22. ВЛАСТЬ И РАВЕНСТВО

Общепринятое определение государства включает три фактора: территорию, население и единую власть. Определение государства, введенное Лениным, включает всего два фактора: класс угнетателей и класс угнетенных. Государство, — писал Ленин, - есть машина для подавления одного класса другим. Цель пролетарской революции, по его словам, - ликвидация классов, что влечет за собой ликвидацию государства. После победы революции начинается процесс постепенного отмирания государства.

Во время моих странствий по России я не заметил никаких признаков отмирания государства. Наоборот, присутствие государства ощущалось в каждом городе и каждой деревне, на каждом предприятии, во всех деталях жизни советского человека. Государство определяет нормы и расценки труда для каждого из миллионов своих граждан, оно выбирает для гражданина место работы и прикрепляет, под страхом "перевоспитания", к этому месту. Советское государство можно не только постоянно видеть, но и беспрерывно слышать. Напрасно обращаются американцы к советским слушателям через мощные передатчики радиостанции "Голос Аме-

рики". Лишь в немногих советских домах имеются радиоприемники. Но существующие приемники отрегулированы так, что дают возможность слушать одну-единственную местную станцию, передающую новости из Москвы. Но если гражданин и поймает передачу из-за границы, он не настолько глуп, чтобы слушать ее при жене и детях. Большинство слушает радио на улицах: государство обращается к своим гражданам через рупор громкоговорителя с раннего утра до позднего вечера.

Любому ясно, что государство в Советском Союзе не только не отмирает, но, напротив, распространяет свою монополию на все области общественной и личной жизни. Если согласиться с определением Ленина, уместно спросить: где угнетатели и где угнетаемые в России после полной ликвидации дореволюционного класса угнетателей - помещиков и капиталистов? В связи с этим встает проблема общественного равенства в стране коммунизма.

Я считаю, что коммунизм многого достиг не силой, а лозунгом о равенстве. Коммунизм обещал землю крестьянам, мир солдатам, хлеб голодным, обеспеченную жизнь бедным. Все эти обещания и тогда, когда их раздавали направо и налево коммунисты-ленинцы, могли показаться сомнительными дальновидному человеку. Теперь все видят, что для сомнений были основания.

Стремление человека к равенству так же естественно, как стремление к свободе. Покуда большая часть человечества искренне считала, что люди от рождения не равны, стремление к равенству откры-

то не проявлялось. Но после Французской революции и особенно после революции в сознании, происшедшей в результате Первой мировой войны, немногие продолжают верить в природные различия между обитателями дворцов и кварталов бедноты.

Коммунизм призывает к бунту против этих различий. В этом призыве была и до сих пор остается его основная сила.

Не случайно коммунистическая революция победила, вопреки знаменитому утверждению Маркса, не в высокоразвитой, а в отсталой стране. В развитых странах не осуществился процесс, заложенный в основу предсказаний марксизма: постоянное обогащение одних и постоянное обнищание других. Этот процесс, по мнению автора "Капитала", должен был привести к образованию двух классов: обладающего всем меньшинства и не имеющего ничего большинства. Но такая пропасть между отдельными слоями населения была и остается по сегодня лишь в отсталых странах. Богатые слои населения этих стран, в эгоистической слепоте, отказываются сгладить различия, преодолеть разрыв. Они сами себя обрекают на гибель, а человечество в целом продвигается к равенству.

В России произошло нечто подобное. Обеспеченные слои населения были сброшены в пропасть. Революция победила. Все полагали, что с победой революции наступит подлинное равенство. Так ли это?

Вспоминаю женщину, приговоренную к пяти годам лагерей по "подозрению в шпионаже". Из ее рассказа можно было судить о ее разрушенном сча-

стье, относительном счастье. Она привезла из Москвы меховую шубу. Ее муж был директором завода, получал большую зарплату - в несколько раз большую, чем зарплата рабочих того же завода. Он мог себе позволить купить роскошную шубу для жены. Он относился к жене, как относится к молодой любимой женщине пожилой богатый человек в любой стране. Но разве мог позволить себе такое хотя бы один из десятков миллионов советских рабочих?

На улице в Ташкенте я однажды встретил двух красивых женщин в великолепных меховых шубках. Дамочки благоухали дорогими духами. Они медленно прогуливались. Рядом с одной шел генерал, рядом с другой — человек в гражданском, красиво и элегантно одетый. Тут же стояли, шли, бежали рядовые советские граждане в своих обычных лохмотьях. Босые, голодные, вшивые. Только спустя много лет я снова увидел шубки, похожие на те, что были на советских дамочках, — на Елисейских полях в Париже.

Но не это главное. Куда важнее понять, являются ли эти привилегии - изысканная одежда, роскошная квартира, первоклассное питание - счастливым уделом одиночек или достоянием целых слоев населения? Если привилегиями пользуются люди одного слоя населения, этот слой превращается в класс даже с точки зрения марксизма.

В Советском Союзе я наблюдал четыре разных вида снабжения и торговли. Не могу утверждать, что их всего четыре, но те, с которыми я ознакомил-

ся в Ташкенте, Джизаке, Самарканде и Маргелане, - без сомнения, основные и наиболее характерные.

В Советском Союзе имеются спецторг, военторг, колхозный рынок и общий рынок.

Само название "спецторг" говорит о его особенности, но по названию трудно судить, с кем этот вид снабжения и сбыта связан и для кого предназначен. Оказывается, эта сеть магазинов является собственностью Наркомата внутренних дел. Ни один человек, если он не сотрудник НКВД с удостоверением советской секретной службы, не имеет права покупать в магазине спецторга. В этот магазин не может попасть ни высокопоставленный правительственный чиновник, ни ответственный партийный работник, ни высший офицер армии. Только сотрудники НКВД и члены их семей. В трудные военные годы, когда советские люди буквально умирали от голода, стойко и мужественно перенося все лишения, офицеры НКВД выносили из магазинов спецторга белый хлеб, масло, мясо и всякое другое добро. Часть этих продуктов непременно попадала на рынок, о котором я до сих пор не упоминал - его и на русском языке называют черным рынком. Некоторые из "стражей революции" не прочь подзаработать...

В военторге, предназначенном только для военнослужащих, тоже имеются товары, которых простые граждане в глаза не видят. Черный рынок частично существует и за счет военторга.

Свободный колхозный рынок открыт перед всеми гражданами. Здесь можно достать различные про-

дукты питания. Иногда муку, иногда овощи и фрукты с приусадебного участка колхозника. Зато цены здесь в несколько раз выше государственных. Не каждый рабочий может себе позволить делать покупки на колхозном рынке, особенно в период, когда цены на товары беспрерывно растут - то из-за сниженного предложения, то из-за повышенного спроса, вызванных войной, массовой мобилизацией и наплывом беженцев.

Для простых смертных - рабочих и людей умственного труда - существует обычная сеть магазинов, в которых очень мало что можно купить по дешевым государственным ценам, в основном хлеб.

Итак, верх социальной пирамиды в России - это НКВД с его спецторгом; в самом низу — серая масса трудящихся; на промежуточных ступенях - партийные и правительственные работники. Деление общества - с точки зрения снабжения основными продуктами, пожалуй, - является основным и решающим. Если судить по денежным доходам, что также важно, на высшую ступень пирамиды поднимаются люди, поставляющие народу развлечения: певцы, музыканты, актеры, писатели и другие деятели искусств. У каждого слоя свой рынок, у каждого класса - свои привилегии.

Различия между отдельными слоями населения в России не похожи на различия в других странах, где в основе лежит частная собственность на средства производства. В капиталистических странах основой является имущество; в Советском Союзе - должность в аппарате власти. В России нет огром-

ных количественных различий (характерных для других стран) между владельцами акций крупной компании и простыми рабочими или служащими. Отсутствием этих различий гордится каждый советский человек, даже те из них, кто помнит еще дореволюционные годы. Не раз мне приходилось слышать:

- Видите этот большой завод? Он не принадлежит никакому фабриканту!

Никогда не скажут: "Завод принадлежит нам"; иногда можно услышать: "Завод принадлежит государству", но обычно довольствуются отрицанием факта принадлежности, и этим очень гордятся.

Самые существенные различия между классами в России не количественные, а качественные.

Различие между поглощающим вкусные блюда и утоляющим голод самой простой едой - количественное; различие же между сытым и голодным - качественное. Различие между человеком, у которого пять костюмов, и человеком, у которого один костюм, — количественное; различие между прилично одетым человеком и человеком в лохмотьях — качественное. Различие между человеком, у которого три пары ботинок, и человеком, у которого одна пара, - количественное; различие между обутым человеком и босым - качественное. В России я видел в основном качественные различия. Я видел людей сытых и голодных, одетых прилично и одетых в тряпье, обутых и босых. Существование больших количественных различий несправедливо, но во сто крат страшнее качественные различия между людьми.

Мне могут напомнить, что я был в России в годы войны и нельзя сравнивать условия жизни в военные годы с условиями мирной жизни. Это утверждение неверно. Я видел не только беженцев и вчерашних арестантов; я знакомился с образом жизни советских граждан в местах их постоянного проживания. Поток беженцев не всегда приносил им убытки; напротив, местные жители часто были рады купить у беженцев рубашку, пальто или пару ботинок. Я спрашивал, отличалось ли снабжение основными товарами в довоенное время от нынешнего. Отличалось, — отвечали мне, — но не очень. У нас всегда была нехватка товаров, но мы этого не стыдимся. Подобные утверждения я слышал много раз, и они очень не похожи на заявления советских солдат, служивших в Вильнюсе и Каунасе. Те обычно говорили: "У нас все есть. Хочешь спички?.. У нас все есть". Но в Вильнюсе я слышал также рассказы парикмахеров о трудовых лагерях.

Самая характерная отличительная черта советского общества — экономическое превосходство сотрудников НКВД. На них всегда чистые новенькие мундиры или элегантные гражданские костюмы. Сапоги или ботинки начищены до блеска, продукты питания и товары они получают в спецторге. Перемены в иерархии власти, о которых рассказал мне Гарин, нашли отражение и в экономике. При Ленине секретная служба была орудием в руках правящей коммунистической партии; в то время не было спецторга. При Сталине компартия стала орудием в руках НКВД, и возник спецторг.

Но неужели в Советском Союзе не завидуют привилегированным? А если эта естественная и справедливая зависть голодных и босых существует, почему она не находит выражение и выход, как в других странах, где имеются качественные различия между отдельными слоями населения?

Ответ на этот вопрос дает деятельность НКВД. Ему удалось жестоким террором убедить советских граждан в полной безнадежности и бесполезности любой попытки воспротивиться приказам властей и существующему порядку. Ему удалось вселить страх в сознание граждан. Это не просто страх перед властями и наказанием. Это страх перед катастрофой. Страх перед появлением зеленых фуражек напоминает страх человека, повисшего над глубокой темной пропастью.

В России существует глубокая классовая зависть, но если в других странах зависть часто превозмогает страх, то в Советском Союзе страх всегда пересиливает зависть.

В Советском Союзе нет экономического равенства, обещанного коммунизмом, но в царстве НКВД существует одно равенство: равенство страха.