- 457 -

ГЛАВА 2

 

Кунгур. Педагогический техникум. Платформа «83-х».

Нелегальное собрание в Перми. Меня исключают из партии

 

Вот я и в Кунгуре, небольшом городке Пермской области, расположенном у впадения реки Ирень в реку Сылва, в двух часах езды от Перми. Раньше я слышал об этом городе только в связи с известной Кунгурской пещерой. Я не увидел в городе обычных улиц, деревянные домики беспорядочно размещались на большой территории. В райкоме партии меня встретили без энтузиазма, предложили прежде всего поискать частную комнату. Несколько часов ходил по грязному городку, в конце концов в окне маленькой хибарки увидел бумажку: «Сдается комната только одинокому». Я вошел, меня встретила старушка со старомодным белым чепчиком на голове. Ее круглое лицо с ямочками на щеках внушало доверие. Мы договорились, что она сдаст мне комнату с кроватью, двумя венскими стульями и керосиновой лампой. Хозяйка сказала, что утром для меня на кухне всегда будет готов самовар. Вся эта роскошь за 20 рублей в месяц.

Узнав, что я «красный профессор», райком партии направил меня на работу в педагогический техникум, где я должен был читать краткий курс политической экономии. Мне не хотелось читать этот курс по стандартным учебникам, в которых все понятия экономической науки не анализировались, а декларировались. Учащиеся должны были зубрить то, чего не понимали. Я решил использовать для занятий «Капитал» Маркса. Уже после нескольких занятий я убедился что мои ученики прекрасно усваивали такие абстрактные категории, как стоимость, прибавочная стоимость, земельная рента. Особенный интерес к предмету проявлялся при изучении темы «Накопление капитала». Я установил порядок, при котором учащиеся готовили рефераты по отдельным темам. Затем происходило обсуждение темы, и класс втягивался в своеобразный диспут. Я преследовал две цели: познакомить учащихся с законами политической

 

- 458 -

экономии и научить логически мыслить. Я никогда не забывал, что «Капитал» Маркса — это та же логика, законы которой приложены к экономике. Я считал, что Маркс как критик капитализма безупречен. Но опыт русской революции и создание новой экономической структуры показали, что марксовы экономические категории деформируются.

Готовился я к своим занятиям ночью при керосиновой лампе, снова перечитывал Маркса, книгу Розы Люксембург «Накопление капитала» и другие. Мне хотелось все эти сложные вопросы истолковать своим слушателям так, чтобы они усваивали их не механически, и я достиг своей цели. Мои слушатели, как я скоро в этом убедился, жадно ловили всякую новую мысль. Но я не мог поделиться с ними теми мыслями, которые возникали у меня после десятилетнего опыта русской революции, я обязан был как преподаватель знакомить их только с тем, что дозволено. Меня занимала проблема органического состава капитала, мне было ясно, что расширенное производство является условием экономического развития любой социальной формации, в том числе и социализма. А есть ли прибавочная стоимость в социалистическом обществе? Наши схоласты утверждают, что при социализме прибавочная стоимость заменяется прибавочным продуктом. Но разве этот прибавочный продукт, создаваемый рабочим классом, не идет на создание государственного и партийного аппаратов и огромной армии?

Вдруг я услышал за окном душераздирающие крики и нецензурные слова. А где-то играли на гармонике и пели жалобную песню. Снова под моим окном раздался истерический крик женщины, которая звала на помощь. Не долго думая, я схватил кочергу и выскочил на улицу. Кромешная тьма мешала разглядеть людей. Всмотрелся в темноту. На земле у калитки небольшого домика лежала женщина. Полный мужчина, пошатываясь, подошел к лежащей женщине, ударил ее сапогом по спине и начал кричать:

— Мало ей, подлюге, законного мужика, прячется с любовником в сарае, я ее оттуда вытащил, а ее любовник удрал.

Женщина поднялась с земли, она была высокой, стройной. Закрыв глаза руками, она крикнула своему мужу:

— Уйду я от тебя, постылый, утоплюсь, а твоей женой не буду!

Мужик хотел ударить ее кулаком. Но я крепко схватил его за руку. К моему удивлению, он бросился ко мне на шею и зарыдал. Мне почему-то стало жаль его, а не его жену. Мужские слезы действуют сильнее.

 

- 459 -

Моя хозяйка видела всю эту сцену, она стояла у калитки, ждала моего возвращения. Старушка назвала избитую женщину «гулящей бабой» и добавила:

— Нынче немало таких, дали им свободу — вот они и загуляли, особенно липнут к военным. А эта Марфушка путается с каким-то командиром, что приехал с колчаковского фронта, у него на груди какая-то награда. Вот эти награды приманивают наших шлюх.

Я слушал старушку и вспомнил злополучную теорию «крылатого эроса». В этом вопросе не Маркс, а Зигмунд Фрейд разобрался намного лучше. А в наше нелегкое время женщины тянутся к тем, кто занял какое-то общественное положение, облегчающее жизнь.

Занятия в техникуме меня увлекли, приятно, когда видишь результаты своих трудов. Среди учащихся было много способных, но особенно выделялась одна девочка, Надя Оксенова, энергичная, с разнообразными интересами. Надя организовала экскурсию студентов техникума в Кунгурскую ледяную пещеру. Когда мы с факелами в руках бродили по пещере, казалось, что мы попали в сказочное царство. Свет от факелов падал на кристаллы огромных сталактитов и сталагмитов, рождая мириады вспыхивающих и тут же гаснущих звездочек. Как-то Надя Оксенова сказала, что ее папа хочет со мной познакомиться. После занятий мы отправились к Наде домой. Отец Нади, коренастый мужчина с большим лбом и глубоко посаженными глазами, пожал мне руку, назвал свое имя и сразу же познакомил с женой. Петр Иванович Оксенов прошел Гражданскую войну, воевал против Колчака, а теперь работал на заводе в Перми. Меня пригласили к столу, покрытому белой скатертью. Шумел самовар. Во время чаепития хозяин из-за висящего на стене портрета жены вытащил брошюру. Это была знаменитая платформа «83-х». Петр Иванович поинтересовался, знаком ли я с этим документом. Я был знаком, но не признался. Петр Иванович сказал, что документ довольно интересный, но не затрагивает глубины, корневых проблем нашей жизни. Предложил мне взять брошюрку с собой, но никому не показывать, а затем просил высказать свое мнение, когда прочту. Петр Иванович добавил: «Вот моя дочь прочитала, судя по всему, кое-что поняла». Я стал заходить к Оксеновым, хорошо, покойно чувствовал себя в их доме.

Однажды встретил там молодого человека. Это был школьный товарищ Нади, он учился в Пермском университете. Надя нас познакомила, мы разговорились. Молодой человек оказал-

 

- 460 -

ся довольно интересным собеседником, много говорил о настроении студенчества. По его рассказу можно было заключить, что среди студенчества в Перми немало детей опальных родителей. Дело в том, что этой молодежи легче было попасть в уральские и сибирские вузы: Томский, Иркутский, Пермский университеты. В этих вузах меньше копались в анкетных данных. Молодой человек с гордостью упомянул, что в Перми отбывал ссылку Герцен, был здесь и Короленко. По его мнению, пермское студенчество сейчас больше читает Герцена, Белинского, Чернышевского, чем Маркса и Ленина.

Молодые люди проводили меня поздней ночью до моей квартиры. Спать не хотелось, я решил снова с карандашом в руках перечитать платформу «83-х». В этом документе было много правильных высказываний, но были и фальшивые нотки. Мне не совсем понравилось, что объединенная оппозиция клянется ленинизмом и называет себя большевиками-ленинцами. После смерти Ленина все члены Политбюро торопятся заверить партию в глубокой преданности ленинизму. Ленина превращают в идола, но при этом никто не собирается проводить в жизнь большинство ленинских принципов. В платформе «83-х» снова говорится об индустриализации, о возможности построения социализма в одной стране, о борьбе с кулацкой опасностью и необходимости крепить диктатуру пролетариата.

Лидеры оппозиции не затрагивали главного, что определило отступление от всех основных программных установок большевиков до их прихода к власти. Диктатура пролетариата вылилась в диктатуру ЦК партии, в узкую партийную олигархию, когда рабочий класс не имеет возможности влиять ни на решения общегосударственного характера, ни на повседневную деятельность промышленных предприятий. Однопартийная система исключила возможность демократизации жизни в стране. Надо отметить, что во всех трудах Ленина красной нитью прослеживается главная проблема диктатуры пролетариата — это власть. Вся тактика и стратегия ленинизма в конечном итоге сводилась к захвату власти, последующему ее расширению и укреплению. Оппозиционеры, в том числе те, кто подписал платформу «83-х», этого не понимали. А вот Сталин понимал, ему было наплевать на все принципы. Он понимал, что удержится у власти, если овладеет партийным аппаратом и карательными органами. Таким образом он реализовал главный принцип ленинизма.

Как-то Оксенов пригласил меня в выходной день поехать в Пермь, полюбоваться на реку Каму и познакомиться с инте-

 

- 461 -

ресными людьми. В конце сентября я поехал в Пермь. Меня поразила величественная Кама. Я стоял на высоком правом берегу и смотрел на спокойное, величавое течение реки. В природе все прекрасно. Я стоял и думал: как было бы хорошо порвать с политикой и окунуться в изучение законов природы. На середине реки рыбаки сбрасывали с лодки сети, они далеки от троцкистов, бухаринцев, от борьбы с кулачеством и прочего политиканства. Солнце быстро садилось, на реке появились золотистые дорожки. Я отправился по нужному мне адресу. Когда вошел в дом, все уже собрались. В большой комнате разместились рабочие разных возрастов и студенты, стульев не хватило. Молодежь сидела на полу, среди них увидел Надю Оксенову. Вспомнил подпольные кружки в годы перед Февральской революцией. Мелькнула мысль: вот передо мной сидят люди, не желающие примириться с действительностью, но что они могут сделать? Оксенов попросил меня выступить, провести анализ положения, сложившегося в партии и стране. Задача была сложная, уж очень много объективных и субъективных факторов определили обстановку второй половины 20-х годов. К тому же я не имел возможности соответствующим образом подготовиться. И все же мое выступление получилось довольно продолжительным. Приведу из него только основные положения.

- Одному человеку, особенно в моем положении ссыльного, провести всесторонний анализ политической, общественной и социальной ситуации в стране практически невозможно. Слишком запутанными и не всегда логически объяснимыми бы ли события, произошедшие в России за последние 20—25 лет. Возможно, потребуется заглянуть в тот период, когда возникло Российское государство. Слишком своеобразными были условия образования и последующего исторического развития государства. Я не сомневаюсь, что происходящее сегодня уходит корнями в далекое прошлое России.

- Российское самодержавие и тупое помещичье крепостничество уже в начале XIX века вызывали резкое неприятие со стороны прогрессивной части общества. Радищев, декабристы, революционные демократы Герцен, Чернышевский, народовольцы, различные политические партии, в первую очередь социал-демократы, забастовки рабочих, крестьянские восстания, бунты в армии, революция 1905 года — это этапы на длинном пути к буржуазно-демократической Февральской революции 1917 года. С первых лет XX века почти все слои российского

 

- 462 -

общества жаждали свержения реакционного, прогнившего режима царского самодержавия и установления демократической парламентской формы государственного устройства, обеспечивающей личную и общественную свободу всем гражданам. С таким кардинальным изменением государственного устройства связывали конфискацию помещичьей земли и передачу ее крестьянам, введение трудового законодательства, провозглашение равенства всех национальностей и так далее. Буржуазно-демократическая революция была неотвратима, что и произошло в феврале 1917 года. В те годы партия большевиков, самая малочисленная среди всех политических партий, боролась вместе с эсерами, меньшевиками, анархистами за свержение монархии, преследуя с ними одни и те же цели, главными из которых являлись свобода и демократия.

- После Февральской революции наступило смутное время. Временное правительство вело себя очень нерешительно, край не непопулярная война продолжалась, крестьяне землю не получили. Армия начала разваливаться, крестьяне жгли помещичьи усадьбы и сами захватывали помещичьи земли, рабочие бастовали, выходили на демонстрации. В этих условиях в сере дине 1917 года большевики решили, что создалась благоприятная обстановка для захвата власти. Они провозгласили курс на социалистическую революцию и диктатуру пролетариата. Это было не чем иным, как чистейшим политическим авантюризмом — подавляющая часть народа не имела никакого представления, что означают понятия «социализм» и «диктатура пролетариата». Чтобы теоретически обосновать свою новую позицию, большевики, в первую очередь Троцкий и Ленин, стали рассматривать возможную социалистическую революцию в России как первый этап мировой революции. Предполагалось, что рабочий класс стран Западной Европы широко поддержит революцию в России. Такая революция не последовала, стратегия большевиков оказалась в корне ошибочной. Либо, если социализм ограничится национальными рамками, революционеры переродятся. Именно это и произошло с нашими революционера ми, большинство из них переродились, мы все свидетели этого.

- Придя к власти, большевики сразу повели непримиримую борьбу со своими недавними союзниками в борьбе с царизмом — эсерами, меньшевиками и анархистами, отказались от своей предреволюционной программы, в которой одними из главных требований были: земля крестьянам, заводы рабочим. Был установлен режим военного коммунизма, вернувший крестьян в положение крепостных. Восстания на Дону и Кубани,

 

- 463 -

в Сибири и центральной России, на Украине, Кронштадтский мятеж — это реакция народа, в первую очередь крестьян, на режим военного коммунизма. Таким образом, после многолетней борьбы нескольких поколений за раскрепощение народа произошел возврат к принудительному труду, рабочих и крестьян лишили элементарных прав.

- Диктатура как форма власти означает, что политическая власть в государстве принадлежит либо одному лицу, либо не большой группе лиц. Сегодня в нашей стране власть в руках членов Политбюро ЦК РКП(б), эту форму власти можно на звать партийной олигархией, которая сложилась при Ленине. Но тогда в Политбюро и Совнарком входили люди талантливые, высокообразованные, с огромным политическим опытом. И несмотря на это, уже тогда четко проявилась тенденция по давления инакомыслия и стремлений к децентрализации деятельности партии. В 1920 году в основном были разгромлены и внешние враги, и внутренняя контрреволюция. Казалось бы, что можно расширить рамки демократии, предоставить больше прав профсоюзам, усилить борьбу с бюрократией, поощрять открытые внутрипартийные дискуссии. Этого не произошло, что явилось причиной появления оппозиций: рабочей и демократических централистов — децистов. На IX съезде РКП (б) (весна 1920 года) децисты, группа старых большевиков во главе с Сапроновым, В. М. Смирновым, Осинским выдвинула требование о демократизации всей деятельности партии. Децисты нашли широкую поддержку во всех крупных промышленных центрах. Примерно в то же время сформировалась рабочая оппозиция во главе со Шляпниковым, Коллонтай, Лутовиновым, Медведевым, В. Косиором, которая выступила за расширение прав профсоюзов, за их активное участие в управлении производством, за право рабочих выбирать директоров пред приятий. Ленин, Троцкий, Зиновьев решительно выступили против оппозиций, они отстаивали централизм управления деятельностью партии и единоначалие в народном хозяйстве, тем самым отошли от дореволюционной программы большевиков. Оппозиции были правы, но непоследовательны, что явилось причиной их слабости и поражения.

- Период, в который мы вступили после смерти Ленина, можно считать переходным от партийной олигархии к едино личной диктатуре Сталина, которая уже сегодня контролирует и ЦК партии, и карательные органы. У этой диктатуры новые социальные корни и социальная база, совершенно новое идеологическое прикрытие. Такое положение явилось результатом

 

- 464 -

развития общественно-политических процессов в стране, что определялось многочисленными факторами. Остановлюсь, как мне представляется, на основном. Февральская революция подняла со дна Российской империи огромную массу обездоленных, темных, озлобленных людей. Это бывшие разорившиеся крестьяне, ушедшие из деревень в города, люмпен-пролетарии, мелкие буржуа, городские мещане и даже преступные элементы. Этой массе были очень близки лозунги большевиков типа «кто был ничем, тот станет всем», «грабь награбленное» или в иной форме — «экспроприация экспроприаторов». После окончания Гражданской войны большевистская партия широко открыла двери для приема новых членов. Особенно бурный рост партии начался после смерти Ленина, когда был объявлен «ленинский призыв», который на самом деле был сталинским. Новому генсеку нужны были в партии новые люди, на которых он мог бы опереться. Темная масса поняла, что пришло ее время, и хлынула в правящую партию. Опираясь на массу новых членов партии, Сталин и его сторонники могут делать, что хотят, проводить на партийных съездах любые решения, развернуть кампанию травли неугодных старых членов партии и т. д.

В заключение сказал, что я изложил свой взгляд на происходившее в стране и в партии, отметил, что я не примыкаю ни к какой оппозиции, хотя в ЦК ВКП(б) меня назвали ревизионистом и причислили к троцкистам. Я объяснил, что хотя мне близки некоторые требования оппозиций, я не разделяю их половинчатой позиции, не могу понять их желание остаться в рядах партии.

После меня выступил Зазубрин Петр Михайлович, на квартире которого проходило наше подпольное собрание. Зазубрин — потомственный рабочий, ветеран революции, вместе с Сергеем Мрачковским громил Колчака. Вот что он сказал: «К сожалению, мы снова вынуждены собираться на конспиративных квартирах, как это было до Февральской революции. Теперь на партийных собраниях нам затыкают рты сталинские холуи. К руководству пришли люди, которые никакого отношения не имели к рабочему движению. Сталин выдает себя за стопроцентного ленинца. Но ведь на VI съезде РСДРП, где решался вопрос о вооруженном восстании, именно Сталин настаивал, чтобы Ленин и Зиновьев явились на буржуазный суд. Уже тогда этот грузин хотел освободиться от Ленина и примазаться к Керенскому. Сталин человек темный. Неизвестно, чем

 

- 465 -

он занимался в течение нескольких лет перед Февральской революцией. Во время Гражданской войны он вместе с Ворошиловым плел интриги против верховного командования Красной армии и был виновником срыва Польской кампании. Все мы знаем, что Ильич перед смертью предлагал срочно снять Сталина с поста генсека. Воля вождя не выполнена, непонятно почему. А на XIV съезде ВКП(б) человека с темным прошлым всячески превозносят, за какие заслуги? Это происходит потому, что партийные аппаратчики из новых членов партии, получившие теплые местечки, понимают, что их судьба и благополучие зависят от генсека». Зазубрин хотел еще что-то сказать, но вошел молодой человек и сообщил, что за квартирой установлена слежка.

Мы, как когда-то в царское время, начали выходить поодиночке. Возвращались в Кунгур ночным поездом, со мной поехал Оксенов, его дочь Надя и молодой рабочий. Надя села рядом со мной и тихо произнесла: «Мы, молодые, многого не знаем, я не могла подумать, что у Ленина были серьезные политические ошибки». Ее отец сказал, что в вагоне нельзя говорить о политике. Оксеновы предложили пойти к ним перекусить и остаться на ночь, но я отказался, они проводили меня до домика, где я снимал комнату. Хозяйка не спала, она сообщила мне, что какой-то мужчина все время прохаживался возле дома. Я понял, что за мной установлена слежка. Долго не мог уснуть. Передо мной всплывали образы рабочих и студентов, внимательно слушавших меня на подпольном собрании. Что они могли сделать? Любое активное выступление против советской власти будет жестоко подавлено. То, что за мной установлена слежка, являлось признаком усиления борьбы с инакомыслящими. Я интуитивно чувствовал, что уже в ближайшее время Сталин предпримет более решительные меры против оппозиционеров. Утром я отправился в техникум и, как обычно, провел занятия. Как только я освободился, ко мне подошел директор техникума и попросил зайти к нему в кабинет. С тревогой он сообщил, что меня вызывают в Контрольную комиссию при Кунгурском райкоме партии. Причем когда директор говорил о Контрольной комиссии, он краснел, волновался, как будто меня вызывали не в Контрольную комиссию, а в полицейский участок. Но я сказал директору, что этот вызов не был для меня неожиданным.

Я явился в Контрольную комиссию, где меня встретил человек с лошадиной физиономией. Бледно-голубые глаза,

 

- 466 -

отвислый подбородок, голова как дыня, огромный пухлый рот не предвещали ничего хорошего. Это и был председатель Контрольной комиссии. Он откинулся в кожаном кресле и зубочисткой ковырял свои желтые зубы. По самодовольному лицу видно было, что он только что сытно поел. Он указал мне на стул и буркнул что-то похожее на приглашение сесть. Целую минуту он меня рассматривал, не знал, с чего начать разговор. Затем придвинул к себе какую-то папку, это, вероятно, и было мое персональное дело. Хриплым голосом человек спросил меня:

— Куда это вы вчера ездили? — И тут же, изобразив нечто вроде улыбки, добавил: — От нас никуда не скроетесь, мы все видим и слышим.

Мне стало сразу противно, я ответил:

— До сих пор как будто партия не занималась слежкой за коммунистами, это функция скорее разведывательного управления, чем партии. У вас на учете каждый шаг коммуниста, вы знаете, куда он ходит и едет, где бывает и с кем разговаривает, поэтому не считаю целесообразным скрывать от вас, где я был вчера и что делал... Я ездил в Пермь, любовался рекой Камой, знакомился с городом, где некогда в ссылке пребывали Герцен и Короленко. Удовлетворяет вас мой ответ?

«Партийная совесть» раздула ноздри, растянула губы чуть ли не до ушей, усмехнулась одними глазами и гаркнула во все свое хриплое горло:

— Кого ты вводишь в заблуждение? На этом деле я собаку съел, знаю вашего брата троцкиста. Говори, где собирались, о чем калякали?

Я решил больше не играть в прятки с этим тупицей. Я спокойно ответил:

— Да, я не только любовался Камой, но гостил у старого пермского рабочего, фамилию которого я вам не назову, водки мы не пили, о блядях не разговаривали, вели разговоры на партийные темы — что, это хорошо или плохо?

Председатель снова задал мне вопрос:

— Кто был на этой квартире?

Я ответил, что никого из этих людей не знаю и раньше не знал.

— Полагаю, что устав партии не запрещает товарищам встречаться на частных квартирах и разговаривать на партийные темы, или вы другого мнения? Покажите мне в уставе партии такой параграф, по которому запрещаются личные встречи коммунистов.

 

- 467 -

Моя ссылка на устав поразила председателя Контрольной комиссии. На его лице можно было прочитать даже испуг — а вдруг он допрашивает меня не по уставу? Но тут же он опомнился и решил задать мне самый важный вопрос.

— Ну, а троцкистскую платформу читал?

Я ответил:

— Читал как научный работник, я всякие сочинения читаю, даже кадета Милюкова и монархиста Шульгина. Марксисты не могут ограничиться чтением только резолюций съездов и инструкций ЦК.

Мой следователь засунул руки в карманы, откинулся на спинку стула. Выпятил живот и прошипел:

— Ты мне шарики не крути, про старых оппортунистов не бренчи (Милюков и Шульгин тоже оказались оппортунистами), а скажи прямо, по-большевистски, согласен с платформой троцкистов?

Я ему ответил, что я такой платформы не знаю, знаю только платформу «83-х» старых большевиков, эта платформа подписана не только сторонниками Троцкого, но и последователями рабочей оппозиции, демократических централистов и другими большевиками, не принадлежавшими ни к каким оппозициям. Дальше я сказал:

— Платформу не только читал, платформа не роман, а изучал. Тем не менее я под этой платформой не подписывался по той простой причине, что она мало отличается от образа мыслей ЦК: те же фразы о диктатуре пролетариата, о единстве партии, о союзе с середняком и верности заветам Ленина... Платформа «83-х» признает демократический централизм и внутрипартийную демократию... Я же являюсь сторонником демократии во обще, не только внутрипартийной, признаю демократию в широком смысле этого слова... Вот почему не причисляю себя ни к троцкистам, ни к сталинцам, и если я больше люблю Троцкого, то не потому, что я с ним во всем согласен, а потому, что помню о его огромных заслугах перед русской революцией... Личная симпатия вовсе не означает идейного согласия.

Председатель Контрольной комиссии глядел на меня своими мутными глазами, щеки у него отвисли, он сопел носом, как лошадь после галопа. На столе зазвонил телефон... Мой партийный следователь что-то кричал в трубку, потом обратился ко мне чуть ли не с нежностью:

— Ну, браток, срочно вызывают, сейчас некогда, вызову тебя в другой раз... Советую подумать и порвать с троцкистами... Ты человек ученый, а я университета не проходил.

 

- 468 -

К моему удивлению, пожал мне руку. О Россия, тебя умом не понять, в тебя можно только верить!

Я вышел из здания райкома, и в ушах у меня звенели последние слова председателя Контрольной комиссии: «Ты человек ученый, подумай!» Для меня было ясно, за мной установлена слежка, следят за каждым моим шагом, мне следует не подводить других. Конечно, речи не может быть о моей второй поездке в Пермь, хотя мне очень хотелось еще поговорить с замечательными людьми, хотелось бы раскрыть им сущность решений X съезда партии.

Назавтра, после беседы с председателем Контрольной комиссии, меня снова пригласил в кабинет директор техникума. Он закрыл на ключ кабинет, посадил меня на диван и сам присел рядом со мной. Беседа между нами была очень интересной и неожиданной. Директор спросил меня: «Вы были у нашего „Кошевого"? Не удивляйтесь, мы между собой его так называем, он напоминает нам одного из главных „положительных героев" из „Тихого Дона" Шолохова... Помните, шолоховский Кошевой батрачил в каком-то селе... Наш председатель Контрольной комиссии батрачил недалеко от Кунгура... После Октябрьской революции он занимался продразверсткой, отбирал последний кусок хлеба у крестьянина, служил в карательных отрядах и творил расправу так, что вынуждал крестьян браться за оружие... Вот этими качествами он заслужил прозвище „Кошевой"». Из дальнейшей беседы я узнал, что председатель Контрольной комиссии никогда не был на фронте, он окопался в Кунгуре как непримиримый враг кулаков, подкулачников и ремесленников, что всякую оппозицию он считает контрреволюцией. Вот уже десять лет он нигде не учится, читает только приказы и инструкции, очередные распоряжения сверху. Зато с нижестоящими обращается бесцеремонно, к людям интеллигентного труда относится с презрением, часто говорит на собраниях: «Вот я в университетах не учился, а мне партия доверяет следить за вашим поведением». Свое невежество он считает истинным достоинством настоящего пролетария. Я рассказал о своей беседе с председателем Контрольной комиссии. Директор сказал мне, что в райкоме все знают, что в Ленинграде я был профессором, что я присоединился к оппозиции и выслан из Ленинграда за свои троцкистские взгляды. Директор меня предупреждал, чтобы я в райкоме ни с кем не разговаривал на политические темы, так как партийные чиновники ради водки продадут кого угодно.

 

- 469 -

Открытое лицо старого педагога, задушевная беседа произвели на меня хорошее впечатление. Кстати, несколько раз директор побывал на моих занятиях и однажды, пожимая мне руку, сказал: «С удовольствием я бы отказался от своей административной работы и сел бы за парту, чтобы слушать ваши лекции по политической экономии». Выходя из кабинета директора, я мысленно говорил себе: «Да, много еще есть в стране мыслящих интеллигентов, их, к сожалению, становится все меньше и меньше». Потом я узнал, что директор педтехникума по специальности историк, кончил исторический факультет Ленинградского педагогического института им. Герцена. В Кунгур он тоже попал как опальный, хотя не примыкал ни к каким оппозициям.

Однажды директор педтехникума пригласил меня «на чашку чая» к себе домой. Познакомился с его миловидной женой, она кончила факультет иностранных языков того же института им. Герцена, на последнем курсе они повенчались. Жена директора преподает немецкий язык в средней школе. За столом я прочитал ей на немецком языке стихотворения Генриха Гейне и Гете, Клавдия Семеновна — так звали жену директора — пришла в восторг и радовалась как ребенок. Она спросила меня, где я изучал немецкий язык. Я сказал, что немецкий язык изучал, читая немецких классиков, а разговорный язык усваивал в Интернациональном клубе в Ленинграде. Я часто посещал этот клуб с моими друзьями — Мишей Ивановым и Соломоном Фрумкиным.

Директор педтехникума откровенно сказал мне, что он получил установку наблюдать за идеологическими тенденциями моих лекций по политической экономии, его дважды вызывали в райком и интересовались моей персоной. Но он каждый раз давал положительную характеристику моим лекциям и отмечал, что я приучаю студентов пользоваться первоисточниками, особенно «Капиталом» Маркса. Директор поведал мне, что и за ним установлен надзор, он ждет, что и его скоро снимут с поста директора.

Мы долго беседовали, затрагивая не только политические вопросы, но и философские, литературные. Супруга директора очень интересовалась «социалистическим реализмом», она подчеркивала, что понимает сущность реализма вообще, но до сих пор не может усвоить «социалистического реализма». Она поставила передо мной вопрос: можно ли Толстого, Достоевского, Некрасова причислить к социалистическим реалистам? Я ей ответил, что вообще не существует определенной границы

 

- 470 -

между романтизмом и реализмом. Особенно ей понравилась моя мысль о правомочности всех направлений в литературе и искусстве вообще. Директор просил меня высказаться по поводу платформы «83-х», при этом он улыбнулся и сказал, что не собирается проникнуть в тайны моих суждений. Я постарался по этому вопросу изложить свое мнение, напомнил, что в октябре 1927 года из ЦК были исключены Троцкий и Зиновьев, и что платформа «83-х» по существу была реакцией на этот произвольный акт... Бешеным темпом надвигается мрачная туча, сказал я, может случиться, что все оппозиционеры будут исключены из партии Вероятно, платформа «83-х» является литературным зародышем новой партии, но меня удивляет, что эта платформа не выходит за пределы большевистских принципов... Новая партия, на мой взгляд, должна отбросить идею диктатуры и встать на путь демократии. Я еще сказал, что сталинцы торопятся освободиться от «троцкистов», чтобы развязать себе руки в борьбе с правыми, идейными вдохновителями которых являются Бухарин, Рыков и Томский. Для директора и его супруги такое заявление было открытием, им казалось, что между Сталиным и Бухариным существует полное единство.

1 декабря 1927 года меня вызвали на допрос и суд в районную партийную Контрольную комиссию. Я принял твердое решение высказываться самым откровенным образом, не скрывать своих взглядов. Я больше не был в состоянии лукавить, прикидываться глубоко верующим, раболепствовать. По дороге я вспомнил биографию Баруха Спинозы. Это был, пожалуй, единственный философ, у которого слово не расходилось с делом. Он выше всего ценил свободу. Многие европейские дворы предлагали Спинозе стать придворным философом, занять кафедру в университете. От всех предложений Спиноза отказался ради возможности свободно творить.

Я вошел в полутемное помещение. На деревянных скамьях сидело человек двадцать, это были члены партии, приглашенные в качестве свидетелей моего падения. На сцене этого захолустного клуба за деревянным столом, покрытым зеленым сукном, сидел человек с лошадиной физиономией, а по правую и левую стороны от него сидели два члена Контрольной комиссии, поражавшие своими серыми лицами. Зал напоминал провинциальный суд.

Председатель Контрольной комиссии начал рубить сплеча:

— Скажите, Григоров (уже исчезло слово «товарищ»), за что вас выдворили из Ленинграда?

 

- 471 -

На этот грубый вопрос я ответил:

— Меня изгнали из Ленинграда потому, что я не похож на вас, что отношусь критически к любой инструкции сверху, а моя мысль в данный момент не соответствует духу времени.

Мне показалось, судя по лицам, что члены Контрольной комиссии ничего не поняли из того, что я сказал. Они тупо смотрели на меня. Председатель, вытирая нос тыльной стороной ладони, снова спросил меня:

— Что ты делал в Перми, с кем встречался, о чем калякали?

Я отвечал:

— Вначале осматривал город, любовался Камой, затем побывал у хороших друзей, с которыми беседовал по текущему моменту.

Председатель снова задает вопрос:

—    Ты согласен с платформой «83-х»?

—    Мой ответ:

—    Нет, я с этой платформой не совсем согласен.

—    С чем же ты не согласен?

—    Я не согласен с тем, что эта платформа остается на позициях диктатуры.

—    А ты согласен с решениями десятого съезда партии об исключении из партии оппозиционеров?

—    Единство партии я считаю мифом. В массовой партии не может быть единства, либо это единство достигается карательной политикой... Без споров внутри партии нельзя достигнуть истины.

И тут председатель поразил меня своей «эрудицией». Он, оказывается знал, что Троцкий и Зиновьев на X съезде партии голосовали за ленинскую резолюцию о единстве партии и недопустимости фракций и группировок. Он поинтересовался по этому вопросу моим мнением. Я сказал:

— Это была их непростительная политическая ошибка, а по тому теперь они стали жертвой этой ошибки.

Председатель ехидно улыбнулся, его крысиные глаза сощурились, и он процедил, обращаясь к собравшимся:

— Видите, перед вами полностью сформировавшийся троцкист, ему не нравится единство партии, он хочет ревизовать ленинизм.

Мне стало противно видеть всю эту комедию. Какой-то ком подступил к горлу, я глотнул воздуха и почти прокричал:

— Я не троцкист, не ленинец, я просто человек, которого природа наделила способностью мыслить самостоятельно. Я не хочу, чтобы моя общественная деятельность, мое поведение

 

- 472 -

зависело от группы тупоголовых бюрократов, вообразивших, что правящая партия вооружила их абсолютной истиной. Я сторонник той свободы мысли, которая провозглашалась интеллигенцией всего мира на протяжении многих веков и эпох... в данный момент я вижу перед собой не коммунистов, не марксистов, не ленинцев, а группу невежественных лицемеров и карьеристов, крепко ухватившихся за власть, за карательные органы.

Эти слова я выпалил одним залпом. Человек с лошадиной физиономией поднялся, сжал свои огромные кулаки и во все горло крикнул:

— Отдай свой партийный билет! Ты больше не член партии!

При этом он даже забыл хотя бы формально продемонстрировать свой демократизм — два члена Контрольной комиссии и собрание молчали, ничем не выражая свое отношение ни ко мне, ни к председателю. Я вынул из бокового кармана свой партийный билет за номером 120437 и бросил его на стол, как бросают пустую бумажку, отныне ничего не значащую.

Книжечку, которую я до сих пор называл партбилетом, мне вручили на фронте в январе 1919 года. Дважды в Москве я проходил партпроверку, оба раза мне обновляли партийный билет, пожимали руку как кадровому большевику, старому подпольщику и активному участнику Гражданской войны. На партийной проверке в Московском университете в 1922 году хвалебную речь в мой адрес произнес Володя Яцик, тогдашний секретарь партийной Организации университета. Мне аплодировали, студенты впервые узнали от Яцика, что я был подпольщиком при царизме и при Деникине, сидел в камере смертников, был бойцом и политработником Красной армии. Володя Яцик счел нужным сказать, что я по десять часов в сутки просиживаю над книгами в холодной библиотеке, чтобы одолеть все премудрости науки.

И в самом деле, я принадлежал к той когорте рабочей молодежи, которой революция широко открыла двери в университет. И вот теперь, когда этот рабочий парень встал на ноги, одолел много толстых томов по истории философии, истории естествознания, истории социализма, у этого парня отнимают партийный билет. Почему отнимают? За собственное мнение, за мысль. Кто отнимает? Человек с сомнительной репутацией, все десять лет занимавшийся реквизициями, стрелявший не по деникинцам, врангелевцам, колчаковцам, а по «подкулачникам», по деревенским мужикам, домохозяйкам, не желавшим отдавать в колхоз своих коров. Почему этот подозрительный субъект по прозвищу «Кошевой» наделен такой властью? На каком основании он приклеивает мне ярлык троцкиста, не имея никакого

 

- 473 -

представления о том, что это значит? Я понимаю, что такие, как я, партии больше не нужны. А «Кошевой» — это надежная опора власти, демагогов и интриганов.

Я покинул партийное судилище. На улице было темно, шел снег, дул холодный, пронизывающий ветер. Я ощутил, что сбросил нечто, уже давно тяготившее меня, но одновременно появилось беспокойство в связи с неопределенностью моего будущего. Где я смогу теперь работать? Вряд ли мне, теперь уже беспартийному, разрешат преподавать философию. Никакой труд меня не пугал, в том числе и физический, но что я буду делать с накопленными знаниями? Неужели теперь они никем не будут востребованы?

Пришел в свой домик, не раздеваясь, прилег отдохнуть и обдумать свое положение, но быстро крепко уснул. Утром, открыв глаза, увидел Надю Оксенову, мою студентку из техникума. Оказывается, весь техникум уже знал, что меня исключили из партии как оппозиционера. Директор техникума послал Надю передать мне, что я должен прийти за расчетом. Из райкома партии сразу после исключения позвонили директору техникума и предложили освободить меня от работы. Редкостная оперативность. Я сказал Наде, что вечером уеду из Кунгура, просил передать ее родителям, что я всегда буду помнить о вечерах, проведенных в их доме. Надя заявила, что ее друзья и многие студенты техникума придут на станцию попрощаться со мной. Я объяснил Наде, что нельзя этого делать, поскольку местные власти расценят это как демонстрацию в поддержку оппозиционера и могут даже многих исключить из техникума. Надя ответила: «Я готова заявить, что разделяю ваши взгляды, и в знак протеста покину техникум».

Я попытался объяснить Наде, почему подобный протест не имеет смысла в той обстановке, которая сложилась в стране. Надя со слезами выбежала из комнаты. Я подошел к двери и смотрел, как она, опустив низко голову, быстро удалялась. Невесело было у меня на душе, мрачные мысли бродили в голове. Я думал, что тяжкая доля ожидает таких чистых, открытых молодых людей, как Надя Оксенова, которые по своей наивности еще верили в благородные идеалы, во имя которых их родители активно поддержали революцию.

Когда я явился в педтехникум за расчетом, директор меня встретил с грустной улыбкой, попросил зайти к нему в кабинет. Он рассказал мне, что в Уральской организации многих старых большевиков исключают из партии. Он рассказал о волнениях

 

- 474 -

среди рабочих и коммунистов в связи с арестом Сергея Мрачковского, пользовавшегося на Урале огромной популярностью. Мрачковский, один из организаторов Советской власти на Урале, был легендарной фигурой времен Гражданской войны. Директор педтехникума предложил мне свои личные деньги. Сказал, что и другие преподаватели готовы оказать мне материальную помощь. Я был весьма тронут, но отказался. Мне причиталось получить в кассе 117 рублей. На первых порах хватит, а там посмотрим.

Перед отправкой на вокзал я немного поспал, проснулся в шесть часов вечера. Хозяйка принесла какой-то пакет от незнакомых людей. Я торопился на вокзал, поэтому не посмотрел, что в пакете. Взял билет на поезд, шедший из Новосибирска в Москву. За полчаса до прибытия поезда ко мне подошел человек в кожаной куртке и попросил следовать за ним. Мы пришли в привокзальное отделение ГПУ. Меня попросили открыть чемодан, все в нем перерыли, перелистали все книги, раскрыли пакет, присланный неизвестными лицами, в нем оказалась пища — жареная курица, хлеб, печенье. После этого первого советского «шмона» мне сказали, что я свободен. Полагаю, что чекисты искали платформу «83-х» и какие-либо материалы оппозиционного характера.

В 1919 году меня обыскивали шкуровцы, искали большевистские листовки, при первом советском обыске тоже искали нелегальщину. Меня удивила необыкновенная оперативность и согласованность всех советских учреждений: меня исключают из партии, на следующий день снимают с работы, а вечером того же дня обыскивают работники ГПУ. Редкостное взаимодействие.

Среди работников ГПУ были еще «гнилые либералы», я заметил даже некоторое смущение на лице начальника привокзального ГПУ. Когда я покидал «богоугодное заведение», начальник пожелал мне счастливого пути и даже попросил извинения за причиненное беспокойство. Очень скоро с либерализмом будет покончено. В конце 1927 года многие работники ГПУ морально и психологически еще не совсем были готовы к массовым репрессиям против старых большевиков, среди них было много одобрявших оппозицию.