«Подельники Николаи» - Гамула и Гуцул
Утро. Последний раз перед построением на развод прощаюсь с товарищами. Целует Пэнсон. Бессвязно и неожиданно трогательно признаваясь в сердечной привязанности, трясет руку «революционер-коммунист» Герман Ушаков...
Среди прощающихся два пожилых украинца, подельники Николай Гамула и Николай Гуцул. Оба «рецидивисты», оба сидят по второму заходу. Гамула — бойкий, черноволосый, с плутовато косящими глазами, любопытный, как муха, и любит изобразить дурачка — но на самом деле как раз неглуп и себе на уме. В войну вступил в польскую армию, формировавшуюся из беженцев из Польши в Ташкенте, — так называемую армию генерала Андерса, но почему-то не убыл с ней на Западный фронт, в Италию, а был арестован МГБ и получил тогда 10 лет по 58-й статье. Обстоятельств ареста не знаю — но в 1956 году Гамула был реабилитирован, устроился садовником в совхозе, народил троих лукавых, как он сам, мальчишек — и мог бы, кажется, успокоиться, зажить жизнью, как говорится, равномерно-прямолинейной... Но однажды в бане, Где подслушек точно не стояло, я услышал, как Гамула снисходительно поучал земляка-полицая Коломийпа: «Не каждому дано быть борцом». Ему это, видимо, было дано на долю: лет через пятнадцать после освобождения вступил в кружок любителей «запретного чтива» во главе с Оксаной Попович. Кроме Гамулы, в кружок входил еще Гайдук (его не знаю, он сидит во Владимирской крытке) и нынешний наш сосед по бараку — Гуцул.
Гуцул — потомственный бандеровец: отец и старшие братья погибли в УПА. И сам он сидел под «вышаком», которое «по несовершеннолетию» заменили ему десятью годами. Через несколько лет, отвечая на стандартные вопросы конвоя: «Срок? Статья?» — крикнул: «Гуцул, пятьдесят висьма, десить роцив», и в ответ услышал:
«Какие десять? Двадцать пять!» То есть заочно кто-то навесил 15 лет сроку и даже не сообщил: какая разница, все равно ведь в зоне сдохнет... Через 11 с хвостиком лет после ареста попал Гуцул под
амнистию 1956 года, а еще через три года пришло сообщение Верховного суда ему отменили двадцатипятилетний срок и восстановили первый, десятилетний... Он тоже читал запретные книжки у Оксаны Попович.
Гамула — преступник больший: он не только читал, но и изготовлял — перефотографировал «Новый класс» Милована Джиласа. Но срок у него — меньший: учли, видимо, первую десятку, по которой был оправдан, как аванс, и милосердный суд выдал ему всего восемь лег. Пять зоны плюс три ссылки. За написание своей книги Джилас получил много меньше, чем его украинский читатель-почитатель... Впрочем, Гуцул за чтение «Украинского вестника», составленного Вячеславом Чорноволом, получил ту же мерку, что сам составитель — девять лет. (Еще раз вспомнил французскую коммунистку: «У них в СССР такие законы...»)
Однажды Гуцул рассказал мне свою историю, и я — загорелся:
«Давайте, напишем жалобу! Вы пересидели в первый приговор год с хвостиком, пусть хоть этот «пересиженный» год зачтут в срок второго приговора». Написал от его имени жалобу — и недель через шесть пришел ответ из украинской прокуратуры: лишний, сверх приговора год и месяц за колючей проволокой ему милостиво обещали засчитать в... рабочий стаж при выходе на пенсию (в принципе годы работы на лагерных производствах в трудовой стаж не засчитывают). Экие, прости Господи, гуманисты в юридических органах!
Сейчас он прощался, и на его остриженном черепе кожа собиралась глубокими складками — как всегда, когда волнуется:
— Пане Михаиле, на воле про мий рик нэ забувайте, напишить в суд еще...
Что ему ответить?
Напишу. Но когда-то Михаил Коренблит изображал мне в лицах реакцию начальства на полученную жалобу: «Гражданин Гуцул, вы отсидели 11с лишним лет и после этого читали «Вывид прав Украины»? И еще смеете нас о чем-то просить? Скажите спасибо, гражданин Гуцул, за гуманизм Советской власти, которая вас мгновенно не расстреляла!» Я чувствовал, что визгливо-шутовские выкрики Коренблита — это адекватное, точное отражение чувств Шариковых, что сидят в подотделах по очистке страны от кошек...