- 148 -

1990 год

Как образованные люди Богданов и Луначарский понимали, что Бог — это хорошо, а все хорошее можно построить. Бог в их представлении был венцом справедливости, источником добра и мудрости. А Бог таких ошибок не прощает! Бога не надо строить, потому что Он есть. Кроме того. Бог вдохнул жизнь не только в Авеля, но и в Каина. Как ни пытайся сделать Каина добрым, он все равно будет завидовать. Но само системное мышление Богданова разве не от Бога? На строительстве проспекта Калинина делались серьезные попытки строить с помощью сетевых графиков. Когда я теперь об этом вспоминаю, то сразу вижу комнату, где висел во всю стену сетевой график, а рядом портрет Хемингуэя в свитере. Как-то к сетевому графику подошел смеющийся огромный белозубый негр из университета Лумумбы и сказал:

«У вас тут одна туфта». Меня тогда этот смех задел за живое. Конечно, хотелось выглядеть в глазах таких свидетелей нашей жизни несколько другими. А какими? Увы, думать об этом даже теперь — опять лбом в стену. После проспекта Калинина я строил автомобильный завод им Ленинского комсомола на Сукином болоте. Когда я там появился, каркас главного корпуса уже стоял и дно его замывалось песком. Однажды вечером я вышел из прорабской после нескольких часов изучения проекта и, глядя на темнеющий рядом огромный каркас, вдруг почувствовал, как мое воображение начало заполнять этот каркас нашими коробами, одну систему за другой — точно в таком же порядке, друг за другом, как это было днем, когда я листал проект. Это походило на игру и поначалу показалось пустым наваждением. Но чем глубже я пытался проникнуть в суть случившегося, тем яснее становилось, что вся картина, которая была нарисована моим воображением, хотя и в ничтожно малой степени, но все же повторяла ту работу, которую выполнял Бог, когда строил нашу землю. Дома я взял Библию и внимательно прочитал: «Земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да

 

- 149 -

будет свет, и стал свет». Затем — не прерываемая еще в течение пяти дней работа, пока к седьмому дню не появилась Земля и жизнь на ней. И тогда я подумал, что передо мною, возможно, открылась некая модель работ, которую я сразу же назвал «моделью одинокого работника» и которая может быть чрезвычайно разнообразной, если вести обработку ее в вычислительных машинах. Здесь все дело в скорости выполнения каждой работы. Но у Бога нет норм времени, а человеку, чтобы построить модель, они необходимы. Все, кто сталкивался с этой проблемой, знают, до чего искажены нормы времени на строительные работы. Дореволюционный справочник графа Рошефора по сравнению с нашими справочниками — это все равно что чистый родник рядом со сточной канавой. Однако, когда нам необходимо, мы всегда умеем очищать нужное от лишних наслоений. Вскоре студенты, которые проходили у нас производственную практику, завалили весь мой стол листками, на которых были изображены прямые линии с нанизанными на них кружочками. В каждом кружочке была помещена работа, а мне еще виделся там человек, который ею управляет. Целыми днями я раскладывал этот пасьянс перед собой, спрашивая себя: «Если так, то что потом? А если так?» И при этом человек внутри этих кружочков перекатывался вместе с ними то в одно, то в другое пространство и время. Для меня было очевидно, что пасьянс этот никак не способен причинить вред живым людям. Еще Богданов говорил, что организационная наука — младшая сестра математики. А вскоре мне была предоставлена возможность испытать свою модель на строительных площадках. Неожиданно меня вызвал к себе один из моих тогдашних руководителей Валерий Михайлович Серов, теперь он председатель Госстроя СССР.

— Ну, над чем сейчас думаем? — спросил он.

— А вот над чем, — ответил я и стал рисовать линии и кружочки.

— Здорово, — сказал Серов, — мне нравится. Немедленно защищай диссертацию.

— Не могу.

 

- 150 -

— Это еще почему? — спросил Серов.

— Из-за кандидатского минимума. Мне научный коммунизм сдать— все равно что блатному колючую проволоку в зоне разматывать. После этого он уже не блатной, а сука. Понимаешь?

Серов смеялся до слез, а отсмеявшись, отправил в институт создавать лабораторию. Очень скоро нашлись молодые математики, которые были согласны работать за любые деньги, но со свободным режимом.

Вот формула, с которой началась наша разработка:

T = Vijk * L1/a * L2;

То есть трудоемкость каждой работы на каждом объекте и в каждом месяце есть результат деления объема на «дневной урок» с учетом всех коэффициентов. Слово «урок» мы употребляли из уважения к графу Рошефору, но однажды я заглянул в словарь Даля и увидел, что кроме своего правильного толкования, то есть как время или срок, слово это обозначает порчу, сглаз, ворожбу... «Уроки, призеры, прочь отойдите!»

Когда мы стали выбрасывать это слово из всех наших документов, мы еще не подозревали, какой длительный путь корректировок нам предстоит пройти. Первые испытания нашей модели мы вели на строительстве Дома Верховного Совета РСФСР. Один из старых бригадиров, Филипп Макарович Чернов, подошел однажды и сказал:

«Слушай, Аркадьич, ты никак погодить со своей реформой не можешь?» — «А что, Макарыч?» — «Пока ничего, но только дай мне мою пенсию получить, а то ты меня без штанов оставишь».

Нет, дорогой Макарович, царство тебе небесное, ничего тогда у нас не получилось. Эксперимент был преждевремен и потому испорчен. По-настоящему модель заработала много позже, на строительстве олимпийских объектов. Я наблюдал, как используется наша модель на строительстве Олимпийского телерадиокомплекса, и, когда работы были завершены, понял, что мы действительно ничего нового не выдумали. Просто мы немного поторопились, и время для наших кружочков еще не наступило—

 

- 151 -

Когда появился Андропов, для лаборатории наступили черные дни. Он, как любой лагерный начальник, был уверен, что главное — дисциплина. Что каждый человек должен терпеливо сидеть в своем кружочке и ждать, когда его покатят вместе с другими или же — одного, в левую или правую сторону. Что же касается таких, как мы, то кто нам вообще позволил катать эти кружочки без журнала прихода на работу и ухода с нее? Когда грозные приказы о нарушении нами трудовой дисциплины вывешивались, как дацзыбао, на специальной доске, к этому месту сбегался весь институт. Все с удивлением обнаружили, что больше, чем у половины, фамилии еврейские. Поэтому особой горечи из-за этих приказов в институте никто не испытывал. Ну, может быть, несколько человек, на которых вдруг накатил родовой страх. Что же касается тех, кто по этому поводу испытывал радость, то они могли сказать друг другу: «Поздравляю вас, одной синагогой на нашей земле стало меньше».

Когда наступила эпоха персональных компьютеров, мы в своей лаборатории, которую сумели возродить в другом пространстве, сохранив наше еврейско-русско-татарское ядро, состоящее из меня и двух молодых математиков Алика Суханова и Миши Розенблюма, переписали заново все свои старые разработки. За исключением главной, с которой все началось. Потому что на эту разработку нет еще у нас заказчика. Но мы терпеливо ждем его и верим, что он обязательно придет. Тем более что говорить о модели сейчас можно все, зная при этом, что слова твои никого не будут шокировать. Поэтому, едва речь заходит о модели, я так всегда и начинаю: «Бог построил Землю за шесть дней, но, как вы понимаете, Он не мог две работы делать одновременно. Ведь Он был один...»

И у всех моих слушателей, едва я произношу эти слова, загораются глаза, и я сразу обнаруживаю полное понимание предмета, о котором мы говорим, и сочувствие к себе...