Батюшка пребывал в подвиге до конца своих дней

 

...Путь следования за Христом - путь Креста

и самоотвержения и другого пути нет...

(Из проповеди архимандрита Серафима).

 

В последние годы батюшка стал заметно слабеть. Его силы были на исходе, да и непосильный труд давал о себе знать. Но, как и прежде, он старался сам служить Божественную литургию. По причащении Святых Тайн он оживал. Лицо его становилось светлым и благодатным. Для него уже миновали рубежи жизни, определенные человеку по слову Божию: "...дней лет наших... семьдесят лет, аще же в силах — осмьдесят лет" (Пс. 89, 10).

Батюшке шел 88-й год. Еще тремя годами раньше старец мог бы отойти в вечность: тогда он серьезно заболел, у него было двустороннее воспаление легких. Но по слезным молитвам его духовных чад Господь продлил ему жизнь.

Вот как рассказывает об этом Елизавета Константиновна Фофанова:

 

«Мы, белгородцы, приехали за три дня до начала престольного праздника. Батюшка был в тяжелом состоянии. Сказали, что он умирает. Мы на собранные пожертвования купили сорок больших просфор, сорок свечей и заказали молебен с акафистом. И все горячо, со слезами молились Спасителю, Царице Небесной, Святителю Николаю и преподобному Серафиму Саровскому о выздоровлении дорогого батюшки. И каковы были наши радость и благодарение Господу, когда батюшка поднялся и служил литургию в день престольного праздника, 19 декабря! Позже отец Серафим сказал: «По вашим слезам и молитвам Господь оставил меня для вас: на год или на два, не знаю». Тогда, во время болезни, он сподобился благодатного посещения почитаемых и любимых им святых — преподобного Серафима Саровского, Святителя Николая и великомученицы Варвары».

Годы земной жизни старца завершались, душа его постоянно пребывала в молитве, в ней он черпал силы. Внешне он выглядел спокойным, ровным. Но очень ча-

 

сто глаза его были сосредоточенно печальными. Он благодарил Бога за все полученные от Него милости, оплакивал все свои прегрешения, готовился к переходу в Горний мир. До последних дней батюшка стремился служить у престола Божия и всей душой жалел народ Божий. В одной из своих проповедей он сказал со слезами: «Если я обрету благодать и милость у Бога, то и тогда, по отшествии своем, стоя у престола Господа, я буду молиться за вас, мои дорогие дети».

Уходя в алтарь, преклоняя свои старческие колени, отец Серафим молился, не замечая ничего окружающего, духом уносясь к престолу Того, Кому он посвятил всю свою жизнь. Лицо его в эти минуты сияло небесным светом. Весь его облик, как святого угодника Божия, вызывал невольное умиление и трепет своей надмирной чистотой и тихостью. Он молился всегда столько, сколько позволяли силы. Однажды батюшка так обессилел после службы, что из храма в келлию его пришлось везти на тележке.

 

Незадолго до кончины, зная, что дни его земной жизни сочтены, батюшка пожелал, чтобы его похоронили у алтаря храма, с северной стороны, рядом с его келлией. Вскоре в нишах северной стороны храма были написаны иконы преподобного Серафима Саровского и святого великомученика Димитрия Солунского — Ангела Хранителя батюшки во святом крещении, а также святого мученика Иоанна Воина.

В последние недели Великого поста 1982 года отец Серафим тяжело заболел. Состояние его ухудшалось день ото дня, телесные силы покидали его. Он знал, что дни его жизни сочтены. Батюшка пожелал, чтобы его пособоровали. 26 марта архиепископ Курский и Белгородский Хризостом¹ в сослужении духовенства совершил над ним Таинство Елеосвящения.

Никому не хотелось верить в неизбежность конца, все питали еще надежду на возможность выздоровления старца. Но после временного облегчения ему становилось хуже. Врачи находили его положение очень серьезным. Прикованный к постели, он уже не мог вставать и до последнего дня причащался Святых Тайн. Состояние его духа было необычайно высоким. Молитва его не прекращалась. При нем дежурили близкие духовные чада. Сердце работало плохо, пульс прослушивался слабо. Все были в томительной скорби и старались ничем не нарушать покоя больного. Он лежал с закрытыми глазами, но рука его часто поднималась для крестного знамения, уста шептали молитвы. Батюшка всех узнавал, пребывал в ясном рассудке, но говорить ему, видимо, было уже не под силу. Глаза его изредка открывались и смотрели куда-то вдаль. Митрофан Дмитриевич Гребенкин вспоминает: «... Весь этот последний батюшкин Великий пост он лежал в постели, а я просидел у него. Так получилось, что мне приходилось все эти дни спать неболь-

 

шими урывками, и я очень боялся, что не выдержу. К моему удивлению, мне почти не хотелось спать и чувствовал я себя очень хорошо. Батюшка все повторял: «Неусыпаемый ты мой». Он лежал и все время молился. Это было видно по выражению его лица и глаз, иногда я слышал, как он тихо говорил: «Ты моя крепость, Ты моя радость, Ты мой Бог...» Из воспоминаний Татьяны Александровны Цыганковой¹, врача Ракитянской районной больницы, зав. терапевтическим отделением. «Первое впечатление об отце Серафиме было одним из самых ярких, меня поразила необыкновенная

 

сила и красота этого очень немолодого человека. Отец Серафим лежал на спине с приподнятым подбородком. Его греческий профиль на всю жизнь запечатлелся в моей памяти, и седые волосы, и длинные пальцы рук. Отец Серафим находился в глубоко бессознательном состоянии при стабильной имодинамике наряду с другими объективными признаками, я об этом судила еще и потому, что на ногах у него были ожоги от грелки в виде пузырей. Мы сделали необходимые на тот момент инъекции лекарств, отпустили машину «скорой помощи», и я осталась радом с отцом Серафимом. Не могу сейчас сказать, почему не уехала тогда со «скорой». Может быть, как мне казалось, своим присутствием я вселяла какую-то надежду на благополучный исход.

Всю ночь я наблюдала за больным, за изменениями в его состоянии. Он лежал неподвижно, будто пребывая и здесь с нами, и где-то далеко-далеко. Периодически его губы начинали шевелиться. Я не могла понять, что он шептал. Женщина, все время находящаяся с нами, разобрала слова какой-то молитвы. Я была потрясена этой способностью отца Серафима, находясь в критическом состоянии, не реагируя даже на укол иглы, продолжать молиться.

Это невероятно! К утру черты лица отца Серафима еще больше заострились, оно продолжало олицетворять силу духа. Жизнь как бы нехотя покидала это тело. К вечеру отца Серафима не стало».

Душа его готовилась к той очень важной встрече, которая неминуемо должна состояться у каждого — к встрече с великим таинством смерти.

Господу было угодно взять к Себе светлую душу отца Серафима в полной тишине в 17 часов 30 минут 19 апреля 1982 года, на второй день Светлого Христова Воскресения ( в понедельник Светлой седмицы).

«После литургии мы совершали крестный ход вокруг храма, - вспоминает Клавдия Пожидаева, — все радостно восклицали: «Христос Воскресе!» Дверь в келлию батюшки была открыта, он слышал наши голоса, и мы радовались, что вместе с ним встречаем Праздников Праздник. Но все-таки на душе у меня было неспокойно.

 

Под пение в храме «Христос Воскресе» душа отца Серафима разлучилась с телом. Его земная жизнь завершилась Воскресением, Пасхой, Великое таинство перехода в вечную жизнь совершилось. «Жизни просил он у тебя» (Пс. 20, 5), и Ты дал ему ее, жизнь вечную.

Началась вечерня, мы были в храме. Зашла какая-то женщина и тихо сообщила, что батюшка только что умер. И как только она это произнесла, все растерялись, как будто онемели, только послышался тихий плач. Но служба не прекращалась. Минут через двадцать или

 

пятнадцать нам с Леночкой разрешили войти в келлию и проститься с батюшкой, так как я срочно уезжала домой. Плохо помню, как и что было. Я увидела лежащего батюшку: лицо его открыли, оно было светлое, я поднесла к нему Леночку. Она обвила своей рукой его голову. Я поцеловала его в лицо, может быть, этого нельзя было делать, но я прощалась с самым родным для меня человеком. Мне не хотелось уезжать домой и не хотелось отходить от него, но я понимала, нужно ехать за ребятами. Если они не побывают на его похоронах, то для них это будет очень тяжело».

Сразу же была отслужена краткая лития по новопреставленному. Затем тело почившего помазали крестообразно елеем, монах Леонид¹ облек его в погребальные одежды и приступили к совершению панихиды. После панихиды было непрерывное чтение Евангелия у гроба почившего. Быстро разнеслась весть о кончине отца Серафима и болью отозвалась в сердцах его почи-

 

тателей. Всем им хотелось побывать около честных останков блаженно почившего старца и благоговейно приложиться к ним как к святыне. Ко гробу старца стекалось множество почитателей и духовных чад. Было послано более ста телеграмм с указанием даты погребения усопшего. Многие из духовных чад не смогли прибыть в Ракитное вовремя, так как во многих телеграммах кем-то была изменена дата похорон. Власти отменили на Ракитное рейсовые пассажирские автобусы в связи с якобы большой аварией на дороге. На поезда московского направления из Крыма и Кавказа не продавали билетов до Белгорода. Всем отвечали: «Мест нет». В Запорожье на вокзале у билетных касс собралась большая очередь, и некоторые пассажиры в недоумении спрашивали, почему столько желающих. Кто-то ответил: «Говорят, в Белгороде умер какой-то святой». Тот факт, что отовсюду и все, кто имел возможность, спешили ко гробу старца, чтобы поклониться его останкам, показал, как действительно велика была семья его духовных чад и почитателей. Как он при жизни был дорог людям, так остался дорог и по своем успении.

Тем временем при гробе старца ежедневно совершались панихиды и парастасы (заупокойные всеношные бдения), а приезжающие священнослужители служили еще литии, так что моление у гроба почившего почти не прерывалось, являясь как бы продолжением непрестанной молитвы самого отца Серафима. Можно сказать, что все три дня до погребения были временем неутихающей молитвы, которая, умиляя скорбные сердца осиротевших чад старца, вселяла надежду, что его светлый дух оста-

 

нется вечно живым и еще более близким для всех знавших его. Душа его упокоилась от дел своих в селениях, где жилище всех веселящихся о Господе.

21 апреля в среду Светлой седмицы архиепископ Курский и Белгородский Хризостом при большом стечении духовенства и мирян, преданных и любящих чад отца Серафима, совершил Божественную литургию и отпевание по пасхальному чину. Неподдельное чувство скорбящей любви видно было на лицах собравшихся вокруг гроба. Если заупокойная служба сопровождалась рыданиями людей, чувствовавших себя осиротевшими, то в отпевании не было ничего скорбного: оно напоминало собою скорее светлую пасхальную заутреню, и чем дальше шла служба, тем это праздничное настроение у молящихся все росло и увеличивалось. Чувствовалось, что от гроба исходит какая-то благодатная сила и наполняет сердца присутствующих неземной радостью. Для всех ясно было, что во гробе лежит святой, праведник, и дух его незримо витает в храме, объемля своею любовью и лаской всех собравшихся отдать ему последний

 

долг. Владыка Хризостом обратился к народу со словом, в котором говорил о благочестивой жизни и высоком пастырском подвиге почившего. Перед погребением владыке передали в алтарь распоряжение властей, чтобы гроб с телом почившего батюшки не обносить вокруг храма, как это полагается по чину иерейского погребения. На это владыка ответил: «Передайте им, что я сам знаю, как нужно совершать погребение!»

Гроб с телом отца Серафима был благоговейно изнесен священнослужителями из храма, с пением пасхальных ирмосов обнесен вокруг него и поставлен для прощания у могилы, рядом с алтарем. Два дня шел дождь со снегом. Само небо как бы плакало о почившем старце. При погребении порывы ветра достигали такой силы, что буквально валили людей с ног, и стихали только среди сгрудившегося в скорбном молчании народа, словно подталкивая собравшихся к прощальному месту.

Более двух часов шло прощание, из-за большого скопления народа не все желающие смогли подойти ко гробу. Среди провожающих были «блюстители порядка»

 

в штатском. Остерегаясь их, некий фотограф влез на крышу сарая и оттуда незаметно бросал заснятые пленки жене. Осторожность была не напрасной: у всех оставшихся внизу фотопленки были изъяты и засвечены. Да и власти требовали «закончить все побыстрее». Наступили последние минуты прощания. Закрыли крышку гроба, с любовью и благоговением подняли честные останки в Бозе почившего старца и медленно опустили в могилу, выложенную дубовыми досками, а стены обложили кирпичом, «словно подземная келья», сверху прикрыли мраморными плитами, засыпали землей, воздвигнув деревянный крест — знамение победы Господа над адом и смертью. На месте упокоения старца затеплилась неугасимая лампада, возжжено множество свечей.

Боголюбивая душа отца Серафима отошла ко Господу, Которого он возлюбил от дней самой ранней юности, Которому служил безраздельно всю свою долгую жизнь, своими дивными делами прославляя Его: молитвой врачуя неисцелимые болезни, отъемли всякую слезу от лица страждущих и изнемогающих.

Почил от дел своих праведник, умолкли уста, вешавшие слова любви и утешения, закрылись очи, с лаской и прозрением проникавшие в сердца людей, но его пламенный светлый дух дерзновенно молится Богу, как и обещал старец, за всех приходящих к нему. И невольно вспоминаются слова преподобного Серафима Саровского: «...Когда

 

меня не станет, ходите, матушка, ко мне на гробик; ходите как нам время есть, и чем чаще, тем лучше. Все, что ни есть у вас на душе, все, о чем ни скорбите, что ни случилось бы с вами, все придите да мне на гробик, припав к земле, как живому, и расскажите. И услышу вас, и скорбь ваша пройдет. Как с живым, со мной говорите, и всегда я для вас жив буду».

Отец Серафим жив, любит нас, молится за нас и помогает нам, ибо «любовь, по слову преподобного Силуана, не может забыть».

Для отца Серафима смерти не было и нет: он никогда не разлучался с Богом.

Вот и к отцу Серафиму уже более двадцати лет приходят и приезжают в Ракитное в Никольский храм его духовные чада, проникнутые верой в силу и помощь молитв дорогого батюшки, чтобы в таинстве общения с ним на его могилке напитаться духом любви.