Побег

 

Он остановился, когда бежать дальше уже не было сил. Кругом простиралось заросшее низкорослыми деревьями и кустарниками болото. Левая штанина у голени оказалась надорванной, и образовавшаяся у ног лужица начала чуть заметно розоветь от крови. «Верный след для собак», — промелькнула мысль. Беглец глубоко вздохнул, вытер кепкой лицо, покрытое крупными каплями пота и, задрав штанину, осмотрел небольшую рваную рану. Перевязав ногу оторванным куском портянки и окончательно придя в себя, на несколько секунд затаил дыхание, прислушался и бросился бежать дальше.

Кто бывал в тех местах, знает, насколько мучительно и опасно ходить по этой трясине даже в спокойной обстановке. Поверхность обманчива, в зыбунах имеются окна, затянутые ряской и как бы замаскированные травой. Попасть в такую западню — неминуемая смерть. Но беглецу пока везло. Мокрый, окончательно выбившийся из сил, он сел на торчащую корягу.

Сразу навалилась настораживающая тишина. Ни птиц, ни зверья, только крупные комары серой тучей кружились над одинокой человеческой фигурой.

Разувшись, беглец прежде всего осмотрел намокшую обувь. На одном из ботинков подошва едва держалась и в любую минуту могла оторваться. Это была бы катастрофа — босому здесь верная погибель. Шнурком от лучковой пилы, который пильщики всегда носили с собой, он тщательно закрепил слабое место.

Пока обувь приводил в порядок, несметное количество комаров облепило с ног до головы шевелящимся покрывалом. Неожиданно беглец вздрогнул и, приподнявшись, замер. Сквозь комариное гудение издалека донесся слабый треск, словно сломался сучок под ногой. Звук вскоре повторился, медлить дальше было нельзя.

Однако продвигался он на этот раз более осмотрительно, сберегая силы и обувь. После короткой пробежки переходил на шаг и снова бежал. Примерно через каж-

 

дые полчаса останавливался на две-три минуты и двигался дальше. Чтобы не поддаваться усталости, перебирал в памяти события последнего времени.

Бежать решил с первых дней пребывания в концлагере. Но сделать это было непросто. Стерегущие заключенных тюремщики накопили колоссальный опыт, имели разработанную до мелочей систему охраны. Если заключенному удавалось вырваться из зоны, за бедолагой бросались, как за самым опасным зверем, двуногие псы с собаками и стая охранников. Немедленно сообщалось во все окружающие населенные пункты приметы беглеца. На возможных путях выставлялись заслоны.

Каждый житель, увидевший незнакомого, обязан был немедленно сообщать об этом властям. Того, кто видел, но не доложил о незнакомце, ждала крупная неприятность. В случае задержания полагалось поощрение: грамота, пуд муки и 10 метров мануфактуры.

Редко кому удавалось скрыться. В концлагерь обычно привозили труп, сбрасывали в зоне у ворот, и возвращавшиеся с работы заключенные должны были видеть, что их ждет при подобных попытках. Но его не могла остановить даже такая перспектива.

Он внимательно прислушивался, когда шел разговор о побегах, пытаясь разобраться, почему в редких случаях удавалось пробраться сквозь кордоны. Выходило, будто все зависело от счастливых случайностей, везения. Если это даже так, то приближающаяся осень — самое подходящее время для риска. На полях поспевает картошка. Сейчас есть еще сила, а через два-три месяца будет кожа с костями. Откладывать, выжидать чего-то нельзя.

В это утро, как обычно, подъем был в 6 часов. На двухъярусных топчанах, кряхтя, почесываясь и кашляя, зашевелилась людская масса. Облачившись в грязное залатанное рванье, шла к умывальнику. Ополоснув лицо, присаживалась у стола, ожидая дежурных с пайками.

Раздача хлеба, важнейшая процедура в распорядке дня лагерника, проходит молча и быстро. Каждый бригадник, получив кусок сырого, неизвестно из чего изготовленного хлеба, завертывал его в тряпку и прятал в карман, пришитый изнутри к одежде. Украсть паек не считалось зазорным, но отобрать — величайшее преступление. Виновного без пощады забивали до смерти.

Затем побригадно отправлялись в столовую, где аккуратно, не пролив ни капли, выпивали из мисок жидкую,

 

тоже неизвестно из чего сваренную баланду и шли на развод.

Перед воротами выстраивались колоннами по пять человек в ряд. Счет по одну сторону, счет по другую Вахта сдает, конвой принимает. Заученно, громко объявляется, что считается попыткой к побегу, когда применяется оружие без предупреждения, после чего колонны, окруженные охраной, трогаются.

И в этот раз, как обычно, шли молча. Утро выдалось ясное, тихое, теплое. Бывалые лагерники рассказывали, что раньше, дойдя до места работы, заключенные минут 40 ждали, когда охранники разойдутся по вышкам в зоне оцепления. Сейчас введено упреждающее оцепление, и колонны работяг сразу запускаются на участок размером в квадратный километр. На этом пространстве, опоясанном запретной полосой шириной 15 метров, с которой вырублен лес, кустарник, скошена трава и установлены вышки для часовых, заключенные ходят свободно.

На вышках сидят стрелки с положенными на подставки винтовками. Полоса хорошо просматривается. Смертельно опасно прорваться через зону, еще труднее скрыться. Присматриваясь в течение нескольких дней к запретной полосе, он отметил, что после обеда охрана менее подвижна. Обильная еда, свежий воздух и тепло несколько притупляют внимание. Расстояние между вышками 100 метров. Мысленно он несколько раз преодолевал эту полосу смерти. Сегодня придется пересечь ее по-настоящему

До обеда, по существу, не работал, берег силы. На замечание бригадира отвечал, что к концу смены наверстает. В обед, съев дополнительную пайку хлеба, выменянную за добротные шевиотовые брюки, с повешенной на плече лучковой пилой, не спеша и не оглядываясь, направился к месту побега.

Внешне ничего в нем не выдавало волнения, лишь на висках вздулись вены. До просеки осталось несколько шагов. Остановившись, прикрытый кустами, оглядел окружающий его мирок — деревья, кусты, траву — и неожиданно ощутил слабость в ногах, ладони и лоб покрылись холодным потом. Мелькнула мысль: может быть, в последний раз видит белый свет. Но это было какое-то мгновение. Ощупав в кармане завернутую в тряпку пайку хлеба и шнурок от лучковой пилы, а в боковом карманчике куртки самодельный складной нож,

 

парень сбросил с плеча пилу и бодро ринулся на полосу.

Когда до спасительной стены леса оставалось не более трех метров, почти одновременно хлопнули два выстрела. Одна пуля пискнула у самого уха, задев кепку, вторая щелкнула уже по деревьям. Все существо охватила радость: «Жив!» Сейчас только бежать изо всех сил и как можно дальше.

Судя по солнцу, с момента побега прошло около трех часов. Нервное напряжение и начавший закрадываться страх навсегда затеряться в этом кошмарном беспутье, давали себя знать. И вдруг совершенно неожиданно, как чудо, за хилыми болотными деревьями возникла стена зеленого леса. И скоро под ногами беглеца была твердая почва. Стройные сосны, разлапистый кедрач, березы подействовали успокаивающе.

Однако, когда на полянке заметил остатки костра, его снова охватило беспокойство. Не так давно здесь были люди. На вколоченных в землю рогатках лежала закопченная березовая перекладина. Что-то варили. Но сразу подумалось и другое — если были недавно, могут появиться в любое время снова. Он беспокойно начал оглядываться, и в этот момент с той стороны, откуда пришел, послышался приглушенный выкрик. Беглец сжался и, наклонив голову, замер. Вскоре раздалось более явственно: «Назад, ко мне!».

Раздумывать было некогда. Схватив с рогаток перекладину, он ринулся вперед. Пробежав метров 100, заметил поднявшуюся своеобразную стенку из корней поваленного крупного дерева. Обожгло сознание: дальше бежать бессмысленно — от овчарки не скроешься. Заскочив за этот заслон, сжимая в руках перекладину, беглец увидел мелькнувшее среди кустов серое туловище. Низко наклонив голову, собака бежала по следу одна, без проводника.

Длинный поводок тащился за ней, цеплялся за кусты и корни, мешал бежать. Однако выучка делала свое дело. Сейчас, пока зверюга не нагонит и не вцепится в жертву, ничего не может ее остановить. Едва голова овчарки поравнялась с краем стенки, сильный и точный удар перекладиной свалил ее с ног. Повторный завершил расправу. Оттащив собаку за стенку, беглец снова притаился,

Вскоре послышался шум шагов, и показался охранник. Переходя с бега на шаг, тяжело дыша, он, не теряя ясно видимый след от поводка, держал в правой руке

 

наган, а в левой — фуражку. Приблизившись к стенке и словно почувствовав неладное, он резко повернулся и увидел беглеца. Вскинув руку, выстрелил, и в этот же миг получил сильный удар перекладиной по голове. Выронив наган и фуражку, охранник сунулся головой в траву. Из носа и ушей потекла кровь. Расширенными от ужаса глазами беглец смотрел на неподвижно лежащее тело охранника и вдруг почувствовал тупую боль в области груди. Подумал, что ранен, но крови не было. Спас его складной ноле, в который угодила пуля.

Оттащив тело в кусты, он снял с него одежду. В карманах гимнастерки обнаружил спички и служебное удостоверение на имя сотрудника оперативного отдела Северураллага Ломова. Затем складным ножом, спасшим ему жизнь, снял шкуру с овчарки и обрезал с костей мясо.

Солнце уже зашло за горизонт, и в лесу быстро темнело. Насобирав хвороста, беглец разжег небольшой костер и подкоптил мясо. Затем, разделив оставшуюся пайку на четыре части, не торопясь съел несколько кусков копченой собачатины и мгновенно уснул.

Утром, одетый в форму, добротные непромокаемые сапоги, с оружием, беглец зашагал навстречу своей призрачной, но такой желанной свободе. Поймать его не удалось.

1945 г.