давида Мироновича друзей прибавилось, в доме появились новые люди, потом стали приходить их дети и внуки посоветоваться о своих делах, приводили женихов и невест, а потом и детишек. В свою очередь, старались помочь найти нужное лекарство, купить интересную книгу, устроить в хорошую больницу. (Давид Миронович перенес три инфаркта, его жена после перелома шейки бедра так и не смогла избавиться от костылей, их единственный сын был тяжело болен с самого детства и находился в интернате для хроников.)
В 1984 году очень серьезно заболела Вера Андреевна, сестра его жены. Была клиническая смерть. Ее удалось спасти, но после этого в течение почти года по ночам ее мучили кошмары, руки и ноги сводило, она кричала: «Папа! Папа!» Тогда Давид Миронович, сам больной, вставал и ухаживал за ней, как за больным ребенком. А я, усталая после трудового дня, лежала на матрасе под обеденным столом и помогала успокаивать Веру Андреевну только в экстренных случаях. На раскладушке мне спать было тяжело из-за больного позвоночника.
Он ясно сознавал приближение конца и старался повидаться и проститься со всеми, кого любил. Приводил в порядок фотографии и бумаги, уничтожал те, которые, по его мнению, могли заинтересовать КГБ и доставить неприятности
семье. Часто вспоминал родителей, детство. Решил написать воспоминания, но, едва начав, попал в больницу с обширным инфарктом.
Его очень волновала судьба Анатолия Марченко, он немного знал его и чувствовал в нем родственную душу. Я долго скрывала от него, что Анатолий скончался, но, когда в палате появились двое молодых инфарктников с радиоприемником, я поняла, что об этой смерти рассказать должна я. И тут Давид Миронович заплакал. Такого не бывало никогда. Прибежала молоденькая врачиха: «Что с вами?» – «Простите, я узнал о гибели моего друга». Через несколько дней по радио передали о возвращении из Горького А. Д. Сахарова. Об этой новости я рассказала Давиду Мироновичу сразу же. И опять он заплакал. На встревоженные вопросы врача Давид Миронович ответил: «Плаксив я стал. Сейчас я плачу от радости». В этой же палате тяжело умирал старик – бывший следователь НКВД. Около него день и ночь дежурили, сменяя друг друга, жена и дочь. Ночами старика мучили кошмары, и он тоже плакал…
Умер Давид Миронович дома в новогоднюю ночь, прожив всего пять часов наступившего 1987 года. Перед смертью произнес: «Я прожил счастливую жизнь».