УТРЕННИЙ ЗВОН

На заре мне слышится сквозь сон

Протяжный колокольный звон.

В окно темничной кельи

В сияньи перламутра

Смеется ласковое утро —

Улыбкой матери над колыбелью.

Горят в лучах восхода

Огнем златые купола;

Поют, гудят колокола...

Проснулась мать-природа:

«Вставай», зовет она:

«Молитва лучше сна!»

Лето 1921 г. Таганка

Иногда посреди дня, утомленный шумом, руганью и вообще дрязгами грубой тюремной атмосферы — я вдруг внезапно ощущаю полную внутреннюю тишину, как бы «веяние тихого ветра» или благостное дыхание иного, нездешнего мира... Что это? Откуда струится этот тихий свет, ласкающий душу, набегающий нежной и теплой волной, поистине претворяющий своим неземным благоуханием «смрадную тюремную келью в сад лилий?»

Не друзья ли это и близкие вспоминают в молитве? Не молится ли в эту минуту за меня моя мать?.. Вторая моя опора — это Слово Божие.

Если окно делает нам доступным простор голубого неба — то Слово Божие открывает нам иной бездонный простор духовного неба.

«Отныне увидите небо отверстым», — сказал Христос.

Недаром Наполеон, будучи узником на острове св. Елены, писал: «Когда я читаю Евангелие, я вижу небо».

Никогда, кажется, я не читал Библию так много, как в тюрьме; никогда так жадно не пил воду живую.

Говорят, что из глубины колодца и днем можно видеть звезды.

Так, из глубины страдания можно созерцать сверкающие звезды духовного неба. В Библии мне открывались теперь новые стороны — в особенности, откровения о страдании, о справедливости Бога и о справедливости человека.

«Бог внемлет нищим и не пренебрегает узников Своих».

Более ясным стало убеждение в неизбежности и радости

 

страданий за Христа:

«Все желающие жить благочестиво во Христе Иисусе будут гонимы».

«Вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него», — писал апостол Павел из тюрьмы к верующим.

Слово Божие утверждало мою веру и вселяло полное спокойствие в душу, полную свободу от обстоятельств, от людей.

Так много теперь говорила книга Иова.

Все эти слова и раньше были мне знакомы — но теперь они загорелись каким-то огнем, стали живыми и драгоценными.

Иногда Библию не позволяют иметь с собою в тюрьме. Но кто любит Слово Божие, тот заучивает его наизусть. Брат С. был лишен своей Библии при входе во «внутреннюю» тюрьму. Этим, вероятно, думали пресечь его пропаганду. Но он читал наизусть главу из Евангелия и объяснял ее жадно внимавшим слушателям.

Приходит время, когда верующие настолько проникнутся Словом Божиим — что будут «живым Евангелием», «письмом Христовым... написанным не чернилами, но Духом Бога Живого», «узнаваемым и читаемым всеми человеками».

Тогда же я имел время привести в порядок свои темы, приспособленные для проповеди (их оказалось несколько сот), составив своеобразную систему (симфонию).

Например, тема «Страдание» помечена мною на полях в начале книги Иова; тут же приведены собранные мною параллельные места из разных книг Библии. А на особых, вклеенных в Библию листах, эта тема «страдание» названа в ряду других — и против нее упомянута та страница Библии, на которой надо искать все заметки и тексты на эту тему. При дальнейшем чтении Св. Писания приписываются на полях против данной темы все новые мысли и тексты. И постепенно эти темы, как колодцы, наполняются живой водой. Тюрьма изолировала от многих внешних забот мою память, и теперь последняя сосредоточенно и усиленно скопляла (аккумулировала) нужные мысли из Библии и из жизни на различные темы.

Хождение по тюремному дворику напоминало верчение белки в колесе. Но и этот круг был разомкнут: и беседами с другими заключенными, и иногда заучиванием наизусть какой-либо главы из Библии.

Моей третьей опорой была работа.

В тюрьме были различные мастерские, но меня туда не посылали работать, так как я был в разряде не осужденных, а следст-

 

венных. Поэтому я мог делать, что хотел. Мой сосед научил меня переплетать — благодаря этому искусству я исправил свой Новый Завет. Я купил его еще в 1905 г., когда был студентом Петербургского Университета. Это было вскоре после моего обращения, моего внутреннего поворота ко Христу. С тех пор эта книга была постоянно со мной — я носил ее в кармане. Помню, как однажды в Варшаве, во время одного восстания, солдаты Лейб-Гвардии Волынского полка обыскивали чуть ли не каждого прохожего, особенно мужчин. «Руки вверх!» — скомандовали мне. «Ага», — сказал один, нащупав у меня нечто в кармане пиджака. «Что, револьвер?» — спросил другой. «Ну да, — сказал я, вынимая Евангелие, — это мое оружие, мой меч»... Солдаты посмеялись и отпустили меня. Но от постоянного ношения и частого употребления мой Новый Завет рассыпался по листочкам — поэтому в тюрьму я взял с собой Библию, а Новый Завет мне принесли позже, для починки. В тюрьме оказалось достаточно времени, чтобы приклеить чуть ли не каждый листочек при помощи тонкой бумаги и крепко пришить; в общем, Евангелие мое вышло из тюрьмы более прочным, чем вошло в нее (в прямом и в переносном смысле).

Однажды раздавали заключенным кофе. Оно было завернуто в бумагу, которая, к ужасу моему, оказалась листами из Евангелия. Я немедленно пошел заявить протест.

В небольшой комнате несколько человек еще продолжали делать пакетики, употребляя для этого священные страницы. «Разве это по закону?» — спросил я одного из коммунистов. «Конечно... вон видите куча книг религиозного содержания; нам приказано их все уничтожить. Они изъяты из тюремной библиотеки». — Входит комиссар, заведующий учебной частью в тюрьме. «Что тут за шум? О чем спор?» — говорит он, обращаясь ко мне. «А вот угадайте», — отвечаю я, протягивая ему смятые листочки. «Что это? Евангелие?»... — «Вы же, товарищ Н., распорядились употребить эти книги», — говорят работающие. «Нет, это неправильно. Можете уничтожать литературу религиозного содержания, как то жития, церковные книги... А Библия признается литературным памятником, который уничтожать запрещено. Об этом была недавно телефонограмма политпросвета». (Отдел политического просвещения.)

«Вот видите... — сказал я. — Позвольте же, я выберу из этих бракованных книг Евангелия, и возвращу их в библиотеку». — «Что ж, пожалуйста»...

И вслед за этим я извлек из этих выброшенных книг 167 экземпляров Св. Писания — это были книги на русском, французском,

 

греческом, древнееврейском, армянском, грузинском и др. языках, подаренные разными жертвователями в тюремную библиотеку.

Придя в библиотеку, я получил каталог для регистрации книг, — записал их, и, с согласия библиотекаря (тоже из заключенных), взялся заведовать этим отделом, выдавать эти книги заключенным и вообще помогать в библиотеке. Она была довольно обширна, но, к сожалению, из многих книг были вырваны страницы (как известно, для надобностей курения).

Благодаря этой работе усилилась моя связь с арестантами: я мог руководить чтением некоторых из них, рекомендуя хорошие книги из русской художественной литературы (тем более, что когда-то это было моей специальностью в гимназии, где я был до 1913 г. преподавателем русской и всеобщей литературы).

Это же сотрудничество в библиотеке открыло мне доступ к книгам и для самого себя — и некоторые основательные труды (например, «Предшественники реформации» Гаусрата) были мною прочитаны.

В тюрьме были администрацией организованы курсы по общеобразовательным предметам, языкам и т. д. Преподавали сами заключенные, среди которых было немало образованных людей. Я записался на курсы английского языка.

Посещение этих уроков давало много преимуществ помимо приобретения полезных знаний.

Каждый вечер после поверки, которая происходила в 7 часов, камеры запирались до утра: участников же курсов выпускали на урок. Было большое наслаждение посидеть в более чистой камере, в среде интеллигентных людей (профессор, писатель, директор Художественного Театра и т. п.), поделиться новостями; все это для практики излагалось на английском языке. Было и еще маленькое преимущество. Начальство поощряло посетителей курсов, выдавая им по временам изюм, сахар и т. п.

Ну, разве не прав я, называя тюрьму Академией? Это была не только Академия духа, но отчасти и — наук.

Самым ценным приобретением для себя из области знаний я считаю ознакомление с древнееврейским языком. Человек 60 евреев было среди заключенных — они сидели за преступления по должности, за спекуляцию. Среди них был осужденный за что-то офицер Говорил, что попал по доносу со стороны одной знакомой, на почве ревности (такие случаи бывали неоднократно в тюремной практике)

Узнав о моем интересе к Библии и к еврейскому языку, они наперерыв предлагали мне свои услуги, совершенно безвозмездно

 

Один из них сделался постоянным моим учителем. Когда я пропускал день, он искал меня и упрекал в лености. Постепенно меня научили писать и читать; потом я составил элементарную грамматику. Какое наслаждение было читать в подлиннике, на священном языке пророков и Христа историю Авраама, Песнь Песней, псалмы, пророчества, молитвы из богослужебной синагогальной книги. Со своим учителем я прочел 13 глав Евангелия от Матфея. — Это и ему давало возможность знакомиться с учением Иисуса Христа; при этом он не раз восхищался возвышенными идеалами Нагорной проповеди. На прогулках я упражнялся при встречах с евреями в разговорной речи на этом же языке. Как ни странно, тюрьма открыла мне дверь еще в одну область знания, столь священную и близкую для меня.

Не учит ли нас Бог «извлекать драгоценное из ничтожного?» Некогда Иеремия жаловался Богу: «Горе мне, мать моя, что ты родила меня человеком, который спорит и ссорится со всею землею»... «Ты знаешь, что ради Тебя несу я поругание»... «За что так упорна болезнь моя, и рана моя так неисцельна, что отвергает врачевание?»... Но Бог говорит ему: «Если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь, как Мои уста... И сделаю тебя для этого народа крепкою медною стеною; они будут ратовать против тебя, но не одолеют тебя, говорит Господь».

Беседы с евреями еще более углубили мой интерес к еврейскому вопросу, который, по словам Владимира Соловьева, есть вопрос христианский; он будет разрешен обращением евреев ко Христу, но помочь этому обращению мы можем лишь тогда, когда сами будем являть свет, любовь и мудрость Евангелия в нашей жизни.

И как много глубокой тоски и жгучей жажды таится в глубине еврейского сердца, той самой, которая вдохновляла их отцов, названных в Новом Завете «сынами пророков и Завета»... Только не узнают они Христа в нашей практической жизни и даже в нашем истолковании христианства, которое так же похоже на Евангелие, как Талмуд на Библию.