ТЮРЕМНЫЕ НРАВЫ (ВОРЫ, ИХ ЭТИКА)
Тюрьма — это маленький мир. А мир, как море. При общем обзоре оно кажется красивым и величественным. Но зачерпните из этого моря стакан воды и подвергните его микроскопическому исследованию! Сколько вредных бацилл найдете вы в нем! В таком стакане и я имел возможность наблюдать всю неприглядную картину жизни в ее обнаженном виде.
Не забудьте, что это была уголовная тюрьма. Преступники, сидящие в ней, обычно не только не отучиваются от своего ремесла, но еще совершенствуются и теоретически и практически.
Здесь встречаются между собою воры всех видов — и те, которые, говоря на их жаргоне, работают «по-сухому», т. е. без пролития крови, и «мокрушники», т. е. не останавливающиеся при грабежах и перед убийствами; здесь и форточники — те, которые просовывают в форточку окна малыша для того, чтобы он открыл изнутри двери взрослому грабителю. Различаются еще «берданочники»: это начинающие воры, те, которые работают на вокзалах, утаскивая у зазевавшегося мужика «берданку», т. е. мешок с провизией.
Ремесло это имеет свою разработанную технику. При организованных кражах, например, выставляется на улицу караульный, который, видя приближающихся людей, говорит в качестве сигнала слово: «шесть». Это слово может создать такое впечатление, как будто поблизости производится какая-нибудь измерительная работа и т. п.
То и дело повторялись в тюрьме кражи. У моего соседа из запертой камеры исчезла корзина с пасхальными продуктами.
Раз, когда я шел в баню, и мы толпились у дверей, ожидая их открытия, у меня из кармана исчезли носки.
В другой раз кто-то похитил из моего пиджака, оставленного
в предбаннике, записную книжку, очевидно, приняв ее за бумажник. Жаль было лишиться адресов и заметок, которые там были, и я решил обратиться с просьбой их вернуть. У меня было тогда уже знакомство среди воров — некоторые из них получали у меня пищу, и потому не более, как через полчаса, книжка мне была возвращена — удержаны были лишь карандаш и зеркальце... за труды, так сказать.
В камерах шла карточная игра, однажды кончившаяся кровопролитием. Обитатель одной камеры вонзил кухонный нож в грудь своему партнеру за то, что тот не хотел платить проигрыша. Думали, что рана пришлась в сердце. Раненый был увезен в больницу в безнадежном состоянии. Но, ко всеобщему удивлению, он выжил. Картеж иногда сопровождался попойками. Откуда доставали Сводку — это большая тайна.
Однажды была похищена из канцелярии четверть денатурированного спирта.
По утрам во время прогулки арестанты собирались у наружных окон подвала — там помещались только что прибывшие из других тюрем: тут были люди из Орла, Ташкента, Самары. Происходила оживленная торговля в виде товарообмена: выменивались кушаки, шапки, верхняя одежда на хлеб.
Иногда буйная вольница оборванцев («шпана») устраивала и набеги — нападения на неопытных и беззащитных из вновь прибывших. Жертвой такого избиения оказался однажды крестьянин, у которого была с собой большая коврига хлеба. Его сбросили на пол и били пресловутыми железными ножками от кроватей, но он упорно держался за свой хлеб, легши на него животом. Так его и провезли за ноги до дверей. На его крик прибежал наконец надзиратель, — но виновники моментально скрыли всякие признаки своего участия в избиении. Многие безобразия делались не только от голода или от грубости, но и просто от скуки.
Вор, обычно, — натура очень деятельная, жаждущая применения энергии, изобретательности.
Мне рассказывали, что некоторые из них, «проработав» летом, на зиму сознательно стараются попасть в свой дом, т. е. в тюрьму, и даже умеют совершить для этого преступление соответственного калибра, будучи хорошо знакомы с параграфами закона о наказаниях. Да и кто же примет к себе клейменого человека, если б он и хотел стать на путь честного труда?
Воры помещались, главным образом, в верхних этажах. Они были между собою организованы, и среди них господствовали те, кто
пользовался авторитетом за свое уменье, ловкость.
Общим героем был некто Г., юноша очень способный и живой, вежливый, хорошо одетый, с кольцами на руках.
Часть верхнего коридора занимали несовершеннолетние. Воспитательная часть над ними была поручена нескольким политическим (тут были — С. Е. Трубецкой, Леонтьев, Анциферов, Щепкин и др.). Они учили подростков наукам, но, по их словам, авторитета среди них завоевать не могли. Таковым пользовался один из подростков А. Если пропадет что-либо, например, казенная вещь, — и вы хотите ее найти, то обратитесь к А. Он созовет все отделение — выстроит всех, начнет ругать и даже бить подозреваемых до тех пор, пока вещь не будет возвращена.
Начальство вообще считалось с авторитетом этих вожаков, обращаясь к ним, как к посредникам.
Однажды случилась дерзкая кража.
В одной из камер нижнего этажа помещался часовой мастер, тоже заключенный. Он отбывал наказание своим профессиональным трудом, починяя часы у служащих.
Однажды в воскресенье утром он отсутствовал из камеры. В ней оставался его сосед, который должен был стеречь вещи. Однако этот караульный обладал хорошим сном, а тюремный вор работал так тонко и деликатно, что не побеспокоил спящего: он открыл дверь и успел забрать 10 штук часов. Часовщик вернулся и, к ужасу своему, заметил пропажу. Среди вверенных ему часов некоторые принадлежали высшим чиновникам. Он вообще был искусный мастер (от фирмы Буре).
Начальник тюрьмы принял энергичные меры.
Был произведен тщательный обыск — но безрезультатно. Наконец, пришлось вызвать вожака Г. в кабинет начальника. На требование вернуть часы Г. цинично выругался: «Если вы, гражданин начальник, гарантируете полную безнаказанность за это дело, все часы будут вам возвращены через полчаса».
И что же? В обещанный срок украденные вещи были доставлены начальнику.
О поразительной ловкости воров рассказывал мне одну историю анархист М. Он сидел однажды в Петроградском сыскном отделении. В арестантской камере этого отделения было замечено подпиливание оконной решетки. Самой пилки никак не могли найти. Наконец, явился сам начальник сыскного отделения, знаменитый С. Он сразу подошел к одному из известных воров с вопросом о пиле. Тот, улыбаясь и фамильярно похлопывая по плечу
начальника, приветствует его и с полным спокойствием на лице утверждает, что пилы здесь ни у кого нет.
Приказывают всем снять и оставить всю одежду в камере, а затем выйти в соседнее помещение. Все поиски напрасны. «Иванов! — говорит озадаченный начальник, обращаясь к упомянутому главарю: — Где же пила?» — «Пила здесь! В этой комнате, — смеясь, говорит И.: — Ну, что вы мне дадите, если скажу, где она?»
— Даю слово, что ты будешь «выпущен, — расщедрился начальник в азарте.
— Она, пила-то, вон где, — сказал Иванов, поднимая воротник пальто у начальника... Все так и ахнули...
Оказывается, что Иванов при первых же словах, когда похлопывал начальника по плечу, подсунул ему за воротник миниатюрную, свернутую в кольцо тоненькую пилку.
Старик Михеич на прогулке рассказывал мне об одном воре следующее. «Тут сидит один уже лет двадцать с перерывами; прозвище ему Кот. Так вот этот Кот сегодня здорово пробрал одного молодого воришку, который украл «пайку» хлеба у своего соседа, когда тот ушел на работу в мастерскую.
«И не стыдно тебе, — говорит он, — у своего же товарища красть? И разве ж это работа?»
За нетоварищеские поступки вообще следует строгое и беспощадное взыскание.
Помню, привели раз партию новых арестантов. Они стояли у конторки, внизу, в ожидании распределения по камерам.
Вдруг, как коршуны, налетели сверху, гремя по железным лестницам, арестанты и стали жестоко избивать одного из новоприбывших железными ножками от кроватей. Надзиратели еле вырвали его, и он, весь окровавленный, был отправлен в околоток.
Оказывается, он в прошлом выдал милиции кого-то из воров, и ему был вынесен товарищеский приговор о наказании, лишь только он появится на глаза.
Особенно они сердились на одного арестованного чекиста, убежденные, что он сидит с целью разведки. Его избили и даже сбросили с балкона второго этажа на асфальтовый пол. О. Георгий ночью перевязывал его, и он, по его собственной настойчивой просьбе, был отправлен из Москвы в Орел.
Чувство благодарности очень развито среди этих арестантов,
хотя выражают они его, конечно, на своем оригинальном языке.
Один из интеллигентов, поддерживавший вора остатками обеда, впоследствии, когда этот вор вышел на свободу, получил вдруг передачу — масло, творог и яйца и при этом записку: «Примите благодарность от трудов рук моих»...
Ясно было, что он очистил чей-то погреб, но пришлось передачу принять.
Как сказано было уже, мы почти лишены были созерцания природы.
Один из арестантов вздумал поймать голубя, доверчиво влетевшего в окно камеры. Соседи возмущенно кричали на него, вскоре и другие были охвачены гневом, грозя «проломить череп» дерзкому насильнику. Так нежные чувства к слабейшей твари уживались с невероятной грубостью и цинизмом в одних и тех же людях.