- 17 -

Снова за тюремной решеткой

 

Во второй раз я прощался со свободой. Сижу в канцелярии Нарвского отдела МГБ, ожидаю дальнейших событий. Рядом, на полу, лежат мои вещи. Две девушки, служащие МГБ, сидящие за отдельными столами, старательно что-то переписывают и кокетливо перешептываются с пристутсвующими военными в форме сотрудников МГБ. Им нет до меня дела.

 

- 18 -

Входит Степанов. Предлагает мне до отъезда на вокзал два варианта: посидеть в канцелярии, или в КПЗ, благо там сейчас никого нет. Выбираю второй вариант. Хочется остаться одному, чтобы никто не мешал обдумать мое новое положение.

В небольшой квадратной камере кроме нар нет ничего. Окно отсутствует, круглые сутки горит тусклая лампочка под потолком. Уходя. Степанов закрыл дверь на деревянный засов. Некоторое время посидел на нарах, потом прилег. Мысленно пытаюсь разобраться в сложившейся ситуации, понять, что же послужило причиной моего ареста. Ведь не так же просто, за здорово живешь, таллинскому прокурору взбрело в голову подписать санкцию на мой арест. Вспоминаю день за днем свой полуторагодовой служебный стаж в Доме Культуры, пытаясь установить, какие события, случаи, неприятные разговоры могли бы вызвать хотя бы подозрения моей нелояльности к советской власти. Ведь вел себя, как говорится «тише воды, ниже травы», ни с кем не вступал в дискуссии на политические темы, никому не высказывал своих политических убеждений и взглядов, не рассказывал об ужасах тюремной и лагерной жизни в период войны.

Безоговорочно участвовал в общественных работах, первым выходил на воскресники по уборке городских улиц от развалин, по приведению в порядок Темного сада и так далее. Не считался с выходными днями и если требовали обстоятельства, назначал дополнительные репетиции, проводил индивидуальные занятия, работал честно, с полной отдачей сил на благо и процветание Дома Культуры.

Может быть, открылись какие-нибудь новые обстоятельства из моего «преступного» прошлого.

До мелочей стал вспоминать весь ход следствия 1941 года, когда следователь Шаховской всяческими приемами пытался сделать из меня преступника, не упуская случая прицепиться к любой мелочи, которая смогла бы послужить козырем для моего обвинения. Казалось все было им сделано для того, чтобы выискать мою вину, доказать, что меня арестовали не зря.

После долгих размышлений пришел к выводу, что я стал жертвой доноса. Неужели в моей судьбе неблаговидную роль сыграли мои разногласия с Варуль? Тайное стало явным спустя восемь лет, когда судебные власти, признав свою ошибку, реабилитировали меня и я вернулся в Нарву.

 

- 19 -

К вечеру пришла в отдел Рая. Её принял начальник отдела МГБ и сообщил, что меня высылают за пределы Эстонии, как неблагонадежного элемента. Меня выпустили из КПЗ, дали побеседовать с Раей. Она принесла еды и мы поели. Договорились, что вечером она подойдет к поезду меня проводить.

К поезду ехали в сопровождении не то армянина, не то абхазца, суетливого и юркого чекиста, который все время торопился, озирался кругом, нет ли кого поблизости из моих знакомых и ни под каким видом не разрешал Рае ко мне подходить. Лишь вмешательство приехавшего позже Степанова позволило провести мне с ней время до прихода поезда. Но чекист от нас не отходил. Правда он то исчезал, то вновь появлялся, но чувствовалось, что его взгляд с нас не спускается. Пришел поезд, объявили посадку.

Над вокзалом спустилась теплая июльская ночь. Перрон пустынен. Немногочисленные пассажиры заняли свои места в вагонах. Я пристроился у открытого окна. Рая со мной, напутствует бодрыми, сердечными словами сквозь слезы. Пытаюсь её утешить, говорю бессвязные слова, в голове путаница мыслей, ничего толкового в голову не приходит...

Поезд трогается. Рая идет за вагоном. Долго еще виднеется на платформе её светлое платье, белеет копна волос. Последним исчезает во тьме беленький платочек, которым она на прощание махала.

Пассажиров совсем мало. Полки пустые. Я взобрался на вторую полку, охранник, не сходя с места, следит за мной. Стоило мне сойти вниз и пойти в туалет, как он последовал за мной и стоял в тамбуре, пока я не вышел.

Спал беспокойно, постоянно вертясь на жесткой полке. Зимнее пальто вытаскивать из мешка не хотелось, а плащ служил плохой подстилкой. Бока заболели и под утро сполз вниз, пристроившись у окна.