ОТДЕЛЬНЫЕ СОБЫТИЯ ВНУТРЕННЕЙ ЖИЗНИ ЛАГЕРЯ

Обыденная, повседневная лагерная жизнь протекала как обычно. Утренний подъем в 6 утра, завтрак, в 8.00 выход на работу, проверка в строю, "трелевка" отказчиков, обед в 12.00, ужин в 17.00, отбой в 21.00. И опять все сначала. Однообразная, унылая, скучная, полуголодная, полухолодная нервная жизнь.

Разнообразие вносили некоторые чрезвычайные происшествия. В нормальных условиях нормальные люди возмущались бы, сожа-

лели, удивлялись и плакали. В лагере над трагедиями и драмами смеялись. Смех - это своеобразная психоразрядка, сочувствие, забывалось свое горе и невзгоды. Важна интонация смеха. Есть смех -равный слезам, и есть смех, выражающий иронию, смех, выражающий радость, одобрение событию.

Был один заключенный по нации узбек или таджик, не помню. Хитрый "артист". Работать он не хотели и не любил. Отказ от работы симулировал разными способами. Например, во время развода он неожиданно падал на землю, вытягивался, закрывал глаза, стимулируя умершего. Повторяющийся этот трюк уже знали. Когда он лежал, начиналось мнимое сочувствие умершему. Затем кто-нибудь больно дергал, щипал его или укалывал иголкой. Мнимо умерший вскакивал и вращая глазами начинал ругаться на своем и русском языках. Общий смех, здравница с воскресением из мертвых в разных ядовитых, остроумных формах. Опять смех. На какое-то мгновение забывалось свое больное переживание, тоска. В дальнейшем он стал симулировать неподвижностью левого коленного сустава. За пятку ногу подвязывал к поясничному ремню и прыгал на одной ноге. Ему из бревна вытесали культышку, на которую он становился коленом, а верх культышки прикреплялся к поясу. Получалась как бы деревянная нога.

Однажды при исполнении своего "мертвого" трюка его подтащили к горевшему рядом костру и деревянную ногу положили в огонь. Дерево загорелось и жар достиг коленного сустава. От боли он вскочил, с криком и позабыв о недействующей ноге, побежал от костра. Общий смех, развлечение. И все же он сделал новую культышку и продолжал симуляцию.

Я уже говорил, что в зоне ширпотреба изготовляли сани, дровни. Для того, чтобы загнуть полозья из березового бревна, его рас-

паривали в специально сложенной печке, представляющей собой кирпичную топку, а над ней длиной метров восемь и полметра в высоту и ширину пропарочный бак. В него закладывались распиленные пополам березовые бревна - плахи. От нагрева бревна становились мягче. Их доставали и загибали. Один из заключенных залез в этот бак погреться после того, как выняли бревна. Его же "товарищи" из бригады закрыли наглухо дверку, усиленно растопили печку и ушли. При возвращении вечером в жилую зону его не оказалось. Стали искать и нашли в баке. Позвали меня и стали вытаскивать его из бака. Вся одежда истлела, тело буквально сварилось, изжарилось. Вытаскивали кусками, отдельно ноги, руки. Противный запах. Виновных не нашли.

Контингент в лагере собрался разный по национальности, вероисповеданию, полу, возрасту, составу преступлений от явных бандитов, воров в законе, суки, фраера, мужики. Все придерживались своих партий. Никогда не было столкновений на почве вероисповедания, политических взглядов.

Непримиримыми врагами были воры в законе и "суки". "Суки" - это те же воры, но нарушившие воровской закон. Категория "сук" наиболее вредная из всех заключенных. Они воровали, жульничали, играли в карты, проигрывая свою и чужую жизнь, часто сотрудничали с охраной, кумом, администрацией и в то же время конфликтовали, устраивали драки, провокации. Из их числа было больше всего саморубов. Терроризируя других "сук", вызывали неприязнь и ненависть к себе. Если у воров в законе были свои воровские неписанные законы, которые они свято стремились соблюдать, то у "сук" не было ничего запретного и "святого".

Из Инталага к нам прибыло 25 человек выше охарактеризованных "сук". Они были в разных лагерях и везде зарекомендовали себя самым отвратительным образом. Интинские "суки" сразу же вступили в конфликт с местными "суками" за верховенство в зоне и конечно с

ворами в законе, с фраерами, мужиками и придурками. В зоне установилась напряженная обстановка. Каждая партия и каждый в отдельности вооружались ножом, шилом, топором, удавкой и т.д. Взрыв был неминуем. Многие из прибывших "сук" были больны туберкулезом и с отрубленными пальцами рук. В первый же день они нанесли визит ко мне с целью разведать, "прощупать" меня, выяснить слабые стороны. В разговоре вели себя нагло, вызывающе, на нотах угроз.

Через пару дней мне передали, чтоб я был настороже. Один из этих "сук" Марфин приготовил нож и выбирал момент ударить меня и убить. Пришлось принять меры защиты и тоже вооружиться. В прихожей, вооруженный ножом, все время находился верный мне человек - грузин по национальности.

Кроме того, в стационар я положил под видом больного, еще одного своего защитника - бывшего фронтовика, офицера. И все же спокойствия не было. Кроме медпункта я ходил по всей зоне и напасть на меня, подкараулить не составляло труда, никто из них на работу не выходил, шлялись по зоне, выискивали где что можно украсть или отобрать, угрожая ножом.

Охрана и надзорсостав знали о ненормальной, напряженной обстановке, но решительных мер не принимали. Особенно тяжело страдали женщины, находясь под постоянной угрозой.

В промзоне для распиловки досок была установлено циркулярная пила. Не знаю за что, но одного из заключенных "суки" схватили за ноги и за руки и, начиная с промежности, на циркулярной пиле распилили его на две половины. Картина была ужасная. Дикие предсмертные крики, вопль огласили всю зону. Когда пришел я, то увидел кругом кровь, валявшиеся внутренности и лежащее по разным сторонам станка распиленное, окровавленное тело с клочками одежды.

Убийц обнаружили быстро, их одежда была вся в крови. Надзиратели увели и посадили их в ШИЗО. Напряжение достигло предела.

Все сгруппировалось, выделили своих наблюдателей и самооборону. Вечером после приема больных мы закрыли все двери на запоры, но не ложились спать. Какое-то предчувствие, тревога напрягали нервы до предела. Часов в одиннадцать в дверь раздался стук и крик открывай. Я не открывал дверь, пока не узнал по голосу, кто звал. В медпункт вошли двое окровавленных заключенных, которых я знал и не боялся.

У пострадавших оказались ножевые ранения, к счастью для жизни не опасны. Я сделал перевязки и мне рассказали примерно следующее. Ночью к ним в секцию барака ворвалась группа "сук", набросилась на стоявших у дверей охрану, ранили их ножами. Во время борьбы у дверей вскочили остальные и в свою очередь набросились на нападавших, часть которых, получив травмы и ранения, убежала. В это же время в другом бараке тоже шла битва. Через некоторое время пришел надзиратель и с ним я пошел в барак. Вызванная по тревоге охрана уже несколько человек увела в ШИЗО.

У входа в барак лежало два трупа с разрубленными топором головами. В бараке несколько человек зажимали кровоточащие раны и  ушибы. Всего пострадало с обеих сторон человек двадцать. Убитых двое. Зачинщиками и нападавшими были интинские "суки". Из убитых один был "сука", второй - вор в законе. Раненые были с обеих сторон и три человека не имеющие отношения к преступной разборке - междоусобице, это те, кто первые пришли ко мне в медпункт.

На второй день никто на работу не вышел. Прибыло начальство из управления лагеря. Началось следствие, допросы. Мне по секрету сказали, кто был истинный убийца двух погибших. Разумеется я и не мыслил рассказать следствию о том, что знал. Я не нанимался быть помощником и осведомителем. Пусть ищут сами, я им не помощник, хотя убийством возмущался не меньше других и сам мог быть убитым. Участвовавшие в драке были арестованы и увезены в следственный изолятор. Позже их судили и добавили срок. Интинских "сук" увезли в другой лагерь. Постепенно в зоне жизнь вошла в прежнее русло.