Инверсия вторая: Целиноград, 21.05.78-5.06.78.

Шоферюги

Камера в Целиноградской тюрьме — квадратных метров двадцать с небольшим. Сидело одновременно (состав за две недели менялся не раз) примерно пятьдесят зэков.

Это значило, что мы жили, постоянно лежа на двухэтажных нарах. Не то что ходить нельзя — посидеть за столом и то допускали

 

лишь избранное общество: семь-восемь главных воров. По тюремным меркам камера была хорошей: в ней имелась дырка в полу, обозначавшая туалет, даже кран, чтоб помыть руки и посуду. Оправляться в присутствии полусотни сокамерников было не слишком кайфово, но мы, люди российские и ко всякому привычные.

Как расселялось общество? По традиции, о которой узнал впоследствии (у Солженицына), воры занимали правую (от входа) половину верхних нар — у окна. Их признанным вожаком, хозяином в камере, стал мощный, мускулистый и пронырливый Виктор Нефедов. Пусть Бог меня простит, если грешу на человека, но тогда допускал, что у него наводка от опера: уж больно он «навеливался» мне в приятели. В конце концов, «Место и время» уже вышло в Париже, пора бы начальству и меры принимать...

Слева от воров, тоже на верхних нарах, сидели убийцы. Это «мой контингент» — писал там жалобы. С ворами не общаться легко, они народ ночной: отсыпались днем, а ночью «жили»: играли в самодельные карты, травили «романы» и так далее (я не слишком знаю, что именно делали — ночами я спал). Убийцы — дело иное: их дела меня интересовали для будущей книги, вот этой самой. Но попадались не слишком интересные персонажи: кто убил жену из ревности и «косил», якобы случайно рука сорвалась, кто застрелил товарища на охоте (видать, по пьянке) и пр.

По-настоящему интересными были обитатели первого этажа нар. По правую половину, т. е. опять-таки более привилегированную, расположились шоферы, поубивавшие пешеходов на дорогах. До Целинограда в мыслях у меня не было, насколько многочисленна эта категория заключенных в СССР. Частных автомобилей в стране было мало: в моем кругу ленинградских знакомых, писателей и киношников, лишь 2-3 человека имели свою машину, а среди соседей по камере лишь один имел любительские права, а все остальные считались шоферами-профессионалами. Их везли этапами в особые зоны, в колонии, где режим был намного мягче обычного, но отмеренные судами сроки предстояло отрабатывать за рулем казенных грузовиков. Бывали такие сутки, когда шоферы составляли 17-18 человек в камере, т. е. треть всего состава зэков.

На Западе, как известно, автотранспорт давит людей со страшным темпераментом (у нас, в Израиле, например, под колесами гибнет в 6-7 раз больше людей, чем в войнах, терактах и подавленных демонстрациях арабов). Но в ту пору в Союзе процветала теория -возможно, уже отмененная, но тогда казавшаяся вполне логичной:

одним из преимуществ социалистической системы является более безопасная ситуация на шоссе. Потому что социализм целенаправленно развивает общественный автотранспорт: дороги свободнее 01 машин, вместо сотни частников едут по шоссе три автобуса, вместо сотни дилетантов за рулями — три профессионала... Господа, при всей советской привычке не доверять прессе, это рассуждение каза-

 

лось мне верным! Тем сильнее запомнилась целиноградская камера, на треть заполненная шоферами-«убивцами» (а Казахстан был одним из самых благополучных в СССР регионов: там, действительно, относительно неплохие дороги, действительно небольшая — относительно — загрузка). Объективности ради признаю: уже в то время в журнале «Социологические исследования» опубликовали статью, где признавалось: из-за низкого качества тормозов и системы управлений, из-за слабой подготовки водителей — СССР по количеству дорожно-транспортных происшествий и наездов на один километр дорог занимает первое место в мире.

Я это видел своими глазами в Целинограде. Набросаю несколько шоферских силуэтов.

Моим соседом по нарам был единственный шофер-любитель — молодой красавец-славянин, с длинными, до плеч, светлыми локонами, в заграничном наряде. В пьяном виде на кого-то наехал — насмерть. Он дико раздражал меня — не только полным отсутствием раскаяния (мне казалось, что про такую вещь, как совесть, парень вообще не слыхивал), но классическим, будто из дурных марксистских книжонок взятым классовым высокомерием, некоей нутряной убежденностью, что он, сын такого-то и такой-то (имен родителей предусмотрительно не называл), получит особое отношение к его персоне, и с ним не смеют обращаться, как с прочим плебсом. Что из тюрьмы скоро вытащат — не сомневался. Но если отбросить «аристократические» претензии, то общим духовным каркасом парень удивительно напоминал самых отвратных для меня обитателей камеры — полублатных из числа лагерных активистов, так называемых «самоохранников». Был он большим советским патриотом, чем тоже предельно меня раздражал (чего уж скрывать) — все нахваливал непобедимую и легендарную советскую армию и ее могучие ВВС, где он некогда служил. Вот типичный фрагмент из нескольких его военно-патриотических «новелл»:

— На аэродроме стояло несколько МИГ-25. Лучшие в мире самолеты, американцев задавят запросто. Скорость — до четырех махов (Мах — скорость звука в воздушной среде — 1200 км в час — М.Х.). Летают на них летчики первого класса. Бывает, что полковники. Все дали мужикам: положение, любое барахло, денег навалом. Баб взяли самых лучших. Бабы у них не работают: работать негде, да и по совести незачем: мужики домой башлей до х.. приносят. Но перегрузки в полетах такие — на у кого из офицеров в постели не стоит... Я там шофером в БАО (батальон аэродромного обслуживания — М.Х.) служил — всех баб у летчиков перее...!

Таков был вот наш патриот, любитель советского отечества...

Других патриотов представлял старик-шофер, невысокий, солидный, с моржовьми — торчком — усами. Этот водил не автомобиль, не та уже была у старика реакция, но самоходный кран. Одна-

 

жды, неловко развернувшись на повороте, задел прицепом коляску с грудным ребенком, ожидавшую перехода на тротуаре. С места происшествия удалился, не останавливаясь (в камере говорил, что ничего не видел. Может быть...). Поскольку задавленный насмерть грудной младенец оказался казашонком, судила его тоже судья-казашка, был уверен: с ним сводят «казахские счеты». Заключение за убийство переживал исключительно как общественный позор. В камере любил рассказывать про великие подвиги в войну. У меня как бывшего литзаписчика генералов тлело подозрение, что он сочинил себе биографию под образцы, прочитанные в книжках, наподобие тех, что я сам литературно оформлял, но верит во все это литературное действо, предназначенное для воспитания молодежи. Может, я не прав, но уж больно знакомыми эпизодами звучали и бегство из госпиталя на фронт, чтоб попасть в любимую часть, и хождение за «языком» через минное поле... Сюжеты в духе сочиняемых политработниками в годы войны.

Поскольку Бог любит троицу, то напоследок припомню третьего, совсем молоденького шоферюгу, малого, но ловкого, как шимпанзе, красивого, как французский киноактер (тип Алена Делона). Он кому-то сказал, что родом из Чимкента.

— Мне гостья из ваших мест рассказывала, что в Чимкенте был большой бунт. Это верно?

— Было дело, — он доволен, что хоть кто-то здесь слышал про родной город. — Менты подобрали на улице пьяного шофера, на мостовой валялся. С получки. Ну, занесли в отделение, почистили ему карманы. Он, как проспался, начал права качать, мол, не имеете права получку забирать, жаловаться буду... Они понервничали, второпях замочили его. Трупешник на пустырь выкинули, а того, дубари, не поняли, что люди их заметили... Ну, двинулась шоферня на милицию, потом партию из горкома к е.... м.... выкинула...

Поразительная страна — СССР. Бунт, рабочие приступом захватывают здание горкома КПСС (то же мне рассказала в Ленинграде чимкентская гостья по свежим следам событий) — и никому ничего толком об этом неизвестно. Я и сам бы, может, не поверил в такое, если бы не наткнулся на двух свидетелей, совершенно не связанных друг с другом...

Кстати, красавец- Делон сидел не за наезд, а совсем по особому

— Я работаю в торге. Столько калыма имею — вам не приснится...

— Расскажешь — как?

— Почему нет? Нормы в торге рассчитаны на средних шоферов, вроде вон этого бати, с крана... Реакции у них никакой, еле за руль держатся... Да вроде и против натуры шоферам в торге торопиться — быстро товар по точкам развезешь, а потом что делать целый день, куковать? Ну, я, что от хозяина положено, развезу в три раза быстрее, чем по их нормативам, еще и грузчикам из своего кармана

 

доплачу, чтоб товар в магазины побыстрее разгрузили. Мне работать надо, а не до пенсии отрабатывать...

— Дальше?

—А дальше весь день мой. Скажем, завез в мебельный магазин гарнитуры. И жду рядом. Покупатели тут же его оформляют их в кассе. А как домой довезти? Есть служба доставки, так она ему гарнитур на завтра, а в лучшем случае вечером привезет.. А я стою у того же магазина в сторонке. Фургон под ту же мебель приспособлен, грузчики те же самые... Только заплати, через полчаса вся твоя мебель будет у тебя дома. Он только что пару тысяч за гарнитур выложил, так что ему мне лишних полсотни кинуть — и мебель дома, и в полном ажуре, сам же с ней и приедет! Вот вам час-два работы — и у меня в кармане сотня лежит.

(Напоминаю — средняя зарплата по стране была где-то полторы сотни рублей в месяц).

— Проверок не боялся?

— Ментов, что ли? Так у меня же накладная на перевозку мебели! Кто проверит, в какую сторону я ее везу? Да и оборачивался я быстро, в том сноровка моя. Кто поймает?

Усмехнулся:

— Трудности-то какие? При моей реакции, при моих скоростях работы машина должна быть тип-топ. Из-за нее же и сел, из-за родимой.. И, отвечая на мой вопросительный взгляд, рассказал «дело».

— Если хочешь зимой быстро работать, машину нужно обуть в новую резину, все запчасти должны быть под рукой каждую минуту. При моих темпах иначе нельзя — весь заработок уплывет. А где купишь — ни за какие ведь деньги... Как раз приятель вернулся из зоны, выпили, я с ним поделился нуждой, он говорит — знаю место, где и резину, и запчасти можно достать. Повел меня ночью в один цех, вынули мы стекло из окошка, там всего, что надо, лежало под завязку, взяли, следы в цехе огнетушителем обработали, я с кентом полностью рассчитался, одел на машину новый карбюратор, новые башмаки ей обул — тут меня и взяли!

— Продал кто?

— Кто продаст! Кроме нас двоих, не знал никто! Следы-то в цеху мы смыли, а вот про стекло впопыхах забыли, там наши пальчики четко-четко отпечатались... Кент-то из зоны, ну, все про него есть в картотеке. Судья постановил: раз детали я на государственный грузовик приспособил, их оттуда не снимать и в убыток государству не записывать. Так что на мне иска нету.

...Такие вот типы шоферов жили на нашем этаже нар. Но вообще-то я жил не с шоферами: сам выбрал левую сторону нижних нар, где накапливались малолетки, которых по достижении 18 лет в их колониях этапировали в обычные лагеря.