ДЕТИ УЛИЦЫ

В 1918 г. в Самаре была введена в целях охранения имущества обывателей обязательная гражданская самоохрана на улицах в ночное время. Эта повинность приравнивалась к военной, и за уклонение от нее ревсовет угрожал карой (как было оповещено в декретах, расклеенных по улицам).

Однажды, поздно возвращаясь домой, я застал своего хозяина, инженера X., на улице — в дворницком тулупе с винтовкой в руках. Вскоре пришла и моя очередь, и я был вызван повесткой в комитет нашего квартала.

Явившись к председателю, я объяснил, что по своим религиозным убеждениям я не могу употреблять оружие. Председатель, санитарный врач X., человек очень интеллигентный, хорошо понял меня и даже выразил некоторое сочувствие моим религиозным взглядам, но все же заявил, что он никак не может сделать мне исключение и освободить меня от «самоохраны». — «Я понимаю, что исключение было бы несправедливым. Но я предлагаю с своей стороны заменить этот труд другим — я буду собирать детей улицы по воскресеньям и бесплатно буду учить их, вести с ними просветительные чтения-беседы и т. п.»... — «Вот это идея! — воскликнул с чувством удовлетворения доктор. — Так вы приходите на наше заседание и сообщите свой проект, а я поддержку вас».

В назначенное время я пришел в комитет. Присутствовало несколько человек. Доктор сообщил в нескольких словах о моем

 

ходатайстве и о проекте воскресной школы. «Он будет обучать наших детей».

— Ну, что же... мы согласны, —сказали рабочие.— Пущай обучает ребят, уму-разуму учит.

— Но только сегодня, товарищ, вам придется отдежурить... Вы уже записаны.

— Ну, хорошо, да только без ружья... — Вечером я пришел для отбывания дежурства. Старший вручает мне свисток: «В случае, заметите вора... свистком вызовете других караульных».

— Ну, нет, так я не согласен... Это значит, что я же буду стрелять в посягающих на нашу собственность, да только чужими руками... Нет, уж увольте... Да будьте спокойны, ничего не случится и без свистка...

Была лунная ночь. Я с удовольствием отгулял положенные часы — благо, ко мне в собеседники присоединился другой дежурный, вооруженный винтовкой, — мы все время проговорили с ним, и, как обыкновенно легко случается в разговоре русских людей, перешли на глубокие темы о жизни, о Боге.

Никто не нарушал нашей беседы; она помогла нам бодрствовать в ночное время, да может быть и воров, если таковые покушались на наш квартал, отогнала.

Конечно, за детей улицы я взялся не только в качестве средства окопаться от самоохраны. Это желание всегда было близко мне как педагогу, а теперь, в особенности, когда я наблюдал картины уличной жизни детей, оно превратилось даже в чувство серьезной ответственности. В годы тяжкой борьбы за существование семейная жизнь вообще пошатнулась. Религиозное воспитание было устранено из школы. Не в том беда, что религия была отделена от государственной школы — это было даже хорошо, ибо религия в такой школе превращалась обычно в казенную учебу и часто становилась вместо источника вдохновения предметом скуки. А то было плохо, что религия и вне школы нигде детям не прививалась.

В Новой Зеландии уже за много лет перед этим религия была отделена от школы; но она стала раскрываться детям вне государственной школы — в храмах и вероисповедных школах, в обстановке свободы и обоюдного интереса со стороны учащих и учащихся; в результате, в Новой Зеландии религиозность в населении только поднялась и углубилась; в книге, посвященной характеристике этой страны, Мижуев сообщает, что там храмов в три раза больше чем в Москве с ее «сорока сороками» (это при полном отделении Церкви от государства и Церкви от школы!).

 

Религия не боится полной свободы от государственной опеки: наоборот, она нуждается в такой свободе, как пламя в кислороде. Подпорки и государственные привилегии, создающие в конце концов принудительную, господствующую Церковь, всегда были золотой цепью, удушающей существо религии — свободу, творчество, вдохновение и энтузиазм.

Итак, в тяжелые дни революции дети были предоставлены самим себе или нередко подвергались воздействию материализма и атеизма, а то и просто улицы. Дети улицы всегда были в больших городах. Теперь, после великой войны и гражданского междоусобия, число этих беспризорных элементов увеличилось.

В ближайшее воскресенье мы (т. е. я и члены нашего студенческого кружка) назначили собрание детей. Пригласили мы их посредством объявлений, розданных на базарах, у выхода из церкви и т. п.

Помещение предоставил нам на свой риск заведующий одной из городских школ.

Мы могли пользоваться последней во внеучебное время — по воскресеньям, в течение двух часов.

Я имел целый кадр сотрудников, студентов и студенток (некоторые из них были педагогичками и учительницами).

Одна слепая, очень опытная учительница была среди нашего педагогического персонала.

В назначенный час школа гудела и звенела от множества детских голосов. Пришли дети улицы, а некоторых привели их родители. Собрание началось общим пением молитвы: «Царю небесный»... Дети пели охотно и стройно. Я помогал пению игрой на скрипке.

Затем я прочитал им отрывок из Евангелия, объяснил его примерами из жизни, перебивая рассказ вопросами, обращенными к ученикам.

В конце собрания мы нараспев заучивали основное изречение («жемчужину») из данного текста, например: «Наречешь ему имя Иисус: ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф. 1: 21).

В следующие разы мы повторяли стихи предыдущих уроков — в результате накоплялось в памяти детей «жемчужное ожерелье». Некоторые дети поражали меня своей памятью: они воспроизводили безошибочно стихи, заученные в течение месяцев. Эти же стихи раздавались детям в письменном виде, на листочках; они брали их с собой, для повторения дома, и кстати заносили искры Евангелия в свои семьи, своим родителям и родным.

 

Христос любит детей, и дети всегда загораются ответной любовью ко Христу.

Как радостно было видеть их рвение, смышленность в понимании слов Христа! Каким чистым восторгом светились детские личики, еще не совсем испорченные пагубным влиянием улицы!

После чтения Евангелия, дети пели какую-либо русскую песню под скрипку. Затем я или кто-либо из сотрудников читал художественный рассказ, который должен был служить иллюстрацией для евангельского слова («Где любовь, там и Бог» Льва Толстого, «Капитан Бопп» Жуковского, «Сигнал» Гаршина и т. п.).

Чтение сопровождалось вопросами, которые служили и для проверки понимания и для пробуждения большей внимательности и сообразительности со стороны детей.

Помню, однажды я прочитал детям поговорку: «На бедного Макара все шишки валятся».

— Как помочь Макару? — спросил я.

— Не садись под елку, — ответила меланхолично одна девочка среди всеобщей тишины.

В конце собрания мы все вместе пели «Отче наш».

Мы собирали детей в нескольких классах по возрастам.

Вскоре помещение было настолько переполнено, что мы организовали другую такую же школу в другой части Самары. (Всего детей приходило в обе школы до 300.)

Конечно, особенно много их приходило на Рождество, когда мы устраивали для них елку и туманные картины.

В большом классе стояла в углу большая икона, и на ней был изображен Христос, благословляющий детей.

Во время молитвы дети, по православному обычаю, поворачивались к ней.

Однажды, иконы в классе не оказалось (она была удалена в порядке изъятия из государственных учреждений всех предметов культа).

Когда мы встали на молитву, некоторые из детей сказали: «Как же теперь молиться? Иконы нету...»

Тут заговорила слепая учительница:

«Дети, а как же мне то быть? Ведь я слепая и никогда не вижу никакой иконы. Значит, мне и не молиться?»

Дети задумались. «Бог — в душе», — сказал тихо какой-то мальчик.

— Ну, вот видите... Так и Христос говорит: Бог есть дух... В Евангелии сказано: «Бога никто не видел никогда»...

 

Дети поняли, и они пели молитву с обычным одушевлением.

Вообще я поражался, как дети просто усваивают глубокие истины религии. Не потому ли сказано: «Будьте как дети».

Наши беседы носили практический характер, поскольку мы касались применения христианства в жизни. При этом дети, со свойственной им откровенностью, рассказывали о своих неудачах в стараньи жить по-Божьи, чистосердечно каялись в своих детских проступках, драках, ссорах, сквернословии.

В будни учащие посещали некоторые семьи, дети которых к нам приходили. Завязывалась связь с родителями, укреплялось взаимное доверие и влияние школы. Родители приходили в школу и громко выражали нам благодарность, так как они видели благотворное влияние Евангелия в жизни детей.

Однажды, я разъяснял детям цель воскресной школы, отчасти для родителей, которые тут же присутствовали. «Дети, кто скажет — для чего нам воскресная школа?»

Сидевший впереди мальчик (очень шустрый и беспокойный, с плохой репутацией) бойко ответил: «Воскресная школа для того, чтобы дети воскресли». Лучшего определения не придумать и взрослым!