- 25 -

Глава 1

Семьи родителей.
Начало научной деятельности

 

Жизнь удивительна. Мы в своей жизни часто то хвалим, то ругаем наше правительство, руководителей нашей Великой страны. Прошло 78 лет после Октябрьского переворота, или, как он был впоследствии назван, Октябрьской революции. Теперь мы понимаем, что это была трагедия для русского народа, для всей Российской Империи. По неполным данным за этот период в СССР погибло более 100 млн. человек. Но на это можно посмотреть с другой стороны.

Как быть тем, кто родился после 1917 года? Ведь многие будущие отцы и матери повстречались и полюбили друг друга только в результате величайших изменений в нашей стране. Ведь они никогда бы не встретились в жизни, если бы не произошел октябрьский переворот. Наглядный пример этому мои родители.

Мой отец, Иван Михайлович Великанов, родился 7 ноября 1898 года (по новому стилю) в деревне Яманово Быковской волости, Ковровского уезда, Владимирской губернии, ровно за 19 лет до Октябрьской революции, а в ВКП(б) вступил в 1919 году.

На вопросы в «анкете арестованного», датированной 6 июля 1937 года, отец отвечал:

пункт 9. Род занятий родителей – рабочие, ткачи;

пункт 10. Социальное положение:

а) до революции – учился до 1916 года и окончил 4 класса городского училища. С 1916 года табельщик, конторщик механического завода;

б) после революции – студент-медик I МГУ, врач с 1923 года, научный работник, дивизионный врач РККА, начальник Биотехнического института, профессор-микро-биолог.

Сведений о его отце (моем дедушке), Михаиле Ивановиче Великанове, очень мало. В протоколе допроса от 8 июля 1937 года сказано: «отец осужден в 1928 году, умер в концлагере». До ареста Михаил Иванович работал на ткацкой фабрике...

 

- 26 -

Мать отца (моя бабушка), Татьяна Ивановна Великанова, в молодости работала ткачихой, а затем воспитывала детей: Ивана, Виктора, Николая, Елизавету и Григория.

Отец несколько раз писал свои автобиографии. Одна из них хранится в личном деле Главного архива Министерства обороны в городе Подольске.

Вот выдержки из нее:

«...В 1923 году по окончании МГУ Постановлением МК ВКП(б) я был оставлен при университете для научной работы при кафедре бактериологии.

В 1923–1926 гг. – научный работник этой кафедры, аспирант.

В 1926–1928 гг. – ассистент-преподаватель МГУ, заместитель декана; одновременно с этим слушатель Института Красной профессуры, который окончил в 1928 году по циклу естественных и философских наук с присвоением звания профессора.

По окончании Института Красной профессуры по разверстке Орграспреда МК ВКП(б) получил назначение в город Саратов – профессором кафедры диалектического материализма. Перед самым отъездом в город Саратов состоялось решение Секретариата ЦК ВКП(б) о передаче как специалиста для работы в военном ведомстве».

В 1930 году И. М. Великанов назначается начальником Военной вакцинно-сывороточной лаборатории ВСУ (Военно-санитарного управления) РККА и в его жизни начинается новый период, принесший и радости, и страшные трагедии.

Несколько по-иному складывалась биография моей матери, Зои Ивановны Михайловой, родившейся 31 декабря 1892 года (по новому стилю). В своей автобиографии, 7 апреля 1933 года она написала:

«Родилась 18 декабря 1892 года в городе Орске Оренбургской губернии в семье городских учителей. Для получения образования, а детей было шесть, семья переехала в город Казань, где я и окончила гимназию и Высшие женские курсы. Желая получить медицинское образование, которое нельзя было получить в Казани, – женщин в университет не принимали – я уехала в Москву для подготовки к экзаменам и поступила сестрой в лазарет. В 1916 году была принята слушательницей Женского медицинского института в городе Петрограде. В 1918 году я перевелась в Москву на медицинский

 

- 27 -

факультет I МГУ, одновременно поступив на работу в редакцию газеты «Беднота» при ЦК ВКП(б) в качестве секретаря, а затем корректора.

В октябре 1919 года вступила в ВКП(б), во время наступления Деникина на город Москву. В 1920 году в МГУ познакомилась с И.М. Великановым и вскоре вышла замуж. В 1923 году окончила МГУ и была оставлена МК ВКП(б) при I МГУ на кафедре микробиологии в качестве научного работника.

В мае 1931 года была мобилизована для работы в Военной вакцинно-сывороточной лаборатории. Владею французским, немецким и английским языками».

Отец мамы – Михайлов Иван Александрович – 1858 года рождения. Вначале работал учителем, а затем в Военном ведомстве по снабжению, дослужившись до полковника.

Мать – Лидия Афанасьевна Михайловна (Диомиди), 1861 года рождения – учительница младших классов. У них было девять детей. До 1937 года дожили четверо: Зоя, Константин, Николай и Алевтина.

В архивах семьи осталось очень мало документов и фотографий наших предков.

Так, отец бабушки Лиды – Афанасий Павлович Диомиди – мой прадед, наверное, был греком, судя по фамилии. Грамотой, которая сохранилась, император Александр II в 1856 году пожаловал ему чин коллежского асессора «...За оказанную его в службе Нашей ревность и прилежность». В 1870 году он был избран «членом-сотрудником Императорского русского географического общества» и ему был «препровожден диплом из Санкт-Петербурга».

От моего деда – Михайлова Ивана Александровича – осталось девять тетрадей с дневниками, стихами и мыслями о жизни. Очень бы хотелось подробнее остановиться на содержании этих тетрадей, но это в следующий раз.

Теперь если вернуться к времени Октябрьской революции, то становится ясно, что не будь революционного переворота 1917 года, не был бы сын владимирских ткачей, Иван Великанов, студентом Московского университета и не встретил бы там бывшую гимназистку Зою Михайлову, и не родились бы у них дети, Нинель и Владимир, названные в честь вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. Если читать фамилию «Ленин» с конца, то получается «Нинел..ь».

 

- 28 -

В 20-х годах отец получил квартиру в десятиэтажном «небоскребе», построенном зодчим немцем Эрнстом-Рихардом Нирнзее в 1912–1914 гг., по Большому Гнездниковскому переулку, дом 10. Этот дом был одним из самых знаменитых в центре Москвы. Его историю очень хорошо описали В.А. Бессонов и Р.М. Янгиров в книге «Большой Гнездниковский, 10». Дом строился как «доходный» с гостиничной системой поэтажной планировки. Полезная площадь квартир составляла от 27 до 48 кв. м. На крыше дома была оборудована зона отдыха со сквером, кафе «Крыша» и смотровой площадкой. В «театральном подвале» было оставлено место для культурного досуга жильцов. И вскоре там появился театр-кабаре «Летучая мышь», а с 1931 года театр «Ромен». В 1958 году театральный подвал отдали ГИТИСу, а в 1989 году туда после почти 70-летнего перерыва возвратился театр-кабаре «Летучая мышь».

Вскоре после победы революции в Москве началось «великое переселение».

Несколько крупных московских зданий, такие как гостиницы «Метрополь» и «Националь», передали под жилье для партийных и советских работников. В начале 1918 года бывший дом Нирнзее также был национализирован, получив название – четвертый дом Московского Совета.

Со второй половины 30-х годов в истории дома открывается одна из самых тягостных его страниц. По самым скромным подсчетам около трети его жильцов было репрессировано. Ночами одни исчезали поодиночке и целыми семьями, а для других время, предназначенное для сна и отдыха, превращалось в бесконечную пытку – ожидание своей очереди...

Каждое утро беспроволочный телеграф разносил по дому вести об очередных исчезновения, означавших, что друзья и соседи вычеркивались из жизни, уходили в небытие...

Зловещими стали появления Прокурора Союза ССР А.Я. Вышинского, жившего в одной из квартир 7 этажа. Он поднимался к себе на специально для него предназначенном лифте, немедленно погружая весь дом в тревожную тишину.

4 декабря 1937 года Вышинский утвердил обвинительное заключение на мою мать, Михайлову Зою Ивановну, а 29 марта 1938 года на моего отца, Великанова Ивана Михайловича, живших в этом же доме в квартире 809, на один этаж выше квартиры Вышинского.

 

- 29 -

Как я уже отмечал, научная деятельность моих родителей началась в 1923 году по окончании медицинского факультета I МГУ. Они посвятили свою жизнь проблемам микробиологии. Основными направлениями в их работе тех лет было изучение причин возникновения у раненых газовой гангрены и методов борьбы с этим страшным заболеванием. В 1929 году была получена сыворотка против газовой гангрены, впоследствии успешно применявшаяся в институте им. Склифосовского. Профессор Великанов активно изучал явления ботулизма, предложил и внедрил впервые в СССР сыворотку против отравления недоброкачественной пищей, в первую очередь, мясными, овощными и рыбными консервами.

Доктор Михайлова продолжала изучение проблем столбняка, подготовив противостолбнячную сыворотку, в дальнейшем широко использовавшуюся в нашей стране.

В 20-е годы все эти работы проводились на базе Института им. Габричевского, Института им. Мечникова и при кафедре микробиологии I МГУ.

И.М. Великанов в 1925–1927 гг. занимал должность заместителя декана, а в 1929–1930 гг. – должность профессора кафедры микробиологии I МГУ.

1923–1930 годы были годами становления талантливых советских микробиологов, полностью раскрывших свои дарования в 30-е годы XX века.

- 30 -

Глава 2

Организация Биотехнического института РККА

 

В конце 20-х годов резко обострилась международная обстановка. В воздухе запахло войной. Но не простой войной, а «бактериальной войной». Во втором томе «Советской Военной Энциклопедии», выпущенной в 1933 году, вот так описывал этот период профессор И.М. Великанов.

«Бактериальная война» – это новая форма войны, подготавливаемая в буржуазных странах, оружием которой являются микробы (бактерии). Буржуазия, готовясь к войне, мобилизует все научные достижения. Изыскиваются наиболее эффективные средства нападения. К числу последних относятся бактерии, изучением которых как боевого оружия усиленно занимаются институты и лаборатории всех буржуазных стран. Вопрос о подготовке к бактериальной войне не сходил со страниц буржуазной общей и специальной прессы. Буржуазные авторы расценивают бактериальную войну как наиболее эффективный и дешевый способ нападения, считают, что от применения его не должны отвлекать никакие соображения о международных договорах, о чувстве гуманности – цель оправдывает средства.

Судя по литературным материалам буржуазных стран, наиболее эффективными способами применения бактериальных средств нападения считается распыление их в воздухе артиллерийскими снарядами и аэробомбами с приспособленными распылителями. Особое значение придается комбинированному применению бактерий и ОВ, а также бактерий и дымов. Наиболее подходящим для целей отравления считается токсин микроба ботулизма. Загрязнение этим микробом консервов превращает содержимое консервной банки в серьезное оружие в руках противника.

Этот микроб оценивается как лучшее средство для диверсии в тылу, для персональных отравлений и для оставления своих отравленных консервов в качестве трофейного имущества для неприятельской армии. Для борьбы с бактериальным оружием нужна систематическая углубленная подготовка как по линии научно-исследовательской работы институтов и лабораторий, так и в области боевой подготовки войск и по разработке вопросов тактики и стратегии ведения войны.

 

- 31 -

Своевременно и широко проведенные профилактические прививки личному составу будут являться могущественным средством защиты от бактериального оружия противника».

Руководство Красной Армии понимало эти проблемы. В 1930 году была создана Вакцинно-сывороточная лаборатория Военно-санитарного управления РККА. Возглавить ее было поручено моему отцу, незадолго до этого мобилизованному в РККА, по решению ЦК ВКП(б). Через несколько месяцев туда была переведена и моя мать. Началась новая, военная страница в их биографии.

Выдающийся ученый нашей страны, академик Российской АМН, лауреат Ленинской и Государственной премий, Герой Социалистического Труда Михаил Петрович Чумаков начинал свою деятельность в стенах вновь созданной лаборатории РККА. Вот что писал об этом М.П. Чумаков («Медицинская газета» от 2 июня 1989 года № 65 (4926).

«В числе моих глубокоуважаемых учителей Иван Михайлович Великанов был самым любимым наставником. По этой причине по окончании медицинского института весной 1931 года я с радостью принял предложение Ивана Михайловича работать под его началом врачом-лаборантом в Вакцинно-сывороточной лаборатории Военно-санитарного управления РККА по проблеме раневых инфекций. Вместе с моим сокурсником И.А. Павлюченко мы в течение года провели исследования по усовершенствованию лабораторной диагностики газовой гангрены у травматологических больных в Московском институте имени Н.В. Склифосовского под руководством и при участии И.М. Великанова. В результате была опубликована совместная научная статья трех авторов по этой проблеме.

Наше общение закончилось в 1937 году. Через 19 лет в 1956 году мне пришлось, по запросу следователей КГБ СССР, участвовать в посмертной реабилитации И.М. Великанова».

В 1930 году лаборатория была размещена в поселке Власиха, неподалеку от станции Перхушково Белорусской железной дороги, в 30 км от Москвы. Сразу же началось строительство новых корпусов и жилых зданий для сотрудников, а пока все специалисты ездили из Москвы по железной дороге до станции Перхушково, а затем автобусом до Власихи.

Жизнь показала, что одной лаборатории в ВСУ РККА для решения задач, поставленных наркомом обороны К.Е. Воро

 

- 32 -

шиловым и первым зам. наркома М.Н. Тухачевским, было явно мало. Требовался новый специализированный институт РККА, в котором можно было бы решать проблемы защиты армии и населения страны от бактериального нападения противника. И 16 апреля 1933 года он был создан на базе Вакцинно-сывороточной лаборатории ВСУ РККА. Его создателем и первым начальником стал дивизионный военврач Иван Михайлович Великанов, которому в то время было 34 года. Военврач 1 ранга Зоя Ивановна Михайлова вначале возглавила один из ведущих отделов института, а в 1935–1936 годах была заместителем начальника института по медицинской части.

Правительство Советского Союза высоко оценило деятельность профессора Великанова. За активную работу он был награжден Реввоенсоветом СССР (приказ № 0306 от 1931 года) именным серебряным оружием.

«За исключительно полезную деятельность и работу по выработке сывороток и вакцин» постановлением Президиума ЦИК СССР от 27 октября 1932 года И.М. Великанов был награжден орденом Красная Звезда за номером 50».

В 1982 году я встречался с академиком АМН СССР Героем Социалистического Труда генерал-лейтенантом Дмитрием Алексеевичем Араповым у него дома. Арапов работал с отцом еще с конца 20-х годов над проблемой анаэробной инфекции. Так вот, когда разговор зашел о звании Героя Социалистического Труда, недавно полученном Араповым, он сказал: «Орден Красной Звезды за № 50, полученный Вашим отцом в 1932 году, в тот период был выше звания Героя Социалистического Труда по многим показателям, в том числе по возрасту Вашего отца. Ведь ему в то время было только 33 года».

В 1988 году я подготовил для «Медицинской газеты» статью о своих родителях. Статья писалась к 90-летию со дня рождения отца, т.е. к 7 ноября 1988 года. Но напечатали ее только 2 июня 1989 года, значительно сократив, да и то только благодаря поддержке академика Чумакова. Я мало надеялся на то, что эту статью прочитает кто-нибудь из сотрудников отца. И вдруг!..

В декабре 1989 года я получаю поздравительную открытку из Ленинграда от полковника в отставке Чалисова Иосифа Александровича. Оказывается, он с 1934-го по 1937-й работал во Власихе под руководством отца. Прочитав мою статью, он

 

- 33 -

связался с редакцией «Медицинской газеты», узнал мой адрес и прислал мне поздравление с 1990 годом, а также свой адрес и телефон. Я тут же позвонил в Ленинград, от всей души поблагодарил и попросил написать мне письмо с воспоминаниями о работе в те годы.

Вот выдержки из его писем:

 

17 декабря 1989 года

«Глубокоуважаемый Владимир Иванович!

Благодарю вас за телефонный звонок и вторичное знакомство с вами. Я знаю Вас ребенком 2–3 лет и Вашу сестру, которая была несколько старше Вас.

Ваша статья всколыхнула воспоминания прошлых лет и заставила вспомнить это трагическое время.

Несколько слов о себе. В 1928 году окончил медицинский факультет Ростовского университета. В 1932 году был призван в ряды Красной Армии и назначен старшим врачом железнодорожного полка в Забайкалье, так как к этому времени я был уже патологоанатомом, то я стал настойчиво хлопотать о возможности работы по специальности. На мое счастье покойный Иван Михайлович в кадрах Санитарного управления подбирал работников для работы в создаваемом институте. Выбор пал на меня, и в 1934 году я приехал в Москву и был направлен во Власиху (ст. Перхушково), где на территории дачи бывшего купца-чаеторговца Вагау разместился институт. Был доброжелательно принят молодым дивизионным врачом (два ромба в петлицах) с орденом Красной Звезды на кителе, Иваном Михайловичем Великановым. После длительной доброжелательной беседы с ним я был назначен начальником патоморфологической лаборатории и получил помещение на территории, которую занимала лаборатория военврача I ранга Зои Ивановны Михайловой. Итак началась моя служба в институте и научная работа под руководством Ивана Михайловича и Зои Ивановны. В моей лаборатории работала и моя жена, Клавдия Николаевна Чалисова (Шевченко).

На наших глазах был построен большой 2-этажный корпус, в котором разместилось главное здание института, где мы работали до трагических событий 1937 года. На втором этаже был кабинет Ивана Михайловича. Ваша семья жила на территории института в одноэтажном домике.

Планы научной работы у И.М. Великанова были огромны. Он отобрал в Москве и других городах группу профессоров и

 

- 34 -

врачей для работы в институте. Вскоре прибыли реабилитированные по делу профессора Коршуна – директора Института микробиологии в г. Москве – профессора-бактериологии: Б.Я. Эльберт, О.Г. Биргер, Ф.Г. Бернгоф, А.Н. Саватеев, П.П. Движков, Губин. Из военных начальников лабораторий и отделов работали: М.М. Файбич, А.А. Дорофеев, Р.В. Корнеев, Беленков, Неустроев, Бакина, Павлов, Мрыкин, Крутяков и другие. При деятельности Ивана Михайловича в городе Осташкове на острове Городомля был организован филиал нашего института. Одновременно со строительством главного корпуса строился жилой корпус для семей военнослужащих, в котором мы все получили квартиры...»

 

30 марта 1993 года

«...После трагедии с Вашими родителями институт передислоцировали на остров Городомля, где мы проработали до Великой Отечественной войны.

Затем эвакуировались в г. Саратов, а потом в г. Киров, где до сих пор находится институт, но под другим названием. За длительные годы менялись начальники и названия института, но светлая память об Иване Михайловиче и Зое Ивановне у старожил института глубоко хранилась в памяти.

В 1954 году я был переведен в Ленинград в Военно-медицинскую академию. Я – кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник, лауреат Государственной премии награжден 5 орденами, из них два ордена Ленина. Имею свыше 200 научных работ, из них 92 закрытых. Сейчас, по моим сведениям из кадровых работников института никого уже нет в живых, кроме меня. Да и мои дни уже сочтены – исполнилось 87 лет. Продолжаю работать в Военно-медицинской академии. Храню добрую память о Ваших родителях и основанном ими институте».

Всего Вам доброго.

С глубоким уважением (И.А. Чалисов)

 

Я несколько раз связывался с Чалисовым по телефону. Было очень приятно говорить с этим умным, смелым, порядочным человеком. Он мне рассказал, что в ночь с 5 на 6 июля 1937 года, когда арестовали отца, он был дежурным по институту и в его присутствии проводили обыск в кабинете отца и его сейфе. Но разговор о 1937 годе еще впереди, а пока вернемся в 1933–1934 годы.

 

- 35 -

Создание института требовало колоссальных усилий, высокой организованности, перспективности мышления, больших знакомств в верхних слоях общества, решения тактических и стратегических задач. Очень много зависело от руководства РККА.

Нарком обороны К.Е. Ворошилов дважды побывал во Власихе, первый зам. наркома обороны М.Н. Тухачевский приезжал три раза. Это уже говорит о многом – и о тех надеждах, которые возлагало руководство Наркомата обороны на продукцию, которую начал выпускать Биотехнический институт РККА.

В гостях у Ивана Михайловича, как заявил он на допросах в НКВД, побывали Уборевич и Рудзутак, не говоря уже о постоянных посетителях, – начальнике ВСУ РККА корпусном военвраче Михаиле Ивановиче Баранове и начальнике Химического управления РККА Я.М. Фишмане.

Для института поставлялось советское и иностранное оборудование, закупались лошади, обезьяны, кролики, морские свинки, белые мыши для проведения медицинских исследований и получения сывороток. Полным ходом шло укомплектование штатов. Приехало по вольному найму и было направлено отделом кадров Наркомата обороны большое количество специалистов-бактериологов и военных врачей на должности начальников отделов и лабораторий.

Наша семья из Москвы, из Б. Гнездниковского переулка тоже переехала во Власиху и прочно осела там, так как работа родителей в институте требовала почти круглосуточной отдачи времени.

Моя сестра ходила в сельскую школу, расположенную неподалеку от ст. Перхушково, а на территории института уже началось строительство большого школьного здания для детей сотрудников.

Отец и мать работали с раннего утра до позднего вечера, а потом в кабинете отца горел до 2–3 часов ночи свет – отец писал статьи и книги. В доме, особенно за завтраком и ужином, все разговоры велись на медицинские темы, в первую очередь о тематике института на ближайшие годы. Родители не успевали заниматься детьми и домашним хозяйством. Для этого были приглашены другие люди. С Нелей занималась француженка-гувернантка Евгения Мейер. Со мной – немка Ида Ивановна. Хозяйство вели – вначале Груша (Аграфена Михайловна Юдашина), а затем другие женщины. Шофером у отца на

 

- 36 -

машине, сначала на «форде», а потом на «эмке» (М-1) был Мурашев – хороший специалист, очень помогавший родителям в их сложной жизни. Часто, особенно последние годы перед арестом, во Власиху приезжали родственники папы и мамы.

В годы социалистического строительства нам прививали отрицательное отношение к семьям, где работали люди, помогающие по хозяйству и воспитывающие детей. Но если бы их не было, то крупным государственным руководителям, ученым, деятелям искусств и другим категориям людей пришлось бы заниматься хозяйственными делами в ущерб своему призванию. Думаю, что каждый должен заниматься своим делом, тем, на что он способен, принося максимальную пользу обществу.

Как я уже отмечал ранее, семьи у моих дедушек и бабушек были большими по нашим временам. Родители отца вырастили пятерых детей: старший, Иван, родился 7 ноября 1898 года, и о его судьбе эта книга.

В 1900 году родилась Елизавета. Перед 1937 годом она работала врачом-фтизиатром. В период войны работала в военном госпитале. В дальнейшем получила звание Заслуженного врача РСФСР и была награждена орденом Трудового Красного Знамени. Умерла в 1980 году. У нее в 1931 году родился сын Александр. Специалист-гидроэнергетик, профессор, доктор технических наук. Одно время был заместителем директора института, который занимался решением вопросов поворота рек Урала и Сибири с Севера на Юг. Верил в необходимость и положительное решение этих проблем...

Средний брат, Виктор, родился в 1902 году. Во время ареста старшего брата работал в обкоме ВКП(б) города Архангельска заведующим отделом Культурно-просветительной работы. Был исключен из рядов ВКП(б), так же как и младшие братья Николай и Григорий «за притупление бдительности». Виктор воевал в 1941–1945 годах в звании майора, а после войны работал председателем обкома профсоюзов. В тридцатых годах родилась дочь Вера.

Брат Николай родился в 1904 году. Работал в Московском Метрополитене. Проектировал метромост через Москву-реку около Лужников. Его сын, тоже Николай, активно и плодотворно трудился в ТАСС, а в настоящее время работает в РИА (Российское информационное агентство).

 

- 37 -

Младший брат отца, Григорий, всеобщий любимец и весельчак родился в 1907 году, окончил МВТУ. Работал главным инженером ряда московских заводов. Его дочь, Майя – кандидат технических наук, сейчас на пенсии.

1937 год оставил в их сознании глубокий отпечаток и, конечно, во многом осложнил жизнь.

Тяжелее сложилась судьба братьев и сестры моей матери. У ее родителей, Ивана Александровича и Лидии Афанасьевны, было девять детей. Но до 1937 года дожили только четверо.

О старшей, Зое, вы узнаете из этой книги, хотя родилась она не в 1892 году, как записано в документах, а в 1888 году. Об этом есть запись в дневнике ее отца, моего деда Ивана Александровича. В начале 20-х годов было модно женщинам убавлять свой возраст. И моя мать при оформлении паспорта записала свой год рождения – 1892, т.е. помолодела на 4 года. Такую же операцию провела ее младшая сестра Алевтина, записав свой год рождения не 1894, а 1898, т.е. также помолодев на 4 года.

Брат Константин родился 2 октября 1892 года. В период ареста старшей сестры в 1937 году работал юристом-консультантом в городе Москве. Перед войной в 1940 году отголоски семьи «врагов народа» дошли и до него, и он был арестован. У него было двое детей: Елена – архитектор, 1925 года рождения и Кирилл – инженер-электронщик, сейчас живет с семьей в подмосковном городе Зеленограде.

Особенно трагична судьба младшего брата моей матери – Николая. О его судьбе и судьбе его семьи написан очерк в газете «Московский комсомолец» от 31 октября 1991 года № 208 (16208). Написала очерк Наталья Дардыкина. Он назывался «Подлежащий уничтожению» (о судьбе художника Михайлова). Очерк довольно сумбурный, с искажениями отдельных фамилий и фактов, но в целом правильный.

Михайлов был большим художником. Он работал вместе с Соколовым-Скаля, Богородским, Сарьяном и Павлом Кузнецовым. В декабре 1934 года он написал небольшую картину «Москва в Колонном зале Дома Союзов прощается с Кировым». У гроба Кирова стоит Сталин, рядом Ворошилов и другие вожди. Картину поместили на выставку. И вдруг в складках знамени, склоненного над Сталиным «разглядели» скелет...

 

- 38 -

Богородский крикнул: «Николай, ты что наделал? Ты видишь скелет?» «И правда, – скелет...», – удивился Михайлов.

В конце января 1935 года его разбирали на собрании ячейки художников (МОССХа). Придя домой, он сказал жене: «Меня, наверное, арестуют...» Так оно и случилось. Его арестовали на следующую ночь, 27 января 1935 года, и после суда отправили в Воркуту, а затем в Ухту. Умер он в 1940 году. Мои родители пытались хлопотать за него, но безрезультатно. У Николая Ивановича остались двое детей: Вадим и Ия. Об их судьбе я расскажу дальше.

Больше других повезло младшей сестре матери – Алевтине, о которой я уже писал. Она умерла в Москве в возрасте 85 лет в 1979 году. Ее сын ушел добровольцем в армию осенью 1941 года и погиб в начале 1943 года под Ленинградом. Ему было всего 19 лет. После ареста родителей я воспитывался в ее семье до 1953 года, то есть 16 лет.

Я думаю, что арест Николая Ивановича в январе 1935 года был одной из первых ласточек в трагической судьбе моих родителей. НКВД, наверное, завел дела не только на Николая Михайловича, а и на его родную сестру и ее мужа...

И я, и моя сестра Неля первые годы после рождения были на попечении нашей няни Аграфены Михайловны Юдашиной, удивительной доброты человека. Груша, как ее все ласково звали, вложила всю свою душу в наше воспитание и практически заменяла нам мать во многие периоды нашей жизни.

В 1932 году она устроилась работать в Кремль официанткой, где обслуживала руководителей партии и правительства, в том числе и Сталина, Молотова, Ворошилова. Память у нее была прекрасная, она дожила до 90 лет (умерла в 1984 году) и много рассказывала о наших вождях. Особенно ей нравились как люди, как руководители, как вожди Ворошилов, Енукидзе, Куйбышев, Рудзутак, Орджоникидзе...

К Сталину, а также к Молотову отношение было другое. Сталин боялся всего.

Когда он шел по коридору, у каждой двери стоял охранник (работник НКВД), не пропуская никого в коридор. Чай и бутерброды, которые официантки приносили во время совещаний у Сталина, предварительно тщательно проверялись. В Кремле Груша проработала 4 года. В 1936 году ее перевели в Наркомат тяжелого машиностроения СССР. Отец несколько раз бывал на совещаниях у Сталина, докладывая о работе ин-

 

- 39 -

ститута. Это были очень неприятные встречи, так как до и после них были встречи с работниками НКВД, которые считали, что бактериями, которыми занимался Биотехнический институт РККА, можно отравить руководство партии и правительство. Вновь организованный Биотехнический институт занимался решением многих вопросов. Одним из важнейших в то время были газовая гангрена, столбняк и ботулизм.

4 ноября 1933 года газета «Известия» № 270 (5201) опубликовала статью «Что они сделали для своего класса». Вот выдержки из нее:

«Что было движущим стимулом молодых ученых, достойных представителей класса-победителя, когда они брались за решение сложнейших медицинских проблем? Этот вопрос вставал перед многими участниками вечера – смотра молодых научных сил советской медицины, организованного Наркомздравом 2 ноября 1933 года в Доме ученых. Ответ на этот вопрос прозвучал в речах самих молодых ученых».

«Кто они, эти молодые соколята, вырвавшие у маститых буржуазных стариков-ученых научное первенство при разрешении многих проблем? Их возраст и социальное положение лучше всего покажут их лицо.

Профессор-микробиолог И. М. Великанов – сын рабочего, ему 34 года, имеет 20 научных работ, получил премию Главнауки, награжден серебряным оружием и орденом Красная Звезда. Что внесли они в нашу науку? Самый страшный враг раненого на войне, газовая гангрена, известная более под названием «антонов огонь». Болезнь эту вызывают особые микробы, во множестве находящиеся в земле. От газовой гангрены погибло на войне больше, чем от пуль и снарядов. Секрет производства сыворотки против газовой гангрены открыл в 1929 году профессор Великанов, и сейчас «сыворотка Великанова» получила широкую известность среди советских хирургов. Кроме того, профессор Великанов изготовил сыворотку против отравлений недоброкачественной пищей. Эта сыворотка против ботулизма превосходит по своему качеству лучшие европейские образцы».

Вопросами изготовления сыворотки против столбняка занималась лаборатория под руководством военврача I ранга Зои Ивановны Михайловой. За успешную разработку этих проблем она была награждена именными золотыми часами и неоднократно премировалась.

- 40 -

Глава 3

1933–1937 годы.
Научная тематика Биотехнического института РККА.
Публикации.
Командировки в Японию, Францию и Италию.

 

Даже простое перечисление тем, которыми занимался Биотехнических институт РККА, говорит о колоссальном вкладе руководства института и его сотрудников в решение назревших медицинских проблем в нашей стране. Газовая гангрена, столбняк, ботулизм, чума, бруцеллез, сыпной тиф, паратиф – вот неполный перечень заболеваний, для борьбы с которыми создавались в институте сыворотки. Многие вопросы были решены уже в середине 30-х годов.

Во Власихе появились корреспонденты центральных газет. В феврале 1937 года «Комсомольская правда» поместила интервью с начальником Военно-санитарного управления РККА корпусным врачом М.И. Барановым, непосредственным начальником отца. В нем говорилось: «Смело работает в области военной медицины один из наших молодых специалистов – дивизионный врач профессор Великанов. Открытая им противогангреновая сыворотка имеет громадное значение и окажет исключительную помощь раненым, спасая тысячи жизней. Эта сыворотка существует уже на снабжении армии. Благодаря исключительной работе других наших специалистов жизни наших бойцов будут спасены от многих инфекционных заболеваний, носящих во время войны эпидемический характер. В этом отношении нами проделаны большие и удачные опыты, уже вышедшие из рамок лабораторий».

Как уже говорилось, основным направлением в военной тематике института в 1933–1937 гг. было изучение и создание способов и средств защиты армии, населения от бактериального и химического нападения. Были изучены возможности использования авиационных и артиллерийских средств для перемещения бактериологического оружия. Оборудован специи-

 

- 41 -

альный танк для разведки и диагностики использованного (распыленного) противником бактериологического оружия. Создан универсальный противогаз, способный надежно защитить людей как от химических, так и от бактериологических средств нападения. К началу 1937 года был создан опытный образец противогаза, названный Б-3, вполне отвечающий предъявленным требованиям. В 1936–1937 годах был сконструирован чемодан-лаборатория для определения видов бактериального заражения.

Особенно нужно отметить создание масляной вакцины для однократной вакцинации. В период зимы 1933–1934 годов проводилось испытание на безвредность масляной тифозно-паратифозной вакцины на сотрудниках института и рабочих строительной организации в количестве около 100 человек. Испытание дало положительные результаты. В дальнейшем испытания масляной вакцины проводились по указанию зам. наркома обороны Гамарника в Сибири среди личного состава РККА. Их выполняла военврач I ранга З.И. Михайлова. Блестящие результаты превзошли все ожидания.

Во время закрытого судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР 9 декабря 1937 года под председательством дивизионного военного юриста Голякова доктор Михайлова З.И. виновной себя не признала, сказав что «...проводила однократную прививку и считает ее самой ценной».

Сотрудники института под руководством отца проводили очень важные и опасные испытания бактериологических вакцин на островах Аральского моря и других объектах, часто испытывая их на себе.

Очень интересна статья А. Лазебникова в газете «Комсомольская правда» от 15 марта 1937 года. Она называлась «Чудесные сыворотки Великанова» и была посвящена работам моих родителей. Вот выдержки из этой статьи.

«Ночью столице стало известно о событии, потрясшем большой южный город. Произошло массовое отравление овощными консервами. В Наркомздраве знали, что проблемой ботулизма активно занимается профессор Великанов. Ему и было поручено помочь пострадавшим людям. Через три дня руководители города и области доложили в Москву, что все отравившиеся спасены, благодаря использованию сыворотки против ботулизма, созданной Великановым. А вот новый звонок... Первый зам. наркома обороны маршал Тухачевский вы

 

- 42 -

звал Ивана Михайловича и сообщил о несчастном случае в Ленинграде с одним выдающимся командиром Красной Армии.

«Консилиум утверждает, что спасти товарища уже нельзя – тяжелый случай газовой гангрены. Берите вашу сыворотку, садитесь в самолет и летите в Ленинград».

Помощь поспела вовремя. Командарм был спасен.

Молодой ученый, которому наша родина будет благодарна за тысячи жизней, спасенных во время войны, недавно сам испытал на себе чудеснейшее свойство своей сыворотки. После автомобильной катастрофы Великанов был доставлен в бессознательном состоянии, с тяжелой травмой. Ему была вспрыснута спасительная доза его сыворотки, сейчас называющаяся в литературе «сывороткой Великанова».

«Теперь я сам – ходячая реклама», – смеется Иван Михайлович. Две сыворотки, о которых мы рассказывали, – далеко не все открытия дивизионного врача и возглавляемого им института.

«Но вот об однократной прививке можно и нужно написать», – говорит Иван Михайлович и рассказывает, как мировая наука старается давно уже заменить существующие пять и три укола против различных инфекционных заболеваний – одним равноценным. «Опыты делались в различных странах, но результатов пока нет», – заключает Великанов.

В институте Великанова такие же опыты проводила военврач I ранга Михайлова. Далеко от Москвы нескольким тысячам человек были сделаны эти однократные прививки, действующие не только против одной серьезной инфекции, но сразу против трех. Все эти дни Великанов ждал телеграфного результата этой прививки. На днях он нашел в ежедневной почте долгожданную телеграмму.

«Зоя Ивановна, – радостно зовет он Михайлову, которую здесь друзья величают «полковником медицины» за три шпалы в ее петлицах, – ни одного болезненного случая. Вот здорово!» И они поздравляют друг друга. Иван Михайлович снимает трубку и вызывает свой наркомат. Через минуту он зачитывает телеграмму и слышит высокоавторитетное поздравление с огромной победой советской науки.

Так наша пресса освещала успехи Биотехнического института и его руководителей.

 

- 43 -

В 1935 году вышла книга профессора Великанова «Микробиология консервов». На титульном листе надпись: «Посвящаю жене и другу – Зое Ивановне Михайловой».

Эта книга явилась многолетней работой отца над проблемой ботулизма. В 1 главе о качестве консервной продукции он писал: «Консервная промышленность обязана своим существованием изобретению Николая Апперта (1795 год), успешно осуществившему длительное хранение продуктов без порчи в герметичной упаковке. За 124 года, прошедшие со времени опубликования изобретения, и за 64 года существования консервной промышленности процесс консервирования во многом изменился. Но принципы консервирования остались в основном те же. Современный процесс консервирования, как и у Апперта, сводится к следующему:

1. Подбору совершенно свежих продуктов (овощи, фрукты, рыба, мясо).

2. Своевременной и особо осторожной обработке продукта.

3. Упаковке продукта в совершенно герметичную тару и к нагреванию его до соответствующей температуры, чтобы создать необходимые условия сохранения продукта.

4. Очень важное значение имеет наличие на банках даты выпуска продукции и сроков использования этих консервов.

5. Запрещаются к употреблению помятые банки, так как это может вызвать бомбаж банок за счет химических изменений и развития остаточной флоры микробов».

И далее: «В количественном росте и в овладении техникой консервной промышленности Советский Союз имеет бесспорные успехи. В вопросе же качества консервов мы, к сожалению, имеем значительное отставание. Причиной этого является невнимание к вопросам санитарии и гигиены и недоучет роли микробиологии в техническом производстве консервов. Получился разрыв между освоенной нашими заводами лучшей американской техникой и антисанитарией наших заводов».

Случаи единичных и групповых отравлений поставили со всей резкостью вопрос о качестве консервной промышленности. Результаты исследования консервированной кабачковой икры, вызвавшей массовое отравление населения в г. Днепропетровске, показали, что причиной отравления было загрязне

 

- 44 -

ние продукта микробом ботулизма. Своеобразие этого микроба, его большая роль в пищевой промышленности и большая смертность при ботулизме потребовали изучения вопроса микробиологии консервов.

Профессор Великанов постоянно контактировал с наркомом пищевой промышленности А.И. Микояном. Не всегда эти встречи проходили для Великанова хорошо, так как со свойственной ему прямотой он всегда доказывал необходимость резко улучшить культуру работы на консервных заводах. А это обычно не нравится старшим начальникам, тем более руководителям страны.

В 1937 году профессором Великановым было начато издание, под его редакцией, многотомного труда «Руководство по микробиологии и эпидемиологии». В работе под этим коллективным изданием, охватывающим многие разделы науки, приняли участие выдающиеся микробиологи нашей страны – В.А. Башенин, Ф.Г. Бернгооф, О.Г. Биргер, А.Н. Саватеев, Б.Я. Эльберт, а также Д.М. Новогрудский, В.А. Барыкин и другие.

В ведении к I тому профессор Великанов писал: «Появление настоящего руководства является жизненно необходимым. До сих пор советская медицина не имела своего руководства, объединяющего и обобщающего весь огромный материал, накопленный нашими микробиологами и эпидемиологами.

...Среди энтузиастов русской медицины прежде всего нужно вспомнить Минха и Мочутовского. На заре развития микробиологии, еще до окончания блестящих работ Пастера, Минх опытом на себе доказал заразительность крови больного возвратным тифом. Этот опыт был произведен в апреле 1874 года. Сподвижник и друг Минха, Мочутовский, пошел по этому же героическому пути, привив себе кровь сыпнотифозного больного и, тяжело заболев, доказал заразительность этой болезни и возможность передачи сыпного тифа через кровь.

В истории современной микробиологии одно из почетных мест занимает И.И. Мечников. Этот «поэт микробиологии», как его образно назвал Шарль Николь, оставил глубокий след в науке и заслуженно считается одним из основоположников медицинской микробиологии, наряду с Пастером, Кохом и Листером. Он создал теорию иммунитета, развернув сущность невосприимчивости к инфекционным заболеваниям. Во время

 

- 45 -

вспышки холеры во Франции в 1892 году Мечников едет в холерный очаг и делает опыт на себе, выпив холерную культуру и не заболев. Лебединой песней Мечникова была его работа по изучению причин старости. Придя к выводу, что старость есть хронически развивающаяся болезнь, он ревностно ищет способы борьбы с ней. Соблюдение разработанной им целой системы правильно научно обоснованной жизни является, по мнению Мечникова, лучшим методом борьбы со старостью и лучшей гарантией продолжительности жизни».

К сожалению, профессор Великанов успел до своего ареста издать только первый том этого труда. Все другие материалы, в том числе подготовленные им совместно с доктором Михайловой, по газовой гангрене, ботулизму и столбняку бесследно исчезли в 1937 году, после ареста авторов. Профессор Великанов написал около 30 научных работ, напечатанных в русских, французских и немецких журналах.

Из напечатанных работ по бактериологии особое значение имеют труды по изучению иммунитета против микробов раневых инфекций (газовая гангрена) и против микроба пищевого отравления – ботулизма. Он имел связи с проф. Пастеровского института Вейнбергом по вопросам изучения культур микробов газовой гангрены.

Профессор Азоацци (Италия) просил его прислать свою научную биографию для опубликования в научном журнале, где печатались биографии всех микробиологов мира. Были письма из Лос-Анджелеса с просьбой прислать научную статью по иммунитету столбняка.

В 1935 году вышла книга профессора Великанова под псевдонимом «Иван Эйфель», в которой разбираются секретные работы фашистской Германии по изучению распространения микробов в метро Парижа. Она наделала много шума как в Европе, так и в СССР. В 1936 году для опубликования на Втором Международном конгрессе микробиологов в Лондоне, через профессора Кричевского были посланы тезисы доклада профессора Великанова о газовой гангрене и ботулизме. Но поездка в Лондон на конгресс по непонятным причинам не состоялась. За границу отец выезжал только один раз. В 1994 году по моей просьбе КГБ вернул мне заграничные паспорта моих родителей. В паспорте отца написано: «...направляется в

 

- 46 -

Японию, в качестве делегата СССР на Международную конференцию Красного Креста в Токио». Это была осень 1934 года. Он находился в Японии с 15 октября по 5 ноября 1934 года. Как вспоминают мои родственники, ведь мне было в то время 3 года, сборы в Японию были довольно сложными. Отец в душе остался владимирским рабочим и никогда не носил фраков и смокингов. Он ходил или в военной гимнастерке, или в белой русской косоворотке. А тут предстояли дипломатические приемы, соблюдение этикета и многочисленные встречи с учеными всего мира. Для него это было сложней, чем сделать научное открытие и написать большую статью в журнал.

Сначала шили фрак, затем подбирали обувь, примеряли рубашки и особенно мучились с манжетами... В доме все ходило ходуном. Но вот сборы позади, и делегация едет в поезде Москва–Владивосток. Возглавлял делегацию СССР Х.Г. Раковский – известный советский дипломат. Членами были – Найда (член исполкома Красного Креста) и Великанов (профессор, начальник Биотехнического института).

В 1993 году выяснились некоторые подробности, почему третий пункт приговора военной коллегии отцу гласил: «...Великанов в бытность свою в Японии в 1934 году был завербован для шпионской и террористической деятельности японской разведкой и эту деятельность проводил вплоть до ареста...»

В Токио Найда и Великанов жили в одной комнате. Найда сообщил Раковскому, что «...как Великанов не конспирирует, он все же не может скрыть, что он ведет какие-то самостоятельные переговоры с представителями японского правительства, с военными сферами. Военный министр Японии генерал Араки выказывал Великанову особые знаки внимания. Он предложил Великанову сесть рядом с ним во время фотографирования».

Раковский был арестован 27 января 1936 года. 8 сентября 1937 года на одном из допросов он показал: «Я ехал в одном купе в Москву из Владивостока с Великановым. Я его спросил, чего касались переговоры с Араки? Великанов уклончиво ответил, что он принял задание японского военного министра, связанное с его специальностью, о характере которого он воздержался говорить, в виду его особой секретности».

Х.Г. Раковский был осужден на 20 лет...

 

- 47 -

Когда я просматривал материалы следственных дел моих родителей, то пришел к выводу, что все неприятности отца и матери начались после ложных показаний арестованных НКВД ответственных работников РККА и Наркомздрава:

Х.Г. Раковского – арестован 27 января 1936 г;

Я.М. Фишмана – арестован 5 июня 1936 г;

М.Н. Гендлера – арестован 8 июня 1937 г.

Были и другие «личности», но о них позднее...

Отец вернулся из Японии уставшим, но в хорошем настроении. Привез всем подарки и даже японский патефон с пластинками Вертинского и Лещенко. Сейчас от поездки в Японию осталось восемь почтовых открыток. В одной из них от 23 октября 1934 года он писал: «Токио. Милая Нинеличка и дорогой Володя. Шлю Вам горячий привет из далекой Японии. Крепко целую. Ваш папа. Привезу хорошие игрушки».

Эта открытка пришла 14 ноября 1934 г., а на следующий день его встречали на Ярославском вокзале. Вернулся отец 15 ноября, а 1 декабря 1934 г. был убит Сергей Миронович Киров. Я уже писал, что брат мамы – художник Николай Иванович Михайлов – написал картину с изображением Кирова, лежащего в гробу в Колонном зале Дома Союзов. В конце января 1935 года он был арестован, а его старший сын Вадим, которому тогда было три года, был взят моими родителями на воспитание, так как семья дяди Коли осталась без средств существования.

В феврале 1935 г. вся наша семья сфотографировалась в Москве, на Петровке: папа, мама (в военной форме) и мы трое детей – Неля, я и Вадим. Эта фотография висит на стене в моем кабинете.

На допросе в НКВД 22 сентября 1937 года Зоя Ивановна Михайлова показала:

«...В Биотехнический институт РККА я поступила по мобилизации из Московского университета в 1931 году на должность начальника Вакцинного отдела. Проработала до 1934 года. Затем один год начальником Экспериментального отдела. С 1935 по 1936 год была заместителем начальника Биотехнического института, а последнее время работала старшим специалистом института. Разработанные институтом вакцины для борьбы с газовой гангреной, чумой, столбняком, ботулизмом и

 

- 48 -

паратифом постоянно требовали совершенствования. Необходимо было повысить время живучести вакцин, что облегчило бы их применение на поле боя и при эпидемиях среди гражданского населения. Этими вопросами активно занимались микробиологи Франции и Италии».

В Наркомате обороны принимается решение послать в командировку в эти страны военврача I ранга Михайлову З.И.

Архивы КГБ сохранили заграничный паспорт «граж-данки СССР Михайловой Зои Ивановны, отправляющейся в Италию и Францию, родившуюся 31 декабря 1892 г. в г. Орске».

На фотографии в паспорте запечатлена красивая женщина среднего возраста с черными вьющимися волосами и улыбкой на лице. Паспорт выдан 30 декабря 1935 года. В те времена в заграничный паспорт вшивался большой бланк для виз городов и государств, которые посещал владелец паспорта. В паспорте Михайловой были отметки:

«Пограничный пункт – Негорелое – 12. 02.36 г., 09.08.36 г.

Польша – Варшава – 12.02.36, 07.08.36 г.

Германия – Берлин – 13.02.36, 07.08.36 г. (с отметкой о сборе в пользу Олимпийских игр 1936 года ста рейхсмарок).

Бельгия – 26.07.36 г.

Италия – Милан – 09.05.36, 16.07.36 г.

Франция – Париж – 14.02.36, 26.05.36, 26.07.36 г.

Из архивной справки КГБ СССР за 1955 год:

«...В документальных справках Центрального государственного особого архива СССР имеются следующие сведения о запрашиваемой Михайловой Зое.

По документам и картотеке французской полиции проходит Михайлова Зоя. В деле имеется анкета, заполненная Михайловой 15 января 1936 года во Французском посольстве в г. Москве.

Михайлова просила разрешения на жительство во Франции в течение 30 дней для «изучения проблем медицинских школ». Она намеревалась выехать во Францию по получении визы через Жемон и остановиться в Советском посольстве. Виза была выдана Михайловой 25 января 1936 года. Михайлова остановилась в Париже по ул. Фруадево, 21.

В документе от 29 мая 1936 года говорится, что Советское посольство ходатайствовало перед французскими властями о продлении срока жительства во Франции на 10 дней Михайловой для окончания научных работ в институте Пастера в Па

 

- 49 -

риже. Министр иностранных дел Франции не возражал против удовлетворения ходатайства».

Итак, мама провела за границей 6 месяцев. Она писала много писем. За это время очень скучала по семье. Ждала в Париже мужа и товарища по работе (И.М. Великанова) для совместной поездки в Англию на II Международный съезд микробиологов. Но Великанов в Англию не приехал, якобы из-за опоздания с оформлением виз на выезд.

По рассказам наших родственников подготовкой к командировке во Францию были заняты все в доме. Главным занятием было изучение французского языка. Мама, папа, тетя Инна (мамина сестра) под руководством специально приглашенной француженки по вечерам грызли гранит французской грамматики, читали французскими книги, а главное, пытались разговаривать между собой по-французски. Наибольших успехов добилась мама, как и должно было быть. Поэтому, приехав в Париж, она хорошо понимала французов, да и они кое-что понимали...

Память о Франции и Италии осталась в 29 почтовых открытках с видами Парижа и других городов Франции и Италии.

Первые открытки, датированные 16 и 17 февраля 1936 года, посланные из Парижа, написаны с восторгом от увиденного прекрасного города.

«... пишу из столицы Франции, где живу уже 3-й день. Исходила очень много. После 9 часов вечера ноги так устают, что ложусь в кровать и читаю. Я взяла 1/2 пансиона, т.е. в 8 час. утра – кофе – очень вкусный, в 8 час. вечера обед из 5–6 блюд – очень изысканно приготовленный. А сколько здесь вкусных вещей: от свежей виктории до прекрасного шоколада. Цены в магазинах самые разнообразные. Можно было одно и то же платье купить дорого и дешево. Вообще жду, когда Ганя (И.М. Великанов) приедет и привезет деньги...»

Значит решался вопрос о поездке папы не только в Лондон, но и в Париж, наверное в Пастеровский институт?

Следующая открытка от 25 февраля с фотографией Триумфальной арки. Под ней могила неизвестного солдата, погибшего в первую мировую войну. А на открытке от 4 марта – Эйфелева башня во всей своей красе. Мама пишет – «была на самой верхушке башни, куда со 2-го этажа ходит лифт. Жутко сверху смотреть на дома, люди, как букашки. Зрелище необы

 

- 50 -

чайное. Вечером Эйфелева башня освещена огнями, очень красиво...»

Последняя – из Милана (Италия), датирована 2 июля 1936 года и адресована моему отцу:

«Дорогой мой Ганек!

Пока писала тебе письмо, меня начала забирать малярия. Провалялась целый день, глотала хину, теперь день отдыха. Во время приступов у меня отвратительное настроение, все кажется, что меня обижают, без причины могу реветь. Но здесь, пожалуй, и причины появились. Я говорю о причинах объективных. Скорее приезжай. Волнуюсь за Вову, как его здоровье? Здоровы ли все? Не скрывайте, пишите».

А в период между февралем и июлем 1936 года были и другие письма и открытки. Вот выдержки из некоторых:

...Венеция. «Дорогие мои детки, Неля, Вова, Вадя. Посмотрите на вашу маму с голубями. Голуби здесь совсем ручные, садятся на всех. Если долго стоять, то облепят с ног до головы. Их приучили так жители Венеции. Голубей здесь никто не трогает и не обижает, наоборот, их все кормят».

...Париж «...Котик! (Мой двоюродный брат, которому в 1936 году было 12 лет). Посылаю тебе фотографию французского мальчика. Они здесь все от рождения и до 15–16 лет ходят в коротких брючках и чулках с голыми коленями. Иногда мне холодно, а им нет, они привыкли так ходить, белые чулки и лакированные туфли у большинства детей».

Но не все в жизни мамы за границей было хорошим.

...Париж «...Я здесь одна работаю до головокружения. Климат здесь в эти месяцы плохой, похож на наш осенний дождливый месяц. Я похудела, побледнела, и что-то голова стала кружиться...»

...Неаполь «Дорогая мама. Ездила на остров Капри. Завтра уезжаю обратно. Скоро Париж, там Лондон и наконец домой. Кончается мое одиночество... Скоро уже конец моей интересной, но и мучительной поездки».

По рассказам моей сестры Нели, первые дни после возвращения из Франции были омрачены для матери поисками пропавших в дороге документов, наверное, секретных. Обыскали все чемоданы, но ничего не нашли. Это был серьезный удар... Отец и мать ходили бледными, страшно расстроенными, но никому ничего не объясняли...

Эта история с пропажей документов для нас и сегодня является загадкой, да и вопросов появляется много.

 

- 51 -

В 1956 году после реабилитации родителей я обратился в Главное медицинское управление Министерства обороны с просьбой об их восстановлении в Коммунистической партии Советского Союза, членами которой они были с 1919 года. Отца восстановили в партии, а о матери попросили обратиться в Главное разведывательное управление. Почему в ГРУ? Какое отношение имеют врачи-медики к ГРУ? В конце концов бывший член ВКП(б) З.И. Михайлова тоже была восстановлена в рядах КПСС, а вопрос о роли ГРУ так и остался открытым...

Министр обороны Российской Федерации по моей просьбе предоставил мне возможность в 1993 году ознакомиться с имеющимися в ГРУ материалами на З.И. Михайлову. Ими оказалось выездное дело, оформленное в 1936 году на мать, для поездки в командировку во Францию. Других документов или не было, или мне их не смогли показать по соображениям секретности, хотя уже прошло около 60 лет.

Вызывает удивление и тот факт, что отца судили как японского шпиона, хотя он пробыл в Японии всего 20 дней в 1934 году, а о том, что мама была полгода во Франции и Италии в 1936 году, в допросах не говорится ни слова. Создается впечатление, что после ее ареста о ее командировке за границу «забыли»? А ведь следствие тянулось с 7 июля по 9 декабря, то есть 5 месяцев. Так не бывает!

Следственные органы тех лет обязаны были сделать Михайлову французским и итальянским шпионом. Возможна версия о том, что Михайлову допрашивали не только следователи НКВД, а представители какой-то другой организации, типа ГРУ, но этих-то материалов мне и не показали... Прояснится ли этот вопрос, покажет будущее. А пока вспомним о научном вкладе в микробиологию моей матери, З.И. Михайловой.

Командировка в институт Пастера в Париж с научной точки зрения была очень плодотворна. Михайлова сделала в Биотехническом институте большой доклад о своей поездке и новейших достижениях французских и итальянских микробиологов.

Знакомство с Миланским бактериологическим институтом в Италии еще раз подтвердило возможность и правильность замены оливкового масла подсолнечным как исходного материала для создания одноразовой вакцины для предохранения от заболевания тифом и паратифом.

 

- 52 -

Доктор Михайлова получила звание кандидата медицинских наук еще в 1926 году. Благодаря ее активной исследовательской деятельности материалы на соискание звания доктор медицинских наук были готовы уже к 1933 году, но она не хотела их подавать в ВКК (Высшая квалификационная комиссия) до окончания работ по главной теме, которой она посвятила последние 8 лет своей жизни. Это – «однократная прививка против тифов».

К 1937 году все исследовательские работы была закончены, и на столе начальника Биотехнического института РККА появилось заявление следующего содержания:

 

«В Высшую квалификационную комиссию

 

Заявление

 

Прошу рассмотреть мои научные работы для получения степени доктора медицины.

В качестве диссертационной работы прилагаю доклад об «Однократной прививке против тифов».

Прилагаю при сем свои научные работы в количестве 27 экземпляров.

Зоя Михайлова.»

 

Это было в начале июля 1937 года, а уже 6 июля она была арестована. Папку со всеми документами чудом спас от НКВД один из маминых помощников-врачей и затем передал нашим родственникам, попросив «...хранить как зеницу ока, так как там сосредоточен бесценный для микробиологов материал».

Я за последние годы несколько раз пытался разобраться в наследии матери и понял, что это действительно очень важные документы для микробиологов 30–50-х годов. Сейчас мне хотелось бы привести некоторые выкладки из «черной» папки, имеющие интерес не только для узкого круга специалистов. Материалы в основном посвящены вопросам заболеваний столбняком, бруцеллезом и однократной прививке.

Из статьи З. Михайловой, И. Великанова (Москва) «Активная иммунизация человека против столбняка, 1934 год.

«Вопрос об активной иммунизации человека против столбняка приобретает в настоящее время актуальное значение

 

- 53 -

в деле профилактических мероприятий против этой инфекции.

Столбняк как заболевание связан главным образом с послераневыми осложнениями. Занимает далеко не последнее место среди инфекций военного времени и проявляется в условиях мирной обстановки в связи с наличием травматизма.

Первые опыты активной иммунизации против столбняка были предприняты в 1917 году Люи Бэзи (Франция) иодизированным токсином на раненых. В 1927 году профессора Рамон и Целлер (Франция) применили для этой цели анатоксин, т.е. детоксифицированный формалином токсин. Уже в 1933 году профессора Рамон и Целлер применяли комбинированную вакцинацию против нескольких инфекций (столбняк, дифтерия, брюшной тиф), называя ее «Vaccination associee» (ассоциированная вакцина).

У нас в СССР этому вопросу уделялось мало внимания. Первые эксперименты Михайловой и Великанова в 1931 году касаются вакцинации против столбняка морских свинок и обезьян. В феврале 1931 года была начата вакцинация первой группы людей – добровольцев. Была испытана сыворотка на 31 человеке. Результаты были положительны. Через год после вакцинации мы вернулись к опытам. Испытание сыворотки после удачного промежутка показало, что титр ее не только не слабеет от времени, а несколько увеличивается. Поэтому представлялось интересным проверить сыворотку на антитоксические свойства человека, переболевшего столбняком несколько лет назад.

Такой случай нам представлялся, так как один из авторов данной работы, З.И. Михайлова, перенесла столбняк 14 лет назад. Для сравнения была взята сыворотка здорового человека, И.М. Великанова, никогда ранее не болевшего столбняком и не подвергавшегося противостолбнячной иммунизации. Выяснилось, что у Великанова сыворотка не предохраняла мышь даже от двух смертельных доз, в то время как у Михайловой сыворотка предохраняла от 20 смертельных доз токсина.

Вывод: иммунизированный заранее человеческий организм более стоек к заболеванию столбняком...

В статье проф. И.Г. Руфанова «Столбняк, пассивная и активная иммунизация» 1936 года говорится: «...метод активной иммунизации, или вакцинации против столбняка, основан на

 

- 54 -

применении анатоксина, под которым понимается столбнячный токсин, потерявший свои ядовитые свойства, но сохранивший свой антиген. Методика его получения основана на детоксификации 2–4%-ным формалином столбнячного токсина.

У нас в СССР заслуга проведения первых опытов по активной иммунизации противостолбнячным анатоксином принадлежит Михайловой и Великанову. Они вакцинировали в 1929 году против столбняка морских свинок и обезьян и получили у них высокий и длительный иммунитет. В 1931 году исследованию подвергались 42 человека – врачи клиники, на которых была проверена полная безвредность и отсутствие реакции после активной иммунизации.

Общий вывод: предложенная вакцинация позволит в значительной степени сократить, а может и уничтожить, заболевание столбняком».

По предложению начальника Биотехнического института профессора Великанова летом 1935 года была организована экспедиция в Восточный Казахстан по изучению мальтийской лихорадки (бруцеллеза).

Основным источником инфекции в распространении бруцеллеза среди овец и людей совхозов Восточного Казахстана послужили импортные овцы «рамбулье», привезенные в 1927 году из Америки, и совхоза им. Голощекина, откуда овцы продавались в другие совхозы.

Коллектив совхоза был подвергнут обследованию, и было установлено заболевание бруцеллезом пятидесяти процентов людей и 80 процентов овец. Все работники совхоза, а также большая группа овец были вакцинированы олеовакционой. Последующие исследования показали, что все вакцинированные люди и овцы не заболели бруцеллезом, а ревакцинация олеовакциной через полгода создала еще более высокую невосприимчивость к бруцеллезу.

Комиссия во главе с доктором Михайловой выявила большое количество нарушений в совхозе по содержанию овец и полнейшую антисанитарию как на территории совхоза, так и в местах содержания овец (в отарах). Были даны предложения по улучшению работы совхоза и улучшению медицинского обслуживания. Исследования доказали правильность использования предложенной доктором Михайловой олеовакцины для предохранения от заболевания бруцеллезом.

 

- 55 -

Военврач I ранга Михайлова говорила: «Главное, что я сделала в своей жизни, – это однократная прививка». В своей последней научной работе «Однократная прививка против брюшного тифа и паратифов», датированной 1937 годом, она писала:

«В СССР вакцинация против брюшного тифа и паратифов производится у 100 процентов бойцов Красной Армии и широко практикуется среди организованного населения. Благодаря этому по всему Союзу отмечается снижение заболеваемости и еще большее уменьшение смертности от тифа среди заболевших привитых по сравнению с заболевшими непривитыми. Этот накопленный опыт массовых прививок, помимо положительных сторон вакцинации, выявил ряд моментов, препятствующих еще большему охвату населения вакцинацией в назначенные сроки.

Одним из таких моментов является многократность прививок, требующая больших затрат времени на проведение 3 уколов через несколько дней (5–7 дней). Особенно это относится к войсковым частям, где общая сумма времени, затраченная на полную вакцинацию, имеет решающее значение при быстром передвижении с одного места на другое.

Другим не менее важным моментом в проведении профилактических прививок служит реактивность после введения вакцины, отпугивающая население от вакцинации. Если не встречается возражений против первого укола, то постоянно приходится преодолевать немалые трудности при трехразовых реактивных прививках. Часто получается, что вакцинация заканчивается полностью только в 50% случаев, снижаясь в некоторых случаях до 10%. Кроме того, нельзя забывать, что эти затруднения мирного времени в проведении трехкратной вакцинации в значительной степени увеличиваются в условиях военного времени.

Все эти моменты заставляют признать, что вопрос о замене трехкратной вакцинации однократной прививкой приобретает особо актуальное значение.

Впервые этим занялись французские микробиологи. В 1916 году проф. Ле-Муаньи, учтя медленное рассасывание масла в организме, заменил физиологический раствор, применявшийся в вакцине, оливковым маслом. Со временем на однократную прививку перешли не только Франция, а Италия и США. Французские исследователи, проф. Рамон и Целлер, применили в конце 20-х годов смешанные вакцины, называя

 

- 56 -

их «ассоциированной вакциной», и пришли к заключению, что следует настойчиво рекомендовать одновременную комбинированную прививку.

Учитывая огромное значение и большие преимущества однократной прививки перед трехкратной, я поставила перед собой цель – найти такой способ вакцинации, который бы от одной лишь прививки создавал невосприимчивость к тифам, равную по своей эффективности 3 прививкам.

Я исходила из той теоретической установки, что на эффективность вакцинации влияют два фактора в одинаковой степени. Первый фактор – это высококачественный антиген, второй – длительное действие иммунизаторного раздражения в организме человека. Лишь при наличии обоих этих факторов (при совместном действии обоих факторов) можно получить полный эффект от вакцинации. Но первый фактор в свою очередь зависит от способа приготовления вакцины, а второй – от времени рассасывания вакцины в организме. Так, например, обычная водная вакцина очень быстро рассасывается у человека, по данным доктора Чалисова через 3–4 часа, что конечно создает кратковременное иммунизаторное раздражение. Если же ввести в вакцину растительное масло, то по данным доктора Чалисова она будет рассасываться 30 дней. Это ведет к созданию прочного иммунитета от одной единственной прививки.

Наиболее подходящими для этих целей оказались растительные масла: подсолнечное и соевое. Эти масла не вызывали ни некрозов, ни абсцессов в организме, они медленно, но целиком всасывались организмом, стерилизовались без изменения своего химического состава в запаянных ампулах. Проверка активного иммунитета через 3, 6, 9 месяцев окончательно подтвердила эффективность одноразовой масляной вакцинации».

В 1932 году на II Всесоюзном съезде микробиологов доктор Михайлова доложила об исследовании, которое она провела над собой, выпив живую суточную культуру тифозного штамма, и заразилась брюшным тифом. По словам профессора Плетнева тиф протекал классически... Лечение проводилось с помощью вакцины на подсолнечном масле и дало положительные результаты.

«В настоящий момент вопрос однократной вакцинации против тифов решен положительно. Это дает возможность перейти к изучению однократности прививок не только против

 

- 57 -

тифов, но и к комбинации с другими инфекциями, как дизентерия, столбняк, бруцеллез».

26 февраля 1937 года на совещании в ВСУ РККА было принято следующее решение:

«...пункт 3. Олеумвакцина доктора Михайловой, по доложенным ею материалам, удобна в употреблении, мало реактивна и легко переносится.

Принимая во внимание огромные преимущества однократной вакцинации против брюшного тифа и паратифов, совещание полагает, что олеумвакцина д-ра Михайловой может быть допущена как в войсковых частях, так и среди гражданского населения в целях ее широкого испытания в 1937 году, чтобы в начале 1938 года она могла заменить принятые сейчас в РККА троекратные прививки вакциной типа Колле».

А уже через 37 дней, 4 апреля 1937 года, Всесоюзное совещание эпидемиологов по кишечным инфекциям принимает следующую резолюцию по докладу доктора Михайловой:

«Отмечая исключительное практическое значение метода однократной вакцинации против тифозных заболеваний, совещание считает нужным указать на несомненный успех в разработке этой проблемы. Совещание считает, что экспериментальный и эпидемический материал, представленный в докладе доктора Михайловой, дает несомненное доказательство достаточно высокой иммунизирующей способности олеовакцины в отношении брюшного тифа и паратифов.

...Необходимо организовать Центральную комиссию для общего руководства опытом под началом ВГСИ (Всесоюзная государственная санитарная инспекция) и выделить материальные средства, чтобы в 1938 году препарат был использован для широкой практики».

Можно было торжествовать победу, но жизнь складывалась в 1937 году не так хорошо, как научные исследования и открытия, которым родители посвятили последние 14 лет своей жизни.

Обстановка всеобщего подозрения, выискивания шпионов и врагов народа достигли в нашей стране предела. В Биотехническом институте работало много видных ученых, привлекавшихся в 20-х – 30-х годах к ответственности за участие в троцкистских и других партиях, выступавших за иной путь

 

- 58 -

развития Советского государства. За ними, да за одно и за руководителями института был установлен контроль со стороны служб НКВД. В институт был назначен замполитом или комиссаром тов. Лисицын. По свидетельству видевших и знавших его людей, он был очень неприятным и подозрительным человеком. Он стал тенью отца... Куда бы отец не поехал, рядом был Лисицын. Даже дома, по вечерам, он сидел у нас. Это было довольно тяжело переносить, так как родители понимали, что об их научной деятельности и домашней жизни постоянно идут доклады в НКВД, в Наркомат обороны, ругались, но это, наверное, только усугубляло положение. Доносы Гинзбурга, Коссовского, да и других «помощников» делали свое дело. Подходил день «икс», которого ждали все...

В современной литературе много написано об этих страшных годах. Довольно интересной представляется книга Ф.Д. Волкова «Взлет и падение Сталина», изданная в Москве в 1992 году.

Волков в Х главе на стр. 119 писал: «Одной из самых тяжких и трагических страниц в истории Советского государства, связанной с репрессиями периода культа личности Сталина, является гибель выдающихся советских военачальников – Маршалов Советского Союза М.Н. Тухаческого, В.К. Блюхера, А.И. Егорова; командармов I ранга Якира, Уборевича и Белова; всех десяти командармов II ранга, а также обоих армейских комиссаров I ранга: Гамарника и Смирнова».

Это были герои гражданской войны, люди, преданные Советской власти.

Из 67 командиров корпусов погибло 60, из 199 командиров дивизий – 136, среди них был и мой отец – дивизионный военврач Иван Михайлович Великанов.

Прав был известный революционер, герой гражданской войны Федор Раскольников, писавший в открытом письме на имя Сталина от 17 августа 1939 года:

«Накануне войны Вы разрушаете Красную Армию – любовь и гордость страны, оплот ее мощи. Вы обезглавили Красную Армию и Красный Флот. Вы убили многих талантливых полководцев, воспитанных на опыте мировой и гражданских войн, во главе с блестящим полководцем Тухачевским».

 

- 59 -

И далее Ф.Д. Волков пишет:

«Сталин обвинил Тухачевского в «бонапартизме». Нарком обороны К.Е. Ворошилов, не отличавшийся стратегическим мышлением, весьма болезненно относился к теоретическим трудам Тухачевского, добивавшегося ускоренного формирования танковых корпусов.

Начальник Главпура РККА Я.Б. Гамарник был мужественным человеком, осмелившимся возражать Сталину, поддерживающий Тухачевского и разделявший его опасения по поводу возрастающей угрозы фашизма. Это честное, мужественное поведение стоило Гамарнику жизни».

Настали черные дни рабоче-крестьянской Красной Армии. Она была полностью разгромлена. Такого поражения наша армия не испытывала даже в первый год Великой Отечественной войны.

 

- 60 -

Глава 4

1937–1938 годы.
Бутырская тюрьма. Изменения в жизни ЧСИР

 

Жизнь большинства людей можно изобразить геометрической фигурой – это синусоида, где взлеты чередуются с плавным спуском вниз. Жизнь моих родителей под синусоиду не подходит. Это, скорее всего, восхождение на вершину горы или пика, связанное с успехами и трудностями. И в тот момент, когда до вершины оставалось не так уж много, налетел ураган, вызвавший камнепад, и лавина смела их в пропасть. Летом 1937 года пришла беда и к нам. Сначала все оцепенели: «Не может быть?», хотя обстановка в Советском Союзе была такая, что почти в каждой семье ждали, когда кого-то арестуют. Газеты и радио широко пропагандировали тезис И.В. Сталина об обострении классовой борьбы в период строительства социализма, о проникновении на нашу землю шпионов из буржуазных стран, о вредителях, сидящих во всех советских организациях, на заводах, фабриках, в институтах и колхозах.

6 июля 1937 года после ареста отца в Биотехническом институте было проведено партийное собрание. Начальник института Иван Михайлович Великанов, член ВКП(б) с 1919 года был исключен из партии как враг народа, участник военно-фашистского заговора маршала Тухачевского и японский шпион. Зоя Ивановна Михайлова, член ВКП(б) также с 1919 года, была исключена из партии как жена «врага народа» И.М. Великанова, не признавшая своего мужа врагом народа и отвергнувшая все лживые обвинения против него. Ее привезли домой с сердечным приступом.

Итак, мы стали «членами семьи изменников родины – ЧСИР». Закон о ЧСИР был принят 30 марта 1935 года и гласил, что, если жена, дочь или сын не отрекались от своего мужа или отца (а такие мужественные люди находились), они автоматически осуждались на 8-летний срок заключения или высылались в отдаленные районы страны – на Колыму, в Магадан и т.д. 7 апреля 1935 года ЦИК СССР принял бесчеловечный указ, разрешающий привлекать к уголовной ответст

 

- 61 -

венности детей с 12-летнего возраста. Дети могли быть даже приговорены к смертной казни.

Итак, 7 июля 1937 года все было кончено. Родители были арестованы и находились в Бутырской тюрьме. Квартира в Москве, по Б. Гнездниковскому переулку, дом 10, после обыска и конфискации имущества всей семьи была опечатана.

Такая же участь, но днем раньше, постигла и наш дом на территории Биотехнического института во Власихе. Мы лишились всего – родителей, жилья, вещей, средств существования.

Как я уже писал, во время ареста матери меня, 5-летнего, больного скарлатиной, отвезли на «воронке» в больницу. Адреса родственникам не сказали, так как после выздоровления меня как сына врагов народа, должны были отправить в детдом.

Но я, наверное, родился под счастливой звездой. Впоследствии я не раз в этом убеждался. Жизнь преподносила мне такие сюрпризы, что другой бы не выкарабкался, а я живу уже 64 года, да и помирать не собираюсь. Да умирать просто нельзя, не имею права. Я обязан написать книгу о судьбе родителей и издать ее. Это будет лучшим им памятником... Меня привезли в больницу и поместили в инфекционное отделение, где лежало около десятка таких же больных скарлатиной детей. Началась обычная больничная жизнь: лечение, процедуры, лекарства, завтраки и обеды. Только не было почему-то, как у других детей, передач с вкусными вещами от родителей, да и самих родителей... Я смотрел вокруг и удивлялся, а где же мама, папа, Груша, бабушка? Спрашивал, а мне отвечали, что они уехали в длительную командировку... Так продолжалось больше месяца. И вдруг..., в моей жизни часто еще будет это «вдруг». Пришла медсестра и сказала, чтобы я шел за ней, так как приехала Груша. Оказывается, Груша после ареста родителей стала разыскивать меня по московским больницам, увидела меня во дворе детской больницы по улице Чехова (бывшая Дмитровка), то есть практически рядом с нашим домом на Б. Гнездниковском. Но мало того, что нашла, она забрала меня оттуда, не оставив врачам своего адреса, что дало мне возможность избежать «поездки» в детский дом, как предполагалось НКВД. Из

 

- 62 -

больницы она отвезла меня на Арбат, к сестре мамы, Алевтине Ивановне Кулаковой, или просто к тете Инне, где я прожил 16 лет, до 1953 года.

Моя сестра Неля, ей только исполнилось 13 лет, в начале июля 1937 года жила на даче у родственников в пос. Лианозово. После возвращения с дачи, так как Неле жить было негде, ее взяла к себе Груша в небольшую комнатку около площади Маяковского, где Неля прожила с небольшими перерывами 12 лет.

Судьба же моего двоюродного брата Вадима, которого мои родители взяли на воспитание в начале 1935 года после ареста его отца – художника Николая Ивановича Михайлова, – достойна отдельной книги.

С весны 1937 года мы с Вадимом жили в специальном детском саду для детей Высшего комсостава РККА, в санатории Архангельское. Туда два раза в неделю приезжали мои родители, привозя гостинцы и игрушки. Обслуживание в детском саду было первоклассным, так что мы хорошо отдыхали.

Но в конце июня мы заболели скарлатиной и меня отвезли во Власиху, а Вадима в Кремлевскую больницу в Москву, которая находилась в переулке Грановского. О том, что произошло дальше со мной, я уже рассказал, а Вадим до августа находился в Кремлевке. Затем он был перевезен снова в санаторий Архангельское. В сентябре 1937 года в Архангельское приехала «эмочка», в которой сидел «важ-ный военный», как рассказывал Вадим, и увезла его в Москву, в детский распределитель, находившийся в Даниловом монастыре. Через некоторое время его отправили в детдом, в маленький захудалый городишко Беднодемьяновск Пензенской области, где он провел два года.

Но самое интересное в том, что Вадим там жил под моим именем. Он был «Володей Великановым, сыном врага народа диввоенврача И.М. Великанова». В НКВД тоже, наверное, успокоились, так как «нашелся» сын начальника Биотехнического института РККА... Об этой истории я более подробно расскажу позднее. Итак, с изменениями в жизни детей летом 1937 года мы разобрались. Теперь необходимо разобраться, что же происходило в это время в Бутырской тюрьме.

В конце 80-х годов я беседовал с академиком АМН СССР, Героем Социалистического Труда Дмитрием Алексеевичем

 

- 63 -

Араповым у него дома на Каляевской улице. Арапов родился так же, как и отец, 7 ноября, только не 1898, а 1897 года, то есть был на год старше отца. Уже в 20-х годах они активно сотрудничали, занимаясь вопросами газовой гангрены.

Мой приезд к нему был связан с воспоминаниями об отце и о тяжелом периоде 1937–1938 годов.

В 60-х годах к Арапову приезжал врач, репрессированный в 1937 году и освобожденный в 1958 году.

Он сидел летом 1937 года в одной камере в Бутырке вместе с И.М. Великановым. Я не помню фамилии этого врача, чудом оставшегося в живых. Он рассказывал Арапову, что Великанова ежедневно избивали так, что после допросов он уже идти не мог, и его волокли, притаскивали и бросали в камеру. Один из изуверских способов воздействия на психику человека был следующий: арестованного помещали лежа в деревянный ящик, вроде гроба, закрывали крышкой и начинали методично бить по этому ящику палкой. Через 1–2 часа арестованный начинал сходить с ума. После этого его заставляли подписывать нужные следователю показания. Чаще всего следователи добивались этого...

Мои родственники, несмотря на понятный страх, неоднократно обращались на Кузнецкий мост, в приемную НКВД, пытаясь выяснить судьбу моих родителей. Вначале ответов не было, а потом моей бабушке – матери отца – сообщили, что «Великанов и Михайлова осуждены на 10 лет без права переписки». Только через 20 лет мы узнали, что эта фраза, или так называемый приговор, означает расстрел.

В 1992–1993 годах мне и моей сестре была предоставлена возможность ознакомиться со следственными делами наших родителей, находящимися в архивах КГБ. О том, что мы прочитали, мне бы и хотелось рассказать...

Изучать материалы, связанные со сталинскими репрессиями, я начал в 1988 году. Получил разрешение на ознакомление с газетами тех лет и постоянно пропадал в хранилищах ленинской библиотеки, расположенных на окраине Москвы в пос. Левобережный на Библиотечной улице. Вот некоторые выписки из газет 1937 года:

 

 

- 64 -

«Комсомольская правда»:

 

22 января 1937 г.

...21 января 1937 г. в Октябрьском зале Дома Союзов началось открытое судебное разбирательство по делу параллельного центра во главе с Пятаковым Ю.Л. Председатель суда – армвоенюрист В.В. Ульрих. Обвинение поддерживает Прокурор СССР – А.Я. Вышинский. Пятаков заявил, что его группа планировала убийство Сталина, Кагановича и других.

 

27 января 1937 г.

«Наркому внутренних дел тов. Н. Н. Ежову присвоено звание генерального комиссара государственной безопасности»

Москва, Кремль

Калинин. Акулов

30 января 1937 г.

Военная коллегия приговорила: Пятакова, Серебрякова и еще 11 чел. – к расстрелу. Сокольникова, Радека, Арнольда – к 10 годам. Троцкий Л.Д. и Троцкий Л.Л. – подлежат немедленному аресту и преданию суду.

 

2 февраля 1937 г.

Из речи Н. С. Хрущева 1 февраля 1937 г. о солидарности с приговором Верховного Суда СССР:

«Да здравствует вождь мирового пролетариата, продолжатель дела Ленина – тов. Сталин!»

 

19 февраля 1937 г.

«18 февраля в 17:30 в Москве, у себя в квартире в Кремле от паралича сердца скоропостижно скончался нарком тяжелой промышленности, член Политбюро ЦК ВКП(б) тов. Орджоникидзе Григорий Константинович».

 

25 февраля 1937 г.

«Наркомом тяжелой промышленности СССР назначен тов. Межлаук Валерий Иванович».

«Февральский пленум ЦК ВКП(б) 1937 года исключил Бухарина и Рыкова из партии».

 

 

- 65 -

4 апреля 1937 г.

«Ввиду обнаруженных должностных преступлений уголовного характера наркома связи Г.Г. Ягоды, президиум ЦИК СССР постановляет:

1. Отрешить от должности наркома связи Г.Г. Ягоду.

2. Передать дело Г.Г. Ягоды следственным органам.

Москва. Кремль. 03.04.37 г.

Калинин. Акулов».

23 апреля 1937 г.

«Сталин, Молотов, Ворошилов и Ежов на канале Волга–Москва. Пояснения давали гл. инженер строительства тов. Жук и начальник работ центрального участка тов. Комаровский»

 

1 июня 1937 г.

«Бывший член ЦК ВКП(б) Я.Б. Гамарник, запутавшись в своих связях с антисоветскими элементами и, видимо, боясь разоблачения, 31 мая покончил жизнь самоубийством».

 

2 июня 1937 г.

В учебнике Леонтьева «Начальный курс политэкономии» Партиздат ЦК ВКП(б) 1925 г. на стр. 23 сказано: «При социализме уничтожается деление общества на классы, уничтожаются классовые противоречия и классовая борьба, уничтожается деление на эксплуататоров и эксплуатируемых».

Это идет в разрез с теорией тов. Сталина о развертывании классовой борьбы по мере построения социализма.

 

12 июня 1937 г.

«11 июня в зале Верховного Суда СССР специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР в составе:

 

председателя – Ульриха В.В.

членов – зам. наркома обороны; начальника Воздушных Сил РККА, командира 2-го ранга Алксниса;

маршала Буденного;

маршала Блюхера;

начальника Генерального штаба Шапошникова;

командующего Белорусским военным округом командарма 1 ранга Белова И.П.;

 

- 66 -

командующего Ленинградским военным округом командарма 2 ранга Дыбенко П.Е.;

командующего Северо-Кавказским военным округом командарма 2 ранга Каширина;

комдива Горячева

 

в закрытом судебном заседании рассмотрело в порядке, установленном законом от 1 декабря 1934 г., дело Тухачевского М.Н., Якира Н.Э., Уборевича И.П., Корка А.Н., Эйдемана Р.П., Фельдмана Б.М., Примакова и Путны по обвинению в преступлениях по ст. ст. 58-1б, 58, 58-11 УК РСФСР.

Все подсудимые признали себя виновными. Судом установлено, что указанные выше обвиняемые, находясь на службе у военной разведки одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР, систематически доставляли военным кругам этого государства шпионские сведения, совершали вредительские акты в целях подрыва мощи РККА, содействовали расчленению СССР и восстановлению в СССР власти помещиков и капиталистов. Все подсудимые приговорены к расстрелу».

(приговор приведен в исполнение 12 июня 1937 г.)

 

13 июня 1937 г.

12 июня в 1 час 50 мин в Москве скончалась Мария Ильинична Ульянова (заведующая бюро жалоб Комиссии советского контроля) 59 лет.

 

20 июня 1937 г.

18 июня Чкалов, Беляков, Байдуков начали перелет через Северный Полюс в США. 20 июня в 19 час 30 мин по Московскому времени Чкалов совершил посадку на аэродроме Баракс, близ Портленда.

В июле 1937 года Ежов и Вышинский награждены орденами Ленина.

Вот такие совершенно разнообразные события происходили в СССР в первом полугодии 1937 года.

Итак, передо мной следственное дело № 12332, позднее перерегистрированное на дело № Р-23158 том 1, по обвинению Великанова Ивана Михайловича и следственное дело № 12345, также в дальнейшем перерегистрированное на дело №

 

- 67 -

Р-8845 по обвинению Михайловой Зои Ивановны, на титульном листе:

 

НКВД

Главное управление государственной безопасности

= Хранить вечно=

 

Производил арест и обыск моих родителей оперуполномоченный 2 отделения 5 отдела ГУГБ НКВД лейтенант Петерс. Он же проводил большинство допросов и писал обвинительное заключение. Помогали ему в следствии и допросах начальник 2 отделения 5 отдела ГУГБ НКВД, ст. лейтенант Авсеевич и сержант государственной безопасности Елистратов.

Обвинительные заключения на И.М. Великанова и З.И. Михайлову подписали лейтенант государственной безопасности Петерс и помощник начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД майор государственной безопасности Листенгурт.

Утвердили оба обвинительных заключения начальник 5-го отдела ГУГБ НКВД комиссар государственной безопасности 3 ранга Николаев и Прокурор Союза СССР А. Вышинский, на З.И. Михайлову – 4 декабря 1937 года и на И.М. Великанова – 29 марта 1938 года.

Первый допрос И.М. Великанова датирован 8 июля 1937 года и был посвящен биографическим сведениям. Но уже здесь было отмечено, что его отец (мой дед) был осужден в 1928 году и умер в концлагере, а брат жены, Николай Иванович Михайлов, художник – 2 года тому назад арестован и осужден.

Второй допрос проводился 9 июля. На нем упоминались официальные люди, посещавшие в последние годы Биотехнический институт. В первую очередь – троцкист Воробьев, а также Тухачевский, Уборевич, Фишман, Рудзутак. Следователь поставил вопрос о связях Великанова с женой белогвардейца и «невозвращенкой» Секретевой, а также о заграничных связях и их характере. Отец отвечал, что поддерживал связь с профессором Вейнбергом из Пастеровского института в Париже, с итальянским профессором Азоацци и доктором из Лос-Анджелеса.

Во время командировки в 1934 году в Японию он встречался с профессорами Такинучи и Хоссая в Институте инфек-

 

- 68 -

ционных болезней. Следователь задал вопрос: «Вы печатали свои труды в фашистских журналах Германии. Как это связывается с вашей бывшей партийностью?» Отец отвечал: «В том, что я печатал свои научные труды в 1933 году в журналах Германии, я ничего непартийного не вижу, так как это было общепринятым явлением, мои статьи предварительно печатались в советских журналах. Антисоветские цели я не преследовал».

Параллельно шли допросы З.И. Михайловой. 26 июня 1937 года следователь задал ей вопрос: «С какого времени вы живете совместно с врагом народа Великановым? Каковы его политические убеждения».

Ответ: «Великанова я не считаю врагом народа, жила с ним с 1920 года до его ареста, то есть до 6 июля с.г. Знаю Великанова как абсолютно преданного Советской власти и стойкого большевика. Его политические убеждения разделяю».

В деле имеются собственноручные показания И.М. Великанова от 27 июля 1937 года. Когда их читаешь, то начинаешь понимать, в какой сложной обстановке приходилось отцу работать. Эти показания – крик души. Это желание высказать свое мнение о насущных, срочных вопросах, которые не решены вышестоящими начальниками. Это очень похоже на выступление на большом партактиве, когда руководитель высказывает все наболевшее за последнее время и не просит, а требует принять меры для обеспечения безопасности нашей армии, гражданского населения Советского Союза в целом. Поставленные профессором Великановым вопросы, требующие срочного решения, состоят из 9 пунктов:

1. В 1937 году ликвидированы бактериологические исследования в НИИСИ РККА.

2. Законсервированы окружные санитарно-бактериологические лаборатории.

3. Не готовятся кадры бактериологов и эпидемиологов.

4. Отсутствуют необходимые запасы сывороток и вакцин от холеры, чумы и других заболеваний.

5. Отсутствуют дезинфекционные средства, необходимые во время войны.

6. Затягивается внедрение однократной вакцины против брюшного тифа и паратифа, вместо 3-кратной прививки.

 

- 69 -

7. Не хватает сухих питательных сред для выращивания микробов и не дается заказ на их изготовление в Биотехническом институте.

8. Не внедряется сумка бактериологического разведчика, разработанная в Биотехническом институте.

9. Срывается разработка плана оперативного обеспечения СССР при бактериологическом и химическом нападении противника.

Ответственными за решение этих вопросов являлись Баранов, Рейнер, Фишман, Каминский».

На дальнейших допросах в августе – сентябре 1937 года отец частично признал свою вину в срыве сроков разработки в Биотехническом институте таких серьезных проблем, как ввод на вооружение РККА авиационно-распыляющей бомбы, бактериологического танка, диверсионного чемодана. Жизнь доказала, что это был самооговор, это было получение следователями признаний любым путем, в основном, с применением пыток.

Недозволенные законом методы воздействия на арестованных применялись не только по отношению к отцу. Следователям были нужны признания в антисоветских действиях всех арестованных. В следственном деле матери есть документ, отражающий ее стойкость и не сломленную волю, датированный 5 августа 1937 года, то есть через 29 дней после ареста.

Зам. начальника 5 отдела ГУГБ НКВД СССР

майору госбезопасности тов. Агас

 

Рапорт

 

Арестованная Михайлова Зоя Ивановна (жена Великанова) на допросах держит себя вызывающе, нанося оскорбления сотрудникам, допрашивающим ее. При допросе ее оперуполном 2 отделения т. Каплан обозвала его садистом, как и всех сотрудников НКВД.

Доношу на распоряжение.

 

Начальник 2-го отделения 5 отдела ГУГБ НКВД

Ст. лейт. госуд. безопасности

подпись /Авсеевич/

 

 

- 70 -

В протоколе допроса З.И. Михайловой от 22.09.37 г. имеются такие фразы:

Вопрос: «Какую вредительскую работу вы проводили в Биотехническом институте?»

Ответ: «Никакой вредительской работы я не проводила».

Вопрос: «Какую вредительскую работу проводил Великанов в Биотехническом института и системе Наркомздрава?»

Ответ: «Никакой вредительской и подрывной работы в Биотехническом институте и в системе Наркомздрава Великанов не проводил».

А через 3 дня 25 сентября 1937 года мать написала следователю Елистратову:

Заявление

 

Давать показания на поставленные следствием вопросы в дальнейшем отказываюсь.

Арестованная Зоя Михайлова.

 

11 ноября 1937 года арестованный зам. начальника Военно-санитарного управления РККА диввоенврач Рейнер на допросе показал: «Мне как участнику заговора было известно от начальника ВСУ РККА корп. военврача Баранова, что общий план диверсионной работы включал в себя 2 раздела по применению химического и бактериологического средств заражения, которые возглавляли начальник Химического управления РККА корп. военврач Фишман и начальник Биотехнического института РККА диввоенврач Великанов. Михайлова, так же как и я, знала о том, что мы являемся участниками военно-фашистского заговора». Впоследствии выяснилось, что это был оговор, а на суде Рейнер от своих показаний отказался...

20 ноября следователь Петерс подписал постановление «об избрании меры пресечения и предъявления обвинения З.И. Михайловой», а 4 декабря Николаев и Вышинский утвердили на нее обвинительное заключение.

Суд состоялся 9 декабря 1937 года. Привожу протокол «Закрытого судебного заседания военной коллегии Верховного суда СССР. 9 декабря 1937 года г. Москва.

 

Председательствующий – диввоенюрист – Голяков

Члены – бригвоенюристы – Преображенцев и Рутман

 

- 71 -

Подлежит рассмотрению дело по обвинению Михайловой Зои Ивановны в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-1б, 58-7, 58-8, 58-9.

Подсудимая никаких ходатайств к отводу суда не заявила. После оглашения обвинений председательствующий спросил подсудимую, признает ли она себя виновной, на что подсудимая ответила, что виновной себя не признает. Свои показания на предварительном следствии подтверждает и заявляет, что показания свидетелей не верны. Она проводила однократную прививку и считает ее самой ценной. Рейнер ложно показывает на нее. Эта работа проводилась в 1935–1936 годах и признана ценной. В последнем слове, которое было предоставлено подсудимой, она заявила, что невиновна.

Суд удалился на совещание. По возвращении суда председательствующий огласил приговор: «Предварительным и судебным следствием установлено, что Михайлова, будучи в курсе антисоветской и шпионской деятельности врага народа Великанова, принимала активное участие в осуществлении намеченной бактериологической диверсии. Одновременно с этим Михайлова принимала участие в проводимой Великановым вредительской работе в Бактериологическом институте РККА. Признавая виновной Михайлову в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 58-1б, 58-7, 58-8, 58-9 УК РСФСР, военная коллегия Верховного суда СССР приговорила:

Михайлову Зою Ивановну лишить воинского звания военврача 1 ранга и подвергнуть высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией всего лично ей принадлежащего имущества. Приговор окончательный и в силу постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г. приводится в исполнение немедленно».

Председательствующий – Голяков.

Члены – Преображенцев, Рутман.

(«Суд» длился 15 минут).

 

В имеющейся в деле справке с грифом «Сов. секретно» говорится, что «приговор о расстреле Михайловой Зои Ивановны приведен в исполнение в г. Москве 9 декабря 1937 года.

Акт о приведении приговора в исполнение хранится в особом архиве 1 спец. отдела МВД СССР, том 2, лист № 429».

 

Нач. 10 отделения 1 спецотдела МВД СССР

майор – Михалев

 

- 72 -

Далее рукою работника Архива КГБ Сергея Бутова написано:

«Акт о кремации отсутствует, данных о месте захоронения не имеется»

= 5 ноября 1992 г. =

 

Материалы процессов 1937–1938 годов говорят о том, что арестованных заставляли признаваться в несовершенных преступлениях и оговаривать других неповинных людей, а тех, кто противился этому, после непродолжительного следствия расстреливали. Моя мать оказалась смелым, порядочным человеком, предпочтя смерть требуемой от нее лжи.

В нашей прессе сообщалось, что в те годы расстреливали людей, так как они признавали себя виновными. А как же с теми, кто не признавал свою вину, кто не был виноват на самом деле, кто держался до конца, несмотря на зверские пытки. Их все равно расстреливали, ибо это было нужно тем, кто допрашивал, тем, кто утверждал обвинительное заключение, тем, кто был членом военной коллегии Верховного суда СССР и тем руководителям партии и правительства, которые санкционировали эти преступления.

Итак, с З.И. Михайловой советская власть расправилась. Был расстрелян человек, посвятивший всю жизнь служению идеалам социализма и коммунизма, отдавший все свои силы и знания работе, направленной на улучшение здравоохранения и медицинского обслуживания советского народа. А допросы И.М. Великанова продолжались. Ему предъявлялись все новые и новые обвинения. В деле появляется все больше фамилий людей, оговаривающих отца. Я думаю, все это происходило после пыток, или, как сейчас принято говорить, «после физических воздействий».

Это – А.С. Коссовский, Х. Г. Раковский, Найда, М.Г. Геллер, Я.М. Фишман, В.А. Барыкин, Б.Я. Суслов, С.М. Никаноров, Сабанин, М.И. Баранов, Б.А. Рейнер, Н.Н. Гинзбург, проф. Скородумов, а впоследствии и нарком связи Халепский.

 

Допрос И.М. Великанова 10 августа 1937 г.

 

Вопрос: «Вы арестованы как участник военно-фашистского заговора. Однако до сих пор вы не говорили всей правды о вашей преступной деятельности. Начните говорить правду».

 

- 73 -

Ответ: «В антисоветский военный заговор я был завербован в 1936 г. Тухачевским. Этому предшествовала длительная обработка меня в антисоветском духе со стороны нынешнего наркома связи Халепского. Тухачевский меня предупредил о строгой конспирации. По делам заговора и бактериальной диверсии ни с кем не связываться и не говорить...»

А дальше идет такая чушь, что и пересказывать не хочется. Когда читаешь эти показания, то приходишь к выводу, что давать их мог человек полностью сломленный и физически, и морально. Все его «признания» были полнейшим абсурдом, изготовленным следователями и подписанным дрожащей рукой полуживого человека...

То, что дело на И.М. Великанова было сфабриковано, сразу понимаешь, когда читаешь Обзорную справку КГБ по архивно-следственному делу № 967581 по обвинению Тухачевского М.Н. 1893 года рождения, составленную в 1956 году.

...Тухачевский признавал себя виновным в своих собственноручных показаниях от 1 июня 1937 года. Он назвал 20 фамилий руководящих работников лично им завербованных в военный заговор. Кроме этого, он назвал фамилии 44 участников заговора. В суде Тухачевский себя виновным признал и был приговорен к расстрелу. Фамилии диввоенврача Великанова И.М. и военврача 1 ранга Михайловой З.И. в показаниях Тухачевского и других обвиняемых не упоминаются. А ведь Великанов был арестован как участник военного заговора, организованного Тухачевским. Я думаю, следователи знали об этом, но получили приказ любой ценой заставить отца «признаться», что он завербован Тухачевским, и в некоторой степени преуспели в этом.

Я уже писал о совместной командировке под Ленинград летом 1937 года И.М. Великанова и его помощника военврача II ранга А.С. Коссовского.

А вот материалы следственного дела:

 

Протокол допроса

Коссовского Александра Сигизмундовича от 17.09.37 г.

 

1902 года рождения, поляк, вышел из партии как троцкист, военврач II ранга.

Вопрос: Как вы попали в Биотехнический институт?

 

- 74 -

Ответ: Я врач-микробиолог. Профессор Великанов отобрал меня для работы в своем институте, когда я работал в Военно-медицинской академии в Ленинграде. С апреля 1937 года я был секретно связан с представителями НКВД и несколько раз информировал НКВД о Великанове. В своих донесениях я не называл его вредителем, так как я его уважал и считался с его авторитетом, но указывал на недостатки в руководстве институтом.

Вопрос: Вы предательски сообщили Великанову о своей секретной связи с НКВД и о том задании, которое вы получили от НКВД.

Ответ: Я признаю, что этим я совершил тяжелое преступление. Пошел на это потому, что полностью доверял Великанову и ценил в нем крупного ученого, начальника института и культурного человека. Но антисоветской деятельности я не вел.

Вопрос: Вы совсем запутались. Не врите и расскажите о вашей антисоветской деятельности.

Ответ: Великанов завербовал меня для выполнения диверсионных актов против населения г. Москвы в конце мая 1937 года. Он говорил мне, что Тухачевский и Фишман болеют за научную работу в РККА, но им не дают развернуться, так как в РККА очень развит карьеризм и никто серьезно не интересуется научной работой. Великанов сказал мне, что «японские круги уделяют мне и моему институту больше внимания, чем в СССР». В конце мая 1937 года после служебного заседания в институте Великанов заявил мне: «Я знаю вашу преданность мне, я знаю вашу ненависть к политическому режиму в стране и поэтому говорю с вами откровенно. Вы, вероятно, слышали о происшедших арестах. Не пощадили и таких людей, как Тухачевский и Корк. Идут массовые аресты лучших людей. НКВД становится в положение руководящего, узурпирующего органа в стране, наступает катастрофа. Надо ее остановить».

И далее...

«Накануне отъезда с Великановым в Кричевицы меня вызвал уполномоченный особого отдела НКВД тов. Кузьменко, с которым я был связан несколько месяцев. Он заявил мне, что Великанов шпион и диверсант и что не исключена возможность, что свою поездку через Ленинград в Кричевицы он попытается использовать для бегства за границу и что в случае, если он попытается бежать, это следует пресечь или, если это

 

- 75 -

будет необходимо, уничтожить его. За время своей поездки я, однако, ничего подозрительного со стороны Великанова не видел. Во время разговоров с Великановым во время командировки, он, видя мое недоверие к нему, спросил: «Уж не дошло ли до вас сведений о том, что я шпион и диверсант, мне эти поклепы известны уже давно, вы седьмой человек из нач. состава института, говорящий мне об этом». Далее Великанов заявил мне, что все это следствие провокационной и контрреволюционной разрушительной работы, которую ведет в институте комиссар Лисицын, являющийся ставленником Гамарника, и что Кузменко находится в заблуждении и под влиянием Лисицына. По приезде в Москву я сейчас же написал рапорт наркому тов. Ворошилову, в котором изложил все случившееся и просил указания о том, могу ли я при сложившихся обстоятельствах выполнять приказания Великанова?

На свой рапорт я получил от личного секретаря наркома Ворошилова, тов. Хмельницкого ответ, что нарком прочел мой рапорт и что я беспрекословно должен выполнять все распоряжения Великанова, иначе пойду под суд. Я никогда не сомневался в политической честности Великанова, считая его преданным большевиком. Теперь же мне очевидно, что я ошибался, что я не был вправе в чем-то ни было поверить Великанову».

 

Справка по архивно-следственному делу № 959830

на Коссовского А.С.

 

Коссовский Александр Сигизмундович 1902 г. рожд., уроженец Гродненской губернии, местечко Свислочь, еврей, гражданин СССР. До 1921 г. член ВКП(б), до ареста научный сотрудник Биотехнического института РККА, арестован УНКВД Ленинградской области 9 августа 1937 г.

 

В справке на арест Коссовского указано: Коссовский имеет родственников в Польше. В 1921 году выбыл из ВКП(б) по несогласию с генеральной линией партии. Будучи тесно связан с участником антисоветского военного заговора Великановым и являясь нашим источником, нас не информировал, а, получив задание следить за Великановым при совместной с ним поезд

 

- 76 -

ке в погранзону, о полученном от нас задании поставил в известность Великанова.

В начале следствия Коссовский отрицал свою виновность в предъявленном ему обвинении, заявляя, что он честно выполнил задание НКВД, сообщая о недостатках в работе Великанова. В дальнейшем он полностью признал себя виновным в предъявленном обвинении.

19 ноября 1937 г. была проведена очная ставка между Коссовским и Великановым. На этой очной ставке Коссовский утверждал, что Великанов обрабатывал его в антисоветском духе и втянул в заговор, что Великанов отрицал.

10 декабря 1937 г. военной коллегией Верховного суда СССР Коссовский по ст. ст. 58-1б, 58-6, 58-8, 58-11 УК РСФСР осужден к В. М. Н. Приговор исполнен.

В судебном заседании Коссовский виновным себя не признал и показания, данные на предварительном следствии, не подтвердил, назвав ложными.

Михайлова З.И. по показаниям Коссовского не проходит.

 

Следователь 1 отдела КГБ

капитан – подпись (Кульбашный)

17 апреля 1956 г.

 

Протокол допроса

Великанова от 6 ноября 1937 года

 

Вопрос: Когда вы были в командировке в Японии?

Ответ: В Японию я ездил в составе делегации Красного Креста СССР в 1934 г.

Вопрос: Следствием установлено, что в период вашего пребывания в Японии вы были завербованы японской разведкой для целей шпионажа в ее пользу. Вы признаете это?

Ответ: Нет, я это отрицаю.

Вопрос: Поймите, что ваше дальнейшее запирательство совершенно бесполезно для вас. В своей шпионской связи с японской разведкой вы обличаетесь показаниями японских шпионов Раковского и Сабанина.

Ответ: Это я категорически отрицаю.

Вопрос: Следствием установлено, что ваша подлая предательская работа этим не ограничивается. Установлено также, что после ареста Тухачевского вы намеревались совершить массовый терр. акт против населения г. Москвы пу

 

- 77 -

тем заражения пищевых продуктов бактериологическими средствами.

Ответ: Это я также категорически отрицаю.

Вопрос: В этом вы изобличаетесь показаниями Коссовского, которого вы привлекли для выполнения этого терр. акта. Вам теперь понятно, бесполезная ложь вам не поможет скрыть свои преступления перед народом и Советской властью.

Ответ: Это я отрицаю, я никогда его ни для чего не вербовал.

Вопрос: В этом же вы изобличаетесь показаниями бывшего профессора Скородумова, арестованного в Иркутске. Скородумов показал, что вы его привлекли к антисоветской деятельности и дали ему задание провести в интересах Японии акт бактериологической диверсии в Забайкалье с целью обеспечения интервенции против СССР.

Ответ: Это я также отрицаю.

Вопрос: Вы теперь видите, что вы полностью изобличены. Ваше запирательство на следствии подтверждает лишь степень вашей враждебности против Советской власти. Следствию ваша физиономия злейшего врага народа ясна. Запирательством избежать ответственности перед пролетарским судом за свои подлые злодеяния против советского народа вам не удастся. Вам объявляется, что следствие по вашему делу закончено.

Допросил: оперуполномоченный

5 отдела госбезопасности

лейтенант – подпись (Петерс)

 

Несмотря на то, что 6 ноября следствие по делу отца было якобы закончено, допросы продолжались... Последний протокол датирован 21 ноября 1937 г.

Вопрос: На очной ставке с Коссовским вы убедились в том, что нам ваша попытка провести бактериологическую диверсию известна. Ваше утверждение того, что вы по бактериологической диверсии, возложенной на вас Тухачевским, ничего не сделали, следствием отвергнуто. Прекратите, наконец, бесцельное запирательство и начните полностью рассказывать о своей шпионской и диверсионной работе.

Ответ: Предъявленное мне обвинение отрицаю. От дачи дальнейших показаний отказываюсь.

21 ноября 1937 г.

Собственноручная подпись Великанова.

 

- 78 -

А дальше начинается непонятная история. До 10 марта 1938 года в деле нет никаких документов – ни допросов, ни вызовов следствия, то есть 3 месяца и 20 дней исчезли из жизни арестованного Великанова. Что это? На мой взгляд, или Великанова допрашивали, применяя методы физического воздействия, но он отрицал свою вину и это не фиксировалось протоколами, или он сидел в камере и ждал суда, что маловероятно. Так вот перед нами самый последний протокол из дела от 10 марта 1938 года Допрашивает отца тот же самый Петерс:

Вопрос: Вы пытаетесь скрыть свою шпионскую деятельность. Сейчас, когда эта сторона ваших преступлений установлена, ваше отрицание следствие может расценивать не иначе как продолжение вашей шпионской провокационной работы.

Ответ: Я продолжаю отрицать обвинение меня в шпионаже.

Вопрос: Помимо тех показаний, ранее вам предъявленных, изобличающих вас в шпионаже, вам предъявляются показания Халепского в части, где он излагает ваш разговор с ним о вашей связи с японскими военными кругами. Имел место такой разговор?

Ответ: Нет. Подобного разговора у меня с Халепским не было. Это я отрицаю.

Вопрос: Вы хотите сказать, что Халепский вас оговаривает?

Ответ: Да, очевидно.

Вопрос: Чем же это объяснить? Разве Халепский с вами имеет личные счеты, в силу которых ему понадобилось вас оговаривать?

Ответ: Не знаю, чем это объяснять. Личных счетов у меня с ним не было никогда.

Вопрос: Разве Халепский не ваш сообщник по предательской деятельности?

Ответ: Нет, о его предательской деятельности мне ничего не известно.

Вопрос: Вам предъявляются показания Халепского, из которых устанавливается, что он является Вашим сообщником по антисоветской деятельности.

Ответ: Я отрицаю показания Халепского, так как они не отвечают действительности. Он моим сообщником никогда не был.

Собственноручная подпись – Великанов

 

- 79 -

Через 19 дней начальник 5 отдела ГУГБ НКВД СССР Комиссар госбезопасности 3 ранга Николаев и Прокурор Союза СССР Вышинский утвердили

 

Обвинительное заключение

 

5-м отделом ГУГБ НКВД СССР был арестован бывший начальник Биотехнического института РККА, диввоенврач Великанов Иван Михайлович на основании имеющихся в НКВД данных о его причастности к деятельности антисоветского военного заговора.

В процессе следствия по его делу установлено, что обвиняемый Великанов является шпионом японской разведки, будучи завербован для этой цели в момент своего пребывания в 1934 году в Японии в составе делегации Красного Креста бывшим японским военным министром Араки, которому передавал ряд секретных сведений, касающихся вопросов биотехнического вооружения РККА.

В 1936 году Великанов был привлечен врагом народа Тухачевским к участию в антисоветском военном заговоре, подготовлявшим вооруженное восстание с целью свержения советской власти.

По заданию Тухачевского обвиняемый Великанов, будучи начальником Биотехнического института РККА, проводил активную вредительскую работу по срыву вооружения Красной Армии средствами бактериологического оружия.

Одновременно с этим обвиняемый Великанов по заданию Тухачевского подготавливал план массовой бактериологической диверсии, намеченной Тухачевским, к осуществлению внутри СССР в момент вооруженного выступления против Советской власти.

Помимо этого следствием установлено, что обвиняемый Великанов в момент ликвидации органами НКВД антисоветского военного заговора, после ареста Тухачевского и других главарей этой банды, подготавливал совершение в Москве массового террористического акта путем заражения пищевых продуктов, потребляемых населением г. Москвы, средствами бактериологического поражения.

С этой целью обвиняемым Великановым был завербован троцкист, военный микробиолог Коссовский, на которого Великанов возложил практическую подготовку и выполнение этого террористического акта.

 

- 80 -

На основании изложенного – Великанов Иван Михайлович, 1898 г. рождения, уроженец деревни Яманово, бывшей Владимирской губернии, бывший член ВКП(б) с 1919 г. Отец, бывший провокатор царской охранки, умер в концлагере. До ареста начальник биотехнического института РККА, диввоенврач – обвиняется в том, что:

1. Является с 1934 г. шпионом японской разведки.

2. В 1936 г. вошел в состав антисоветского военного заговора.

3. Проводил активное вредительство в области бактериологического вооружения.

4. В конце мая 1937 г. подготавливал терр. акт против населения г. Москвы, путем бактериологического заражения.

Обвиняемый Великанов в предъявленном ему обвинении сознался частично.

Изобличается показаниями Гендлер, Коссовского, Раковского, Сабанина, Фишман, Рейнер и Халепского.

Подлежит преданию суду военной коллегии Верховного суда СССР с применением к нему закона правительства от 1 декабря 1934 г.

Опер. уполномоченный 5-го отдела ГУГБ НКВД

лейтенант госбезопасности (Петерс)

Согласен: пом. начальника 6 отдела ГУГБ НКВД

майор госбезопасности (Листенгурт)

 

Справка: Арестованный Великанов И.М. содержится в Бутырской тюрьме НКВД.

(Петерс)

 

8 апреля 1938 г. состоялось закрытое судебное заседание выездной сессии военной коллегии Верховного суда СССР.

 

Председательствующий – Бригвоенюрист – Кандыбин.

Заседание открыто в 10 час 30 мин

Заседание закрыто в 10 час 45 мин

 

Рассмотрено дело по обвинению Великанова И.М. в преступлениях, на основании ст. ст. 58-1б, 58-7, 58-8, 58-11.

Подсудимый виновным себя не признал и свои показания на предварительном следствии не подтвердил. Дал ложные

 

- 81 -

показания, потому что сильно волновался на допросе. В заговоре он не состоял. Показания Раковского знает и считает их оговором. Министр Обороны Японии Араки его на шпионскую работу не вербовал. Правильность известных ему показаний Гендлера, Коссовского, Сабанина, Фишмана, Рейнера и Халепского – отрицает.

Почему все эти лица дают такие показания, объяснить не может.

Судебное следствие закончено. В последнем слове подсудимый заявляет, что он сам себя и другие его оговорили. После совещания председательствующий оглашает приговор: Великанова Ивана Михайловича – лишить воинского звания диввоенврача и подвергнуть высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества.

В деле имеется справка:

Приговор о расстреле Великанова Ивана Михайловича приведен в исполнение в Москве 8 апреля 1938 года.

Акт о проведении приговора в исполнение хранится в 1 спецотделе НКВД СССР, том № 3, лист № 142.

Начальник 12 отдаления 1 спецотдела НКВД СССР

лейтенант госбезопасности (Щевелев)

 

В справке имеется приписка:

Акт о кремации отсутствует, данных о месте захоронения не имеется.

5 ноября 1992 г. Сотрудник архива КГБ

подпись – (Сергей Бутов)

 

Могилы многих партийных и советских деятелей, а так же руководителей Красной Армии, расстрелянных в 1937–1938 годах, остались неизвестными. Я пытался найти места захоронения моих родителей, но безрезультатно.

Отец погиб в возрасте 39 лет, а мать в 48 лет. Им не дали дойти до вершины своей научной деятельности. Военная микробиология была отброшена на 10–20 лет назад, так как все научные разработки, связанные с фамилиями Великанова и Михайловой, были уничтожены.

После их реабилитации в 1956 году я получил свидетельство о смерти родителей. В первоначальном варианте НКВД – отец умер 15 июня 1940 г., а мать умерла 12 августа 1939 г.

 

- 82 -

В январе 1993 года Военная прокуратура выдала мне другие свидетельства о смерти, где стояли новые даты, соответствующие датам, приведенным в следственных делах, которые я изучал.

Но хотелось бы рассказать еще об одной немаловажной истории. Перед войной и в первые годы войны мы слышали от знакомых, что их друзья видели и встречались в «шарашках» с Великановым и Михайловой. Шарашками в те годы называли научные учреждения различного профиля, работавшие в составе НКВД.

Одну из них хорошо описал А.И. Солженицын в своем романе «В круге первом».

В шарашках работали Туполев, Королев и многие другие знаменитые люди.

Мои родственники очень взволновались в то время, говоря, что такие видные микробиологи, как мои родители, не должны были быть расстреляны, так как они могли принести еще Советскому Союзу большую пользу. Но потом эти разговоры стихли, и мы потеряли надежду увидеть живыми наших родителей. А как же было на самом деле? Эту тайну, наверное, мы уже никогда не узнаем.

А может быть публикация этой книги поможет открыть последние страницы в жизни первооткрывателей Советской военной микробиологии – Ивана Михайловича Великанова и Зои Ивановны Михайловой.