Закрытие храма. Арест и ссылка
...Пастырь добрый полагает
жизнь свою за овцы своя.
(Ин. 10, 11)
В тридцатые и сороковые годы продолжались массовые аресты и расстрелы духовенства, закрывались храмы. До 1 марта 1930 года подверглись арестам и ссылкам 177 православных епископов. К концу так называемой «безбожной пятилетки», в 1937 году, на свободе осталось всего семь епископов Русской Православной Церкви. Атеистическое государство поставило перед собой цель покончить с религией на территории СССР. ...Из числа поименно известных в лике новомучеников и исповедников российских прославлены 1478 пострадавших за веру. В том числе белгородские святители-новомучени-
ки: архиепископ Онуфрий, епископ Никодим (Кононов)1, епископ Антоний (Панкеев)2...
Отца Димитрия арестовывали много раз, но, допросив и предупредив, отпускали. Он был взят на учет органами ГПУ за то, что пользовался большим авторитетом среди духовенства и верующих.
Однажды отцу благочинному предложили закрыть храм. Отец Димитрий ответил: «Мой долг не закрывать, а открывать храмы». Ему пригрозили: «Понимаете, чем для вас это может кончиться?!» «Это мне не страшно, — смиренно сказал батюшка, - не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить, а бойтесь более Того, Кто может и душу, и тело погубить в геенне» (Мф. 10, 28).
Когда закрыли храм в селе Михайловке, где служил отец Димитрий, он, верный своему пастырскому долгу, тайно совершал литургию дома, тайно крестил, исповедовал, венчал, причащал больных, отпевал. В этих условиях нужно было учиться совершать Божие дело тайно, и оно совершалось подпольной церковью. Об этом донесли властям, и ему пришлось скрываться. Однажды он даже прятался в поле. Отец Димитрий переехал в другое село и продолжал служить
1 Епископ Никодим (Александр Михайлович Кононов). Род.: 1871 г. в семье священника в Архангельской губернии. В 1892 г, окончил Духовную семинарию и поступил в СПбДА. В феврале 1896 г. пострижен в монашество и рукоположен в сан иеродиакона, в апреле в сан иеромонаха. Кандидат богословия. С 1917 г. — магистр. С 17 августа 1896 г. смотритель СПб Александра-Невского Духовного училища. С 1901 г. — архимандрит. С 1904 г. — ректор Калужской духовной семинарии. С 1909 г. ректор Олонецкой Духовной семинарии. В 1911 г. хиротонисан во епископа Рыльского, 2-го викария Курской епархии. С 1913 г. —епископ Белгородский. Арестован в 1918 г. 10 января 1919 г. расстрелян. (Ныне прославлен в лике святых.)
2 Епископ Антоний (Василий Александрович Панкеев). Род.: в 1892 г. в Херсонской губернии в семье священника. В 1912 г. окончил Одесскую Духовную семинарию, а в 1917 г. СПбДА. В 1915 г. принял монашеский постриг и рукоположен в сан иеродиакона, затем иеромонаха. С 1917 г. — игумен и преподаватель Одесской Духовной семинарии. В 1926 г. арестован. С 1926 по 1933 г. в заключении в Соловецком лагере. С 1933 г. по 1935 г. — епископ Белгородский. 25 февраля 1935 г. вновь арестован и приговорен к 10 годам лишения свободы и отправлен в Дальневосточный лагерь Хабаровского края. 1 июня 1938 г. расстрелян в Благовещенской тюрьме. (Ныне прославлен в лике святых.)
тайно. Слежка продолжалась. Дочь, Нина Дмитриевна, вспоминала, как приходили к нему по ночам люди из разных мест, и он уходил с ними в дальние селения, пробираясь оврагами, чтобы исполнить требы. Иногда его не было три-четыре дня, и дети сидели в холоде, голодные, боясь выйти из дома.
В те времена много плохих людей бродило по селам, банды были всякие, грабежи, убийства, по ночам стрельба и взрывы, везде кровь и слезы. На дорогах лежали трупы людей и животных, сожженные дома, атмосфера полного уныния и безнадежности.
Отец Димитрий оставался духовным отцом многих своих чад. Он не отошел от церковного служения, как это сделали шесть пастырей его благочиния, уйдя на светскую работу бухгалтерами, рабочими, служащими, даже отрекались от Бога через газету. Он один остался верен своему пастырскому призванию, хотя не раз ему говорили, что это опасно, он отвечал: «Мне это благочиние вручил Господь через епископа, всегда служить — мой пастырский долг, а трудно сейчас всем».
В 1939 году, чтобы прокормить семью и помогать ближним, батюшка устроился через знакомых ночным сторожем на железнодорожном топливном складе
в Днепропетровске. Жил он, вспоминает духовная дочь батюшки схимонахиня Ермогена (Денисенко), у моей бабушки Пелагеи (она родная сестра Мавры) в селе Карнауховке, Днепропетровского района. Помню, батюшка молится и бабушка Мавра говорит: «Батюшка, скоро поезд», а он не торопится, все молится, перекрестится и идет на остановку, я не знаю, как он не опаздывал на пригородный поезд. На угольном складе отец Димитрий проработал год. Ночью в сторонке продолжал тайно совершать службы с преданными ему людьми. В это время жил он у нас на квартире в поселке Таромске, где и был арестован.
На следствии ему перечислили все тайные места его служения, начиная с 30-х годов. В 1941 году по статье 54 Украинского Уголовного кодекса он был осужден на десять лет. Три дочери батюшки, двадцати, восемнадцати и пятнадцати лет, остались с его духовной дочерью Маврой. Крестный путь отца Димитрия начался в одном из казахстанских лагерей1.
Вместе с отцом Димитрием за ним по этапу в ссылку последовали три его прихожанки из села Михайловка. Две из них там и умерли. Долго никто из родных не знал о нем ничего. Но он непоколебимо верил в благой Промысел Божий о каждом человеке, в покров Царицы Небесной над каждым из нас, безропотно и мужественно переносил страдания все долгие годы заключения. Когда его однажды спросили: «Ба-
1 Казахстан в 30-х и 40-х годах нашего столетия сделался краем мучеников. Как на севере были Соловки, так на юге был Казахстан. Столица Казахстана город Верный, теперь переименованный в Алма-Ату, был пересыпным пунктом ГПУ, куда отправляли заключенных со всей страны. Кого гнали этапом по степям, кого привозили в поездах. Многие погибали от жары, зимой — от холода. Край с необъятными степями, безлесый и безводный, с морозами до 60 градусов был заселен с 1925, 1929, 1930 и 40-х годов ссыльными украинцами и жертвами «чисток». Наиболее тяжелой лагерной работой была добыча угля и руды в Караганде. Для каждого ссыльного это слово звучало угрозой — живыми оттуда не возвращались. Бесчисленные сонмы новомучеников Российских окончили там свой подвиг и получили мученические венцы. Земля Казахстана сделаюсь свидетельницей трагедии русского народа.
тюшка, били ли вас в лагере?» — он с кротостью ответил: «Чем я лучше других? Что всем было, то и мне. Я рад, что Господь сподобил меня пострадать вместе с моим народом и потерпеть сполна все скорби, которые не единожды выпадали на долю православных. Всю свою жизнь я благодарен Богу, что никогда не оставался в стороне от трудностей тех лет... Горе и лишения, которые происходят с нами, надо принимать как милость от Бога».
О своей лагерной жизни отец Серафим рассказывать не любил, но от его родственников известно, что, будучи в лагере, он продолжал свое пастырское служение, как верный пастырь Христовой Церкви: вел беседы с заключенными, крестил новообращенных, исповедовал, отпевал умерших и один раз даже венчал. Пел хор из сокамерников, которых подготовил сам батюшка. Епитрахилью служили два сшитых полотенца с вышитыми на них крестами. Все это строго запрещалось лагерным начальством, и за нарушение полагался карцер, из которого можно было и не выйти. Поэтому служба совершалась в строжайшей тайне, в тайге, там же велись духовные беседы.
В эти лагерные годы отец Димитрий чувствовал, что он, как чаша, постепенно, по каплям, наполняется благодатной любовью к Богу и ближним. А вместе с тем сердце его напитывалось простотой и детской незлобивостью. Это чувствовали в общении с ним заключенные, даже уголовники, и проникались к нему доверием. Они оберегали этого святого для них узника, установив для него особую охрану.
Однажды отец Димитрий пробрался в сельский храм и, войдя в алтарь, признался батюшке, что он священник, и из заключенных, и желал бы причаститься. Перед причащением настоятель храма объявил о необходимости известить о его посещении начальство. За это прибавляли срок, но отец Димитрий ответил: «На все воля Божия». И настоятель нашел в себе мужество не заявлять о случившемся. После освобождения отца Димитрия он приезжал в Днепропетровск навестить батюшку.
После десяти лет лагерей, перед освобождением, начальник лагеря спросил отца Димитрия: «Что собираетесь делать на свободе?» Отец Димитрий ответил: «Я священник, служить намерен». «Ну, коль служить, - рассудил следователь, - тогда посиди еще». Предлагалось тихо уйти от Христа. Скажи он тогда: «Где-нибудь устроюсь. Найду какую-нибудь работу»... Но отец Димитрий повел себя как мужественный исповедник, готовый умереть за Христа. Он не искал страдания, а согласился на него. Он горел желанием возвратиться в родные места, к детям, к любимой пастве, но он оставил все, чтобы следовать за Христом, Которого любил больше всего на свете.
Отцу Димитрию добавили пять лет, отправив в ссылку в Красноярский край, на полустанок Денежек, возле Игарки. Как-то к началу суровой зимы отец Димитрий оказался без средств и работы. Усердная молитва к Богу о помощи, любовь к своему пастырю духовных чад и на этот раз спасли его от неминуемой гибели. В последние годы своей жизни батюшка делился со своими духовными чадами пережитым в те годы: «Если бы не посылки от знакомых из Днепропетровска, я бы умер с голоду». Из рассказа отца Валерия Бояринцева и схимонахини Ермогены (Денисенко) известно, что у отца Серафима были преданные ему духовные чада из Михайловки: Агриппина, Ольга, Стефан, Мария и Анастасия, еще с 30-х годов знавшие батюшку, помогал ему и врач-рентгенолог Адриан Михайлович Одынецкий, который отправлял ему в ссылку посылки. Отец Димитрий смертельно скорбел. Его мог утешить только Господь. Поэтому душа его вспоминает в эти тяжелые дни Гефсиманский подвиг Иисуса Христа. Только самым близким душам он мог поведать в письме из уз тайну своего страдания. Сохранилось письмо того времени, адресованное батюшкой своей духовной дочери:
«Совершишася, и паки голгофа, и паки Крест
Дорогая дщерь моя, незабвенная Мавро!
Душа моя скорбит смертельно. Воспоминая гефсиманский подвиг Христа Спасителя, нахожу утешение в своей скорбящей душе. Скорблю, скорблю тяжело, скорблю о себе, скорблю о детях, сродниках своих, скорблю о пастве своей, скорблю о чадах своих духовных, скорблю о любящих, помнящих обо мне и ожидающих моего возвращения ныне. Но совершилось то, о чем я горячо и усердно молил Господа: да мимоидет от Мене чаша сия (Мф. 26, 39).
Я горел желанием возвращения в родные места, желанием видеть родных, дорогих и близких, но, увы, получил назначение на жительство в Красноярский край. После долгого и утомительного железнодорожного и водного пути достиг я тихого пристанища у далеких берегов реки Енисея, где и ... ныне1. Здесь рыбный промысел и небольшое хозяйство. Здесь я должен трудиться и от трудов своих себя питать и одевать. Старость моя не приспособлена... к таковой жизни (я не от мира сего ведь) ... крайне смущают меня. Притом в настоящее время я без средств. Приближается зима суровая и продолжительная.
Да будет воля Твоя.
Верю, что Господь везде и всегда со мною - служителем его. Верю, что Он не оставит меня. Уповаю, что в любви своей, которая николиже отпадет, и вы не забудете меня — пастыря своего, полагающего за овцы душу свою. Однако боюсь быть в тягость вам, дети мои дорогие. Простите и не осудите, чадо мое возлюбленное Мавро! Как апостол Павел имел в скорби своей ученика — апостола Тимофея, так и я — тебя. Посети моих благодетелей - деток моих духовных, направь стопы свои к возлюбленной о Господе Катерине Никаноровне... - Днепропетровск, ул. Производственная, №3. Прочитайте вместе послание сие, пролейте слезные молитвы обо мне и решите вопрос утоления скорби моей. Господь Милосердный и Его Пречистая Матерь со святыми да хранят нас!
Усерднейше прошу у всех молитв святых и прощения!
Дорогих моих Стефана Васильевича и Анастасию Иоанновну с ... семейством, Ольгу, не забывающую о мне, тебя, Мавро2, верную сподвижницу келлии моей, Екатерину, возлюбленную во Христе, и всех ... своих благословляю ...
Всегда ваш, всегдашний молитвенник ваш, ваш скорбяший пастырь отец Димитрий.
Мой адрес: Красноярский край, город Игарка, Игарский район, полустанок Денежек».
1 Письмо отца Серафима публикуется по рукописи. В некоторых местах карандаш стерся и строчки неразборчивы.
2 Стефан Васильевич - староста церкви Великомученицы Варвары в Карноуховке, Анастасия Ивановна — его жена, Ольга — их дочь, просфорница храма, жила с родителями (ей сейчас более 90 лет). Мавра — родная сестра Екатерины, проживала вместе с семьей сестры, в свое время она являлась духовной дочерью Иоанна Кронштадтского. Отец Димитрий снимал у них комнату.
Спустя годы на вопрос внука, почему у батюшки хроническая простуда, отец Серафим поведал следующее. Везли их ранней весной в ссылку. Буксир тянул баржу с заключенными. Узников партиями по пятьдесят человек высаживали на берег по пути следования. Кругом тайга, места не знакомые, все разошлись. Отец Серафим заблудился и не мог отыскать дорогу к лагерю. В поисках дороги прошел день, настал вечер, в тайге было холодно, лежал глубокий снег, от реки тянуло сыростью. Стемнело. Вокруг выли волки, двигаться не было сил. «Продрогший, совсем обессиленный, превозмогая боль, я встал на колени и с глубокой мерою горячо помолился Господу, Владычице, Святителю Николаю — моим небесным заступникам. Сам не знаю, сколько продолжалась молитва и как я оказался в десяти шагах от людей, сидящих у костра на территории лагеря». Так чудесным образом Господь сохранил своего избранника.
Наступил 1953 год. После смерти И.В.Сталина, в пору хрущевской «оттепели», начали пересматривать дела репрессированных, реабилитировать замученных и расстрелянных. Однако священнослужителей оправдывать не спешили. Многие из них все еще оставались в лагерях и ссылках.
Схимонахиня Ермогена (Денисенко), духовная дочь отца Серафима, вспоминает: «Когда отец Димитрий был в ссылке и ходил без конвоя, он заходил в храм. Священнику храма было откровение во сне: без сомнения возьми его к себе, и он будет сослужить тебе. «Я зашел в церковь, — рассказывал батюшка, — как заключенные: в телогрейке с лагерным номером. Встал на паперти. Вдруг вышел священник, подошел прямо ко мне и сказал: «Батюшка, идите в алтарь, облачайтесь и служите». Я был поражен, но без малейшего смущения пошел и сослужил ему в Пасхальную ночь. От радости я не знал, где нахожусь — на небе или на
земле, ведь четырнадцать лет...» — батюшка заплакал. «И он не сказал, и я не спросил, — продолжал он, — как он мог, не зная меня, взять сослужить. Утром в лагере стало известно, что я сослужил в храме».
Отца Димитрия вызвали к лагерному начальству и потребовали, чтобы он письменно отрекся от Бога. «Нас, всех верующих, собрали — рассказывал батюшка, — и принуждали подписать отречение. Но этого не произошло. Вскоре нас сослали». Я спросила, куда их сослали (все время, пока он рассказывал, я плакала). Он ответил: «Деточка, туда, где белые медведи... Везли нас водой, затем выбросили на берег, где только небо, снег и лес. Слава Богу, что я с детства приучился кушать понемногу. Съем крошечку с молитвой и подкреплюсь, а другие от недоедания, как мухи, умирали. Я был очень слаб, настолько слаб, что не мог ничего поднять. Видя, что я такой слабый и худой, мне вручили в руки палку и сказали: «А ты, поп, сторожи лес, чтобы его не украли». А кто его может украсть? Я понял, что обречен на гибель, на растерзание зверям... И вот когда я увидел, что на меня идут медведи, я поднял два креста — один большой, другой поменьше. Стою с этими крестами, медведи подошли совсем близко ко мне и остановились. Посмотрели на меня, стали озираться по сторонам и ушли. Так что крестами я спасся». Одним из этих крестов я благословляю тебя на твою жизнь, а другой оставляю себе». (Матушка Ермогена подошла к иконостасу, взяла небольшой, сантиметров десять-двенадцать, деревянный крест и подала его мне. Я с благоговением его поцеловал — автор).