ГЛАВА 7. ВСПОМНИЛОСЬ — ЛЕПЕСТКИ ПАМЯТИ
Эти короткие эпизоды записаны мной за мамой, когда она почти ослепла и не могла ни читать, ни писать. Память ее все возвращалась и возвращалась к былому, дополняя все новыми и новыми подробностями, как бы уточняя уже написанное. Все эпизоды расположены в хронологическом порядке, а даты относятся к моменту воспоминаний - С.Г.
* * *
Однажды мы с папой были в Казани. Он зашел к ювелиру Нурову, с которым они дружили. Я увидела в витрине маленькую красивую кошечку — она мне очень понравилась, и я попросила папу купить мне ее для куклы. Папа не соглашался... Оказывается, она стоила 25 рублей и сделана была из горного хрусталя, матовая, будто пушистая, и глазки два изумруда.
* * *
Мама разделила все золотые вещи на нас трех сестер.
Была витая из четырех колечек золотая цепь, почти до колен, подарок папы.
...Ольга свою золотую цепочку и крест спрятала в спинку кровати, отвернула шарик и бросила туда, потом привернула. Это было, когда ходили по домам и отбирали золотые вещи. Тогда же мама не отдала мешочек муки, так и сказала — «Не дам, у меня маленькая девочка, она больна».
У меня был крестильный крест на золотой цепочке, сантиметров 5-6 с распятым Христом. Сделан из цветной эмали, голубое опаясание, лик хорошо, выразительно написан; продала, когда болел Игорь, я еще тогда была с Константином.
Дедушка подарил маме два заказных золотых литых простых браслета. Самодельный золотой литой браслет ломали в торгсине — не поверили, что литой.
Нитка топазов до пояса — круглые, ограненные.
Серебряная сумочка — величиной чуть больше ладони. Подарил Константин. Кольцо в кольцо, с висюльками, на вздержной цепочке, тоже серебряной. Продала за валенки для Вадима.
Были папины крупные золотые запонки, эмаль с анютиными глазками.
Бабушка Софья подарила мне свое обручальное толстое кольцо 94-й или 96-й пробы. Все это спустила в голодное время.
Папа купил маме брошь. Александрит окружен мелкими бриллиантами, по концам броши по меленькому александриту. При огне камни горят - бордо, а днем - зеленые.
Розовые кораллы бабы Паши остались у нас дома, а золотые застежки пошли на хлеб.
Баба Паша подарила Ольге свой браслет — перекрещенные два листа с крупным бриллиантом.
Из Финляндии папа привез большую перламутровую раковину.
Был серебряный портсигар — наследство от мамы. Константин выгравировал на нем день рождения Игоря.
9 ноября 1992 г.
* * *
Плетеной корзинке для рукоделия около ста лет, она подарена моей маме еще до замужества, когда она заканчивала медицинские курсы и работала в доме слепых. Были там ребята разного возраста — от 10 до 17 лет. Мама привязалась к ним - читала, беседовала с ними. Они плели разные корзины и что-то вроде блюда из какого-то корешка. И вот, когда мама уходила, кончив учебу, то ребята поднесли ей эту корзину собственной работы. Мама ею очень дорожила.
Большая шкатулка с муаровой обивкой для золотых и серебряных вещей была подарена маме ее отцом Иваном Мокровым. Шкатулка была куплена. В ней же мама хранила и топазовые бусы.
Серебряный (?) браслет с сердоликами подарен Эль-Регистаном. А история такова.
В начале 30-х годов был организован пробег автомашин через Кара-Кумы. Туда же ездил и сотрудник «Известий» поэт Эль-Регистан. Пробег был очень тяжелый, люди и машины вымотаны, но прошли путь с успехом. Было столкновение с басмачами. В конце концов они столкнулись с ханом Хорезма. Была схватка, взяли в плен семью хана, в которой была 15-летняя жена хана, носившая на руке этот браслет. Все это было взято как трофеи. Трофеи были распределены между участниками пробега. Эль-Регистан получил этот браслет и по возвращении в Москву принес его мне вместе с письмом, в котором описывал всю эту историю. Письмо было мною положено в архив Ивана Михайловича, а архив пропал...
3 июля 1993 г.
* * *
Вспомнила стихотворение из детства, его мне читала мама.
Ночью в колыбель младенца
Месяц луч свой заронил.
Отчего так светит месяц?
Робко он меня спросил.
«День-деньской устало солнце
И сказал ему Господь:
«Ляг, усни и за тобою
Все задремлет, все уснет».
И взмолилось солнце брату:
«Брат мой, месяц золотой,
Ты возьми фонарь и ночью
Обойди весь край земной.
Кто-то молится, кто плачет,
Кто мешает людям спать,
Все разведай, а поутру
Приходи и дай мне знать».
Солнце спит, а месяц ходит,
Сторожит земной покой,
Завтра рано-рано утром
Постучится брат меньшой.
Тук-тук-тук. Откроет двери.
«Солнце, встань, грачи летят,
Петухи давно пропели,
И к заутрене звонят».
Солнце встанет, солнце спросит:
«Что, голубчик, братец мой,
Как тебя Господь Бог носит?
Что ты бледен? Что с тобой?»
И начнет рассказ свой месяц.
Кто и как себя ведет,
Если ночь была спокойна,
Солнце весело взойдет.
Если нет, взойдет в тумане,
Ветер дунет, дождь пойдет.
В сад гулять не выйдет няня
И тебя не поведет».
И детям своим рассказывала его много-много раз. А потом нарисовала в альбом целую серию картинок к нему, где-то дома лежит.
* * *
... на могиле дедушки мама упала на колени и долго молилась... Похоронен в Елабуге при большом стечении людей. Достойно. Может быть, могила и сохранилась.
2 февраля 1995 г.
* * *
Из Голландии папе присылали и он привозил сам из Финляндии луковицы тюльпанов и гиацинтов. Выгонял очень крупные цветы. Еще помню, как он подкрашивал сирень — ставил ее в питательный и красящий раствор и придавал такой оттенок, какого никто в Гороховце не имел.
Папа выписывал много журналов: для Лены «Светлячок», для меня «Золотое детство», для Оли — журнал мод. Маме и себе — «Мир искусства», «Хозяйка», иллюстрированный журнал «Искра», «Отечественные записки», «Охотничий журнал», газету «Русское слово», что-то по цветоводству.
Мы получали приложение к «Светлячку». Из этого приложения папа вырезал, и склеил нам игрушечную усадьбу. Собачья будка была в ней сантиметровой величины. Куда бы папа ни ездил, отовсюду привозил какую-нибудь самоделку, а не игрушку.
У меня был ящичек, я разделила его на три комнаты, прорезала окна, видела как делал папа.
Был чудесный клей «Синдитикон», очень крепкий. Мама склеила статуэтку, у которой отбилась ручка.
Папа привез Оле из Финляндии обнаженную женскую фигурку, а мне деревянную ласточку, в размахе крылья примерно 20 см.
Богатое детство было - впечатлениями, занятиями, а вот своим детям не сумела дать...
5 февраля 1995 г.
* * *
С мамой плавали на Святой ключ, один раз без Лены, другой раз с ней. Плыли на пароходе из Осы до Казани, потом до Елабуги. Очень хорошо помню Святой ключ. Из Гороховца с папой плавали до Мурома.
12 февраля 1995г.
* * *
Это было в Осе. Мне было шесть лет, но я до сих пор помню это редчайшее явление в природе — в 1911 году наблюдала комету Галлея, ее
появление у нас бывает один раз в 75 лет.
В Осе, во время ледохода, мама брала меня с собой и мы, кажется, на дилижансе отправлялись на дамбу смотреть ледоход по Каме.
Папа был ярый картежник, часто пропадал в Осинском клубе.
14 марта 1993 г.
* * *
Однажды в Гороховце я колом разбила большое окно в аптеке — шалили, прыгали с мальчишками и я не рассчитала, думала, что промахнусь. Папа ни слова не сказал.
* * *
Папа с отличием закончил провизорские курсы в Казанском университете.
Он сам составлял рецепты мазей. Одна была очень хорошей от экземы. К сожалению, рецепт утерян, но составляющие помню. В нее входили — окись цинка, белая ртутная мазь, борная кислота в порошке, борецус в порошке, нафталан, ланолин, олеум прованс, ментол и еще что-то. Папа хотел, чтобы я продолжила его дело.
* * *
Когда мы с папой плыли куда-нибудь на пароходе, обязательно шли обедать, папе всегда подавали солянку с кусочками льда, а мне консоме - бульон с гренками.
* * *
Как-то мы с мамой шли по набережной Клязьмы, и вдруг из раскрытого окна большого каменного дома раздались звуки пианино, приятный голос запел:
Вот вспыхнуло утро, румянятся воды!
Над озером быстрая чайка летит.
Ей много простора, ей много свободы.
Луч солнца у чайки крыло серебрит.
Так девушка чудная чайкой прелестной
Над озером чудным (?) спокойно жила,
А в душу вошел к ней чужой, неизвестный,
Она ему сердце свое отдала.
Как чайке, охотник, шутя и играя,
Он юное сердце навеки разбил,
Навеки разбита вся жизнь молодая,
Нет веры, нет жизни, нет счастья, нет сил!
И стали мы с мамой звать этот дом — «Чайкин дом».
6 декабря 1994г.
* * *
В Гороховце на Крещение все шли на реку. Во льду был вырублен крест, и батюшка святил воду.
* * *
На Святки в Гороховце в гимназии устраивались маскарадные вечера. Под духовой оркестр были танцы. Оркестр обычно сидел в коридоре, а не в зале с танцующими... Все это ушло.
17 января 1993г.
* * *
Анна Антоновна несколько раз ходила к Ивану пешком из Долматово в Ярославль — это около 90 верст.
март 1994 г.
* * *
В Доме правительства было несколько фотографий большого формата 13x18,18x24, на которых Иван снят с Троцким. Лев Давидович в 1924 году приезжал в Коломну и участвовал в митинге на паровозостроительном заводе.
* * *
В 1928 году у нас гостила Анна Антоновна. Я оставила 9-месячного Вадима на нее и нашего детского врача Босика. Мы с Иваном уехали отдыхать.
11 июня 1995 г.
* * *
От деда Мокрова получила немало - его творческие способности передались мне. Я училась в АХРРовской студии, у В.Н.Бакшеева, работала художником-декоратором в музыкальном театре им.Станиславского и Немировича-Данченко.
6 февраля 1994 г.
* * *
Наевшись с мясом пирожков,
Уснул спокойно Пэ Рожков.
Так сочинил про себя Петр Рожков. Он приезжал к нам на дачу на Сходню. С Иваном всегда кто-нибудь приезжал.
Наша дача было против дома Радека. Дом в несколько комнат — кабинет, столовая, спальня и кухня. Потом одно лето жили в бухаринской даче. В 1929-30 году жили лето в Серебряном бору, Иван приезжал после совещаний, и все вместе вповалку они спали на сене.
3 апреля 1993 г.
* * *
Начинала работать в Союзфото раза три. Союзфото - первый адрес, не помню, потом оно располагалось на Никольской улице и в Музее изящных искусств. Как то фотовыставка выезжала в Парк культуры Горького. Это был день, посвященный фотолюбителям — давали консультации. На фотографии, что находится у Ирины, мы с Николаем Михайловичем Бирюковым.
* * *
Мой папа приезжал ко мне в Москву из Ленинграда, ездил с нами на дачу в Подсолнечное.
Он просил одеть Лоллика, купить ему кое-что из одежды. Я «да-да», а потом забыла. Никогда не могла себе этого простить. Лоллий погиб под Сталинградом. Ему было около 19 лет.
* * *
В котельной «Известий» бросали в топку уголь и чуть не бросили бомбу. Увидели ее только в последний момент. Сообщили Тройскому, он сообщил Ягоде.
27 октября 1986 г.
* * *
Однажды Иван Михайлович Москвин говорит Тройскому:
— Иван Михайлович, за что вы на меня обиделись? — Да не обиделся, с чего вы взяли?
— Ну, как же, а почему же меня вчера к себе не позвали, когда у вас гости были?
— Не было гостей. Лидия была одна в доме и чего-то побоялась, везде включила свет.
* * *
Борис Григорьевич Чухновский после спасения экипажа итальянского дирижабля «Нобиле» был очень популярен, но оставался скромным, стеснительным, как девушка, до конца жизни. Много летал на севере. Однажды привез и подарил Ивану шкуру белого медведя. Эта шкура была в Доме правительства, потом в Любиме. Долго ее
сохранить не удалось, так как она не была выделана.
март 1987 г.
* * *
Светлана слушала пластинку с романсами в исполнении Тамары Церетели, а мне вспомнилось:
Был юбилей «Известий» в Большом театре, какой не помню. Выступали артисты, должна была петь Тамара Церетели. В ложу к Ивану пришла директор театра Малиновская и сказала, что Церетели выступать не будет: «На сцене Большого театра цыгане еще не пели».
Великолепное контральто Тамары Церетели, манера исполнения, трактовка песен и романсов была горячо принята московской публикой. Она пела в Малом зале консерватории, ее сравнивали с «божественной» Варей Паниной. Иван знал, что она несла высокое искусство. Сказал: «Тамара будет петь». Произошла словесная стычка. Церетели пела.
Иван слышал Плевицкую, Вяльцеву, Панину, Раисову.
4 июля 1992 г.
* * *
Понедельник. Жарко. + 29° в тени. Сидим в кухне, обедаем. По небу ходят пуховые облака с поддонами, какие люблю. Вдруг брызнул дождь. Озорничает Илья!
И, темня у тополей вершины,
На передней туче, вижу я,
Восседает, засучив штанины,
Свесив ноги босые, Илья...
Это Павел Васильев!
У меня был нарисован Илья, сидящий по пояс в облаках, вот так оттопырены пальцы. Демьян Бедный увидел и попросил себе эту картинку.
31 августа 1992 г.
* * *
В Доме Правительства висел вышитый мной холст с Ванькой и Танькой по Билибину. Исаак Бродский увидел, попросил: «Лидия Александровна, можно мне это взять?» Я, было, смутилась, но мне было приятно, что Бродский оценил кустарное мастерство. Известный сюжет у плетня, он так или иначе жил в нашем доме был вышит аппликацией или нарисован на доске.
* * *
К Валериану Владимировичу Куйбышеву я очень хорошо относилась, почти как к Замкову Алексею Андреевичу.
4 декабря 1994 г.
* * *
Однажды на вечеринке в Доме правительства я и Андрей Белый плясали русского.
Воблый обещал мне подарить скрипку.
* * *
Кто-то сказал Ивану, что Анна Ильинична Толстая очень нуждается и намеревается петь в ресторане, чтобы заработать на жизнь. Ей выделили академический паек.
* * *
В Доме Правительства на 11-м этаже на нашем большом балконе, к большим праздникам — 1 Мая и Октябрю ставили огромный портрет Сталина. Клишин, наш лифтер, говорил, что за этот портрет было заплачено 500 рублей.
11 июня 1990 г.
* * *
Дежурные по подъезду - Клишин, душа-человек, хороший, лет 35, и Толстов — очень неприятный человек. Наверняка, они были работниками НКВД. Толстов вытащил Вадима из фонтана, куда тот упал вместе с велосипедом. Спас. Вытащил за шиворот. Глубина была хорошая, шапочка плавала.
* * *
Как-то идем с Ирой через мост, она показывает на портрет Сталина на нашем балконе и говорит: «Папа». За нами шел мужчина, услышал и говорил — «Хорошего себе папу выбрала». Отец тоже носил усы, потому она и ошиблась.
11 июля 1990 г.
* * *
Павел работал допоздна, утром спал долго. Елена сидела со мной. Ира бегала по квартире. Нашла насос от велосипеда, на котором Игорь ездил на Сходню. Ира зашла в библиотеку, а на кушетке спал Павел. Размахивала насосом и попала Павлу по голове. Он вскочил, спросонья ничего не понял, рассердился. Увидел улыбающуюся Иру. Заулыбался
сам, смягчился, все было кончено мирно. Ира говорит, что это был не Павел, а Куйбышев... Может, я и ошиблась.
* * *
Я безумно любила Иру и никуда от нее не отлучалась. Иван пошел на встречу Нового года к Вере Руфовне, жене Демьяна Бедного. Я села красить Ирочкину кровать голубой краской. Вдруг Иван возвращается и говорит: «Вера Руфовна отослала меня за тобой. Идем вместе». Я быстро оделась и мы пошли. В этом же доме, в соседнем подъезде(?). Была только семья. С новой женой Демьян жил в особняке. Как-то видела ее — кожаное пальто, шлем летный и из-под него — белые локоны. Зачем она ему нужна была? Семью разбил.
* * *
Исаак Бродский подарил Ивану рисунок-портрет Ворошилова, который печатался в «Известиях» к юбилею Клима Ворошилова. Портрет отдали в окантовку. К сожалению, «мастера» отрезали подпись автора, она не умещалась у них в рамку. Полоску с подписью вернули вместе с окантованным портретом. А портрет я, наверное, в войну продала в Ярославский художественный музей. Дома в альбоме хранится только автограф И.И.Бродского.
После ареста Ивана пришлось продать картины, их было довольно много. Морские пейзажи крымского берега старого мастера, кажется, Богаевского. Японские гравюры Хокусая - привезенные и подаренные Б.Пильняком. Пришлось продать овальную картину мастерской В.С.Сварога. Говорили, что он ее выкупил. Радимовскую «Избушку ведьмы в Абрамцево», карандашный рисунок И.Бродского «Ленин в Смольном», этюд В.Бакшеева «Окно». Все это продала в Ярославский музей, когда осталась одна без Ивана.
1 сентября 1992 г.
* * *
Иван уже был арестован. Заболел Вадим. Я позвонила Алексею Андреевичу Замкову. Он сказал — приезжай. Я приехала. Мухина и Замков жили в то время в особняке у Красных ворот, на его месте сейчас стоит высотное здание. Вошла, на глазах, конечно, появились слезы.
— Алексей Андреевич, вы знаете, Иван взят.
— Я знаю. И тебя не минула чаша сия.
Потом мы говорили о Вадиме. Он дал ампулы с гравиданом. Я спросила: «Их надо колоть? «Нет, будешь давать по...», в точности не помню. Был очень человечный. У нас в доме был своим человеком, приходил запросто. С его женой Верой Игнатьевной Мухиной не было столь теплых отно-
шений, да и, кажется, она несколько ревновала Алексея Андреевича.
7 марша 1992 г.
* * *
Когда арестовали Ивана, и меня выселяли из квартиры, пришлось уйти из театра, где я счастливо работала. Старик-маляр, работавший раньше с Коровиным, переживал за меня. Подошел, обнял и вручил коробку с красками — стеклянные чашечки с гуашью. У него просили эти краски продать, но он никому не отдавал. К сожалению, его фамилию я не помню, но знаю, что он готовил холсты.
6 февраля 1994г.
* * *
Получила открытку от Ивана с этапа, чтобы прислала теплую куртку и белье. Это в мае-июне 1939 года. Собрала посылку, вшила подкладку в пальто, послала. Месяца через два или позже, посылка пришла обратно. Посылала на Воркуту свои рисунки, контурные портреты детей, он ничего не получил.
конец апреля 1990 г.
* * *
Вещий сон об Иване, а накануне и не думала о нем.
Вижу, будто стою на берегу широкой-широкой реки, а по реке идут льдины, выплывают одна из-под другой. И на одной льдине, которая вынырнула из-под воды, стоят две мужские фигуры с шестами. Один — Иван, другого не знаю. И вдруг льдина разбивается и тонет. И выходит на мою сторону, только далеко-далеко, с шестом Иван, а второй утонул. Вечером с теткой Ариной встретилась, рассказала. Она говорит: вещий сон - выйдет Иван, только далеко-далеко.
Вот Иван и плыл 15 лет.
19 мая 1993 г.
* * *
В Любим во время войны из блокадного Ленинграда привезли детей, жили в интернате. Проработала я в нем больше года. Тяжелое время, бедные дети, что они перенесли! Они не только оголодали, одичали, некоторые после всего пережитого — мочились. На воскресенье забирала к себе мальчонку и девочку.
В Любиме впервые увидела северное сияние, пошла разбудила Татьяну Павловну Непран, она позвала всю старшую группу детского дома.
* * *
Работала в госпитале санитаркой. Однажды раненый из одной палаты подзывает: «Вот возьмешь три тарелки супа, я спрятал под кроватью». Я несу, а другой раненый просит — «Дай», а сам уже свою тарелку съел. Я говорю: «Мне сыну. Ты уже съел». И отнесла детям.
В конторе паек был 400 граммов хлеба, а в госпитале, кроме пайка, я могла пользоваться остатками еды раненых.
Бывало, налью кипятку, хлеба накрошу, посолю и хлебаю.
1 мая 1995 г.
* * *
Был однажды случай, когда я хотела перелезть через загородку за хлебом — украсть. Бог уберег! Кошмар.
Госпиталь уезжал в другое место. Начальник Курочкин звал работать с госпиталем дальше. Он ценил мою работу санитарки - в трудовой книжке есть благодарность.
* * *
Однажды пришла на дежурство со Светланой, ей года не было. А ребенка куда деть? «Отдай дежурной». Взял какой-то раненый - «У меня дома дочка такая же». Положил рядом с собой на подушку, накормил пряником.
Тогда же в госпитале сшила Светлане одеяльце с аппликацией - двумя гусенятами около тарелки. Кто-то увидел — удивился, что так красиво можно сделать.
* * *
Медсестра Аня как-то говорит мне: «Пойдемте, я наберу шприц». Я не поняла — зачем я нужна? «Там в двери стоит цыганка с ребенком на руках». Оказывается, в этой палате умерла цыганка, и у медсестры появились галлюцинации.
* * *
Это было в детском саду, в ясельной группе. Пришла со Светланой, она маленькая, в пеленках еще была. Отдала уборщице, она положила к печке около бака с водой, чтобы потеплее было. Девчонка стала брать воду и ошпарила. Облила лобик и глазки, два дня мазала маслом — постного масла мне дали тут же в кухне. Уже у большенькой, года в три, разошлись глазки, стала немного косить, потом прошло.
* * *
Во время войны. Кормиться было нечем. Хорошо, что меня на работу на лесоразработки взял Борисов. Сильно поддержал, так бы не выжили.
Работала лето, осень, до зимы. Борисов выписывал распиленный мною лес на своего сына и на себя, а деньги давал мне. Пришлось пойти на это потому, что я была жена арестованного.
* * *
Любим — маленький городок, работать негде. Однажды Соболев-мельник на Некрасихе позвал: «Масло выбираю, приходи, а взамен — сдашь грибы». Я обрадовалась. Светлане полгода, взяла ее на перевязку, крепкую - солдатскую, повесила спереди. Пришла. «Грибов надо много, что ж ты с ребенком пришла? Ну, что ж делать! Бери все грибы - пойдут на солонину. Есть хочешь? Поди, нарой картошки, свари или поджарь». Я пошла в поле, открыла дерн, первая пахота, а там лежат рядком, как поросята штук 5-6». Поела и пошла в лес. Я в фуфайке с большой корзиной, за спиной боковуша. Взошла на горку, посмотрела вниз — желтенькие, желтенькие — лисички, сухие грузди. Светлану положила на фуфайку, простынку привязала к ветке, чтобы не потерять. Стала набирать гриб за грибом. Много собрала, хорошо. Ночевала в ночевочной, там еще старик с мальчиком был. Еще набрала рано утром. Дал три литра масла. «А это на девчонку!» и пол-литра масла дал еще, на Светлану. Это было осенью 1943 года.
5 августа 1994г.
* * *
В Актасе, до возвращения Ивана, подошел работник НКВД.
— Вы больше не будете работать, я вас увольняю.
— Никуда я не уйду.
— Что это вы так уверены?
— Я не занимаюсь никакими секретными делами, - отстаивала я себя. Станислава Яновна позвала работать управдомом, и я перешла к ней.
* * *
Лидии относился к Тройскому хорошо, с уважением. С Леоновым всегда было как-то непросто.
По приезде из Актаса Иван хотел наладить старые связи, хотел дать знать людям, что он жив. Приехал! Здесь! Относились к этому по-разному. Это после стольких-то испытаний!
8 января 1995 г.
* * *
Ольга, как папа, была увлекающейся натурой. Ей было уже 60 лет, она была влюблена, как в юности. Переживала свою последнюю любовь до слез. Это ее строки:
Под легкий стук мотора
Летим мы вглядываясь во тьму...
Который же мне, который?
Семнадцатый? Нет, не пойму.
Нежною пылью река обдает нас.
И мчимся, и мчимся во мглу...
Влажно лицо. Что это - слезы?
Ах, я опять не пойму.
* * *
Плохо себя чувствую, вышла к обеду, вспомнила сон или явь, увиденный примерно месяц назад. Очень хорошо видела фотографию дедушки Ивана Мокрова.
Поклялась бы, что видела ее перед собой, а не во сне. Фотография коричневых тонов, размером с книжку, и мамину фотографию, где она в крестьянском платье с подругой. Лицо мамы повернуто... Я долго горячо молилась, просила прощения у мамы, просила дедушку, чтобы он сказал маме, чтобы она простила меня... Вдруг увидела, что дедушка улыбнулся мне, а мама на фотографии повернула голову в мою сторону, - не движение увидела, а положение головы.
В каждом чувстве сердца
Ты живешь незримым
Тайным бытием,
И горит повсюду
На делах моих
Свет твоих советов
Просьб и ласк твоих.
19 июля 1992 г.
* * *
Сейчас Светлана прочитала статью Коновалова об Иване в «Народной газете» за 5 ноября 1994 г. «Редактор Тройский». Как немного написано. Такая длинная жизнь...