Благодатные встречи и знамения

1919 Нижний Новгород

 

Знакомство с В. И. Долгановой.

Посещение Выксунского монастыря.

Переписка со старцем Анатолием Саровским

 

Зимой 1919 года Валентина Ивановна Долганова, дочь многодетного торговца, тяжело заболела сыпным тифом. Находясь уже в беспамятстве, услышала слова доктора, сказанные ее матери: «Она безнадежна». Валентина, движимая непонятным чувством, потребовала, чтоб мать позвала иеромонаха Варнаву, которого до этого лишь однажды видела на Дивеевском подворье, приходя туда на послушание: печатать на машинке. Ему захотела исповедаться перед смертью. Мать отговаривала: «Зачем звать? Тебе ничего не грозит, да и он слишком занят и известен, чтоб пойти к тебе». Но о. Варнава пришел, исповедал и причастил. После исповеди попросила его: «Когда умру, вы меня отпойте и похороните». Он погладил ее по голове, стал утешать и сказал, что она обязательно выздоровеет: «Ты мне нужна».

— И вот моя тебе первая заповедь: выздоровеешь, иди не куда иначе, как на подворье, поблагодари Бога.

После его посещения стала поправляться. С болью в ногах пошла в храм преп. Серафима.

 

На сердце лежала гнетущая плита тяжкой скорби. Осенью прошлого года она получила письмо, в котором ей прикровенно сообщали, что ее жених погиб на фронте в Белой армии. Жить не хотелось. Но этот тщедушный, истощенный монах нашел нужные слова, исповедал, дал несколько новых правил, «заповедей», и вернулась надежда. Валентина становится верной помощницей, точным исполнителем нелегких и порой опасных поручений. К нему в церковь Иоанна Милостивого она привела и своих девчонок, подруг³²¹.

Уныние охватило в то лето толпы людей. Многие опускались, перерождались внутренне и внешне. Помощи не видно было ниоткуда. О сентябре 1919 года владыка Варнава вспоминал: «Белые подходили к Москве. Ничего не было. Селедка стоила 50 000 рублей, а сапоги — миллион»³²². (Была в то лето надежда, что все образуется, благодаря победам Добровольческой армии, однако кремлевские вожди организовали ответный контрудар...) Унывали и крестный с женой.

«Как терпите скорби? — писал им племянник. — Нужно благодарить Бога, как бы сердце этого не хотело. Мало того, что легче будет, но и помощь Господь пошлет. Уныние — дело диавольское, ропот — тоже. Все к очищению наших страстей служит. Если теперь не спасемся, то никогда не спасемся. Самое благоприятное время теперь.

Мать передавала мне, что дедушка перед смертью предсказывал это время и говорил, что он не доживет до него, а дети его доживут. Я хорошо эти слова помню и теперь во всей ясности понимаю, что они значат. То же говорила перед смертью и мать моя. Великая была женщина, потому что бездна смирения у ней была. Только я знаю ее ночные со слезами молитвы, ее кротость, воздержание. И чего она хотела у Бога, то и просила, и Он все давал ей. Я был лет шести и все видел. За эти великие скорби и труды она имела дар видения и прозорливости. Но награду ей пусть Господь даст, а не люди. По грехам моим не дожила она до моего монашества, впрочем, его бы не было, она там вымолила его у Бога».

Главное — не цепенеть душой, не застывать, а хоть ненамного, но продвигаться вперед. Он писал воспоминания о родителях, осмысляя истоки своего детства. И чувствовал благодарность не только к Творцу, но и к архиерею также.

 

Сопровождал его в пастырской поездке по епархии, летом они посетили Выксунский женский монастырь, основанный старцем Варнавою Гефсиманским. Его большой почитатель, «новый о. Варнава», много постился, утеснял себя, хотел раствориться в служении Вседержителю, но видел неизбывность прародительского греха, всплывавшего в чувствах и делах. Излюбленная мысль, которую позже сформулировал, была близка и тогда: «Внешние подвиги нужны и полезны, но как тело без души — труп, так и они без благодатного освящения — ничтожны»³²³. Осенью 1919 года посылал одну прихожанку в Саров, к старцу Анатолию Затворнику, вопросить, «есть ли надежда на освобождение от страстей ветхого человека и о внутреннем просвещении». Посланцу было сказано для передачи вопросившему: «Ему скоро Афон откроется...»³²⁴

Монах Анатолий (в схиме Василий), строгий аскет, безмолвник, жил в пустыньке Саровского монастыря и слыл прозорливым. Передал он вопросившему четырехстраничный «Листок № 10» — «благословение святой Саровской обители» - под названием: «Приготовление преподобного о. Серафима к открытому служению ближним и самое служение», и приписал на нем карандашом: «Помолюсь за иеромонаха Варнаву. Буди вам по вере». В присланном тексте привлекало к себе внимание следующее место: «Ко всем приветливый, ласковый, о. Серафим с особенною любовью и участием принимал к себе тех, кого мучили горести, печали, уныние; кто стоял на распутье, не зная, каким путем идти в жизни; кто был обуреваем сомнениями, заблуждался, каялся и скорбел о грехах»³²⁵. В словах и подарке подвижника содержалось указание на предстоящий его молодому собрату новый период жизни — благодатного подвига и помощи людям. Предстояло невидимое восхождение на Святую гору.