Северураллаг

 

Где-то в первой половине мая 1947 года утром, появившись на работе, главный механик шестого лаготделения Раткевич приказал немедленно отправляться в управление. «Подписано распоряжение перевести обратно в Тавду, в отдел главного механика», — пояснил он.

Шагая к зданию Северураллага, расположенному в километре от биржи, пытался представить первую встречу с чиновниками.

Механики занимали на втором этаже управления большую угловую комнату с окнами, выходящими во двор. Когда, постучавшись, вошел, четверо мужчин и одна девушка, подняв головы, настороженно уставились на фигуру в арестантском одеянии. На мое «здравствуйте» никто не ответил. Что ж, у тюремщиков рассчитывать на иной прием было бы более чем наивно. Так я стоял в полном молчании до прихода главного.

— Ну, что приткнулся у двери? — обратился он ко

 

мне. — Вот твой стол. Располагайся. Это наш новый работник, инженер Ефимов, — продолжал Сахно, повернувшись к сотрудникам. — Вчера я говорил о нем.

Все промолчали, уткнувшись в бумаги. Чтобы закончить эту весьма неприятную процедуру «представления», спросил, чем нужно заниматься. Сахно тут же передал мне довольно объемистую папку.

— Следует готовить ответы на запросы. Что окажется неясным, обращайся, — добавил он.

Среди бумажной кучи оказалось несколько рационализаторских предложений, просьб о проектировании и отладке лесобиржевой механизации, сушильных агрегатов и т.д. Имелось двухмесячной давности письмо тавдинской химартели с просьбой оказать помощь в изготовлении и монтаже установки по рафинированию скипидара.

Знакомясь с писаниной и невольно прислушиваясь к разговорам, вскоре разобрался, кто чем занимается, за каким объектом закреплен.

Самый большой стол, стоящий в центре комнаты, занимал старший инженер Шумов, высокий, слегка сутулый шатен лет пятидесяти, с продолговатым, начинающим стареть лицом. Всегда чисто выбрит, в черном, на все пуговицы застегнутом двубортном пиджаке, в рубашке без галстука, штиблетах с резинками. Образование — техник-лесоустроитель. Воинского звания не имеет. Курирует механизацию, связанную с заготовкой и разделкой леса. Ведет себя независимо и начальнически.

Рядом стол старшего инженера Шуклина, небольшого роста блондина лет сорока, с мелкими чертами лица, плоским лобиком и шрамом, захватывающим правую щеку и угол верхней губы. Образование — неполная средняя школа. Воинское звание — лейтенант, участник войны, награжден орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу», дважды ранен. Курирует механические цеха подразделений.

В правом углу помещался инженер Бахарев, среднего роста шатен 30 лет от роду, с серого цвета круглым лицом и носом картошкой, придающим ему добродушный вид. Образование — средняя школа. Учится заочно в техникуме. Воинского звания не имеет. Участник войны. Награжден орденом Отечественной войны. Курирует хозяйство узкоколейных железных дорог.

За спиной Шумова располагался старший инженер

 

Баранов, шатен 45 лет, небольшого роста, подвижный, с сухим лисьим лицом и большими оттопыренными ушами. Образование — среднетехническое. Воинского звания не имеет. Курирует биржевые механизмы на разделке леса. Это тот самый Баранов, который в кошмарном 1943 году в конторе начальника шестого лагпункта знакомился с чертежом кантователя.

В левом углу обосновалась с пишущей машинкой Люся (фамилию забыл), 18-летняя девушка, год назад закончившая среднюю школу. Небольшого роста, с изящной фигуркой и толстой русой косой ниже пояса. К сожалению, все портило лицо, усеянное крупными угрями. Она ничего не курировала, просто исполняла обязанности секретаря-машинистки и курьера. Комсомолка.

И, наконец, в правом переднем углу было место главного механика Сахно, среднего роста сухощавого блондина 45 лет, со слегка вздернутым носом, серыми водянистыми глазами. Говорит быстро, но отчетливо. Он единственный в отделе с высшим образованием — окончил Ленинградскую лесотехническую академию. Воинское звание — капитан. Награжден орденом Красной Звезды и двумя медалями. Все пятеро — коммунисты. В такой компании, пренебрежительно разговаривающей и не здоровающейся, просидел больше месяца, каждый день готовя очередную порцию бумажек на подпись.

Вопросы производственного характера, охватывающие круг эксплуатируемой в лагерях техники вчерашнего или даже позавчерашнего дня, зачастую носили формальный, перестраховочный характер и не шли ни в какое сравнение с тем, что приходилось когда-то рассматривать в энергетике. Канцелярско-чиновническая форма изложения была знакома, так как поправок в подготавливаемых ответах практически не было. Скоро понял: эпистолярный стиль здесь не нужен. До моего прихода «старшие инженеры» составляли и отсылали, минуя главного, такие опусы, что нарочно не придумаешь и... ровным счетом ничего не случалось.

Первым инженерным заданием для меня стал проект паровой сушилки для пиловочника на 150 кубических метров в сутки. При разработке ввел некоторые новшества, в том числе камеру предварительной подсушки, рециркуляционную перемычку, шесть загрузочных тележек вместо двух, поточный процесс сушки.

Шумов, которому Сахно передал разработку на заключение, написал, что новшества неоправданны,

 

усложняют изготовление, потребуют дополнительно металла. Экономить топливо незачем — отходы все равно придется сжигать в кучах.

Все же проект главный подписал и утвердил у заместителя начальника управления. Так как сушилка сооружалась на бирже шестого лагпункта, Сахно дал мне указание курировать изготовление и монтаж оборудования. Через пять месяцев объект вступил в строй. Производительность новой сушилки возросла до 300 кубических метров вместо 150.

Начальник лагподразделения капитан Дурейко, сменивший Байду, в рапорте начальнику управления выразил благодарность главному механику Сахно за проделанную работу. После этого Шумов стал более неприязненно коситься в мою сторону. Если по заданию Сахно «старшие инженеры» вынуждены были обращаться ко мне, то делали это только через Люсю. Вот такая прямо-таки патологическая нетерпимость была вдолблена сотням тысяч «правоверных» в стране ГУЛАГов.

Не знаю, сушилка ли сыграла некоторую роль или что другое, но вскоре Сахно показал мне распоряжение, согласно которому работающему в отделе главному механику Ефимову устанавливалась оплата 250 рублей в месяц. В Чунь-Чеше я получал 60 рублей, конструктором мехцеха — 80 и вот теперь — 250.

Кроме того, главный сводил в управленческую столовую, представил мощной солдат-бабе, и та дала указание раздатчицам отпускать с черного хода в приносимую посуду полный обед. Надо отметить, что в столовой чекистскую челядь кормили по-ресторанному. Девахи-раздатчицы заполняли подаваемые мной судки до краев вкусной едой, достаточно для обеда и ужина, так что впервые за столько лет проблема питания для меня отошла на второй план.

Спустя некоторое время Сахно, имеющий статус инспектора котлонадзора по Северураллагу, поручил мне вести документацию в котловых книгах и в связи с этим я получил право для осмотра объектов свободно ездить по железной дороге вплоть до г. Туринска. Это явилось еще одной «степенью свободы». Покупая билет, садился в вагон, и многочисленная свора оперативников, рыскающих по составу, оставляла меня в покое. Естественно, при такой загруженности работой время как бы ускоряло бег, хотя до окончания срока оставалось более трех лет.

 

Деревянное здание управления состояло из двух этажей. Рядом располагались корпуса оперчекотдела, прокуратуры, хозяйственного отдела, столовой и клуба. Все помещения обогревались печами. С наступлением холодов в кабинетах, несмотря на усиленную топку, температура резко понижалась. Особенно промерзали угловые комнаты, в том числе и у механиков.

В один из таких дней, когда термометр в помещении показывал плюс восемь градусов и все сидели в шубах, я поинтересовался, почему нельзя сделать в зданиях водяное отопление.

— Таков утвержденный типовой проект, — коротко пояснил главный. — Причем изменять его никто не будет.

— Но ведь можно все сделать на месте, самим.

— А котлы, трубы, радиаторы, арматура, ничего же нет, — заметил Сахно.

«Старшие инженеры» глубокомысленно промолчали, и на этом разговор закончился. Но его слушала секретарь-машинистка Люся, и буквально на другой день все женщины управления столь активно включились в обсуждение вопроса центрального отопления, что через несколько дней Сахно получил от руководства указание подготовить соответствующую документацию.

Проведя совещание в отделе и убедившись, что от своих «инженеров» ожидать конкретной помощи нечего, главный без обиняков заявил:

— Поскольку предложение от Ефимова, ему и поручим всю эту работу, тем более он инженер-теплотехник.

Достав кое-что из имеющейся литературы в библиотеках города, освежив в памяти скромный опыт по монтажу отопления клуба Цветников Березовского завода, принялся за дело. Следует отметить существенную помощь, оказанную мне главным энергетиком лесокомбината (фамилию забыл), к которому обращался за консультацией, а также советы «врага народа» инженера Калинина Леонида Васильевича. Примерно через месяц появилась спецификация на оборудование и материалы. Здание под котельную подобрал из имеющихся проектов инженер техуправления лейтенант Крылов.

Вскоре был назначен прораб по теплоснабжению по фамилии Долин. Это был мужик лет 40, фронтовик, награжденный четырьмя орденами, с лицом, густо усеянным черными пороховыми точками. Он оказался дея-

 

тельным, смышленым и настырным, умел ладить с людьми, и мы быстро сработались. Месяца через два, просиживая от зари до зари, подготовили чертежи на прокладку внешних трубопроводов и внутреннюю разводку с краткой пояснительной запиской.

Начали поступать трубы, радиаторы, арматура. Долин тут же подобрал группу сантехников из шести человек, вольнонаемных, которые приступили к комплектованию отопительных батарей. Бригаду заключенных выделили строить здание котельной и копать траншеи под укладку труб.

Но основная работа началась с мая и закончилась практически в октябре. Предложение дать тепло к 7 ноября 1949 года не было принято. Сказали: только после праздников.

Хотя температура на улице понижалась уже до минус 18-20 градусов, мороз нас не страшил, так как печи топили. Перед запуском тепла расставили по зданиям слесарей и ответственных дежурных с ключами от всех кабинетов. В котельной расшуровали топку, подняв температуру воды в котле до 85 градусов. После включения циркуляционного насоса мы с Долиным пошли по объектам.

Из-за простой схемы трубопроводов, наличия вентилей на отводящих линиях и у каждого стояка к радиаторам без всяких хлопот удалось отрегулировать систему, хотя не все батареи вначале нагревались равномерно. Подача тепла началась в субботу вечером, а в воскресенье отопительная система во всех зданиях была окончательно отлажена.

Появившись в понедельник утром на работе, узнал у дежурного по котельной, что вроде все в порядке, хотя на улице температура доходила до 25 градусов мороза. В вестибюле управления сразу охватывало теплом. Комната механиков оказалась также хорошо прогрета. Раздевшись, сидел довольный. Пришел Сахно, сразу к термометру.

— Вот благодать какая, — проговорил, снимая шубу. — Везде так?

— По предварительным сведениям, вроде все нормально.

Рабочий день тогда начался с потока благодарностей в адрес Сахно за отопление. Позже вызвали главного и к начальнику управления. Пришел оттуда еще более довольный.

 

— Всюду тепло, кое-где даже жарко. В общем, порядок. Нужно признать, что Ефимов значительную работу проделал, — заключил главный.

— А вы знаете, — подал я реплику, — самая основная заслуга принадлежит тут Люсе.

Услышав эти слова, секретарша даже подпрыгнула.

— Да, да, именно Люсе, — подтвердил я на полном серьезе. — Если бы она не взбудоражила всех женщин управления, то продолжали бы по-прежнему сидеть в шубах.

— Вот, оказывается, в чем дело, — усмехнулся Сахно, — а нам и невдомек!

В это время пришел Долин, и мы отправились в обход.

С наступлением сильных морозов, доходивших до минус сорока градусов и ниже, отопление действовало нормально. За успешно проведенное мероприятие приказом по управлению Сахно получил премию 2500 рублей, Долин — 500 рублей.

Как-то в конце апреля 1950 года главный пришел с совещания у начальника управления явно озабоченный. Оказалось, что в лагпункте Красный Яр связанные зимой в пойме небольшой речки 350 крупных пакетов отборной древесины, общим объемом около 60 тысяч кубических метров, не удается сплавить из-за низкого уровня паводка.

— Если пакеты останутся до следующей навигации, — пояснил Сахно, — древесина пойдет в брак. Кроме того, не окажется места для последующего складирования. Начальник управления дал жесткое указание принять все необходимые меры для спасения древесины и освобождения поймы. Завтра к 12 часам механики должны дать конкретные предложения. Сейчас подойдет легковая машина, товарищи Шумов, Баранов, выезжайте на место, все детально просмотрите и к 11 часам назавтра подготовьте обоснованные решения.

Когда «старшие инженеры» уехали, я поинтересовался, как же так получилось.

— На совещании сплавщики доложили, — пояснил Сахно, — что уровень воды в речке оказался на два метра ниже обычного паводкового, и плоты не всплыли. Распаковка и организация молевого сплава нереальна, к тому же привела бы к громадной, если не полной, потере древесины.

На листе бумаги главный набросал план поймы с плотами, руслом речки шириной около двадцати метров.

 

До конца рабочего дня, неоднократно возвращаясь мысленно к этой пойме, выработал одно интересное, на мой взгляд, предложение и вечером эскизно изобразил его на ватмане.

Утром Шумов коротко сообщил главному о результатах поездки. Уровень воды низок. Пытались стащить плот двумя и даже тремя тракторами ЧТЗ, но они буксуют. Каких-либо других предложений по сбрасыванию плотов в речку не имеется.

От начальника управления вернулись подавленными, молча разместились за столами. Видимо, крепко досталось, подумал я, посматривая на незадачливую троицу. Позже узнал, что Шумова и Баранова под горячую руку предупредили об увольнении. Прошло минут двадцать.

— Что же будем предпринимать? — нарушил молчание Сахно. — Время-то идет.

Однако никто не отозвался.

Главный, беспокойно ворочаясь, постукивал карандашом по столу. Заглянувший в отдел работник техуправления лейтенант Крылов на немой вопрос главного беспомощно развел руками.

В тягостном молчании прошло еще минут 20. Видя, что вопрос действительно зашел в тупик и никаких предложений ни у кого нет, я написал и передал Сахно записку: «Алексей Николаевич! Есть кое-какие соображения по плотам». Прочитав, он сразу оживился.

— Ну-ка, выкладывай, — попросил, присаживаясь к моему столу.

Увидев схему стаскивания плотов и просмотрев пояснения к ней, ничего больше не уточняя, схватил эскиз и выскочил за дверь. Вернувшись минут через 15, ни слова не говоря, буквально потащил за собой. Так я впервые оказался лицом к лицу с полковником Жуковским, богом, царем и земным начальником Северураллага. Это был плотный мужик с полным грубоватым лицом и небольшими серыми глазами. В руках он держал схему.

— Есть уверенность, что удастся стащить плоты таким приспособлением? — спросил полковник, указывая на эскиз.

— Других предложений пока нет, — ответил я. — С помощью полиспаста можно создать любое тяговое усилие, при этом...

— Что нужно для осуществления?

— Трактор, троса, блоки, четыре такелажника. На схеме это конкретно расписано.

 

— Время для оснастки?

— После того как все будет на месте, не более восьми часов.

— Ну что же, — заключил полковник, поднимаясь из- за стола. — Если отдел главного механика со сплошь старшими инженерами ничего предложить не мог, придется пробовать это устройство.

— Однако это все же предложение отдела, — заметил я.

Жуковский, не прореагировав на мои слова и иронически оглядев главного, продолжал:

— Товарищ Сахно, завтра к двенадцати часам дня все материалы должны быть на месте. Шумова, Баранова и, — кивок в мою сторону, — направить в Красный Яр до окончания сплава. Не забывайте, о чем говорилось утром, — с оттенком угрозы закончил полковник.

На следующий день на правый берег, возвышающийся над поймой метров на десять, пригнали трактор, две грузовые машины с барабанами стальных тросов и блоками. Четверо такелажников и два шофера поджидали нас.

Сахно, оценивший серьезность ситуации, предложил Шумову и Баранову без обсуждения выполнять все мои указания. Их я послал в лагпункт для организации четырех звеньев по пять человек на обвязку и строповку плотов, а также доставки к пойме нескольких лодок.

С такелажниками, трактористом и шоферами, не теряя времени, занялись сборкой схемы. Ребята оказались сообразительными и работящими. К основанию стволов четырех самых мощных сосен, росших на берегу, был закреплен подготовленный полиспаст. С помощью дополнительных блоков и тонких стальных канатов рабочий трос при обратном движении трактора должен по схеме подтягиваться к плотам.

Уже совсем стемнело, когда устройство оказалось смонтировано. Опробовать эту «каракатицу», как назвали схему такелажники, мы, естественно, не смогли. Под жилье в деревне был отведен большой деревянный дом. Когда с монтажниками приехали с полигона, Шумов, косоротясь, доложил о сформированных звеньях строповщиков, подсобных рабочих и наличии пяти лодок. Видимо, в первый раз ему пришлось заговорить с заключенным не приказным тоном.

К семи утра звено механизаторов находилось уже на площадке, но только в 10 часов приступили к первой

 

зачалке. Приближался решающий момент. Плот обвязан, рабочие отошли в безопасные места, подан сигнал трактористу трогаться, и блочная система зашевелилась, тяговый трос вытянулся струной, и целая гора леса толчком, как бы со стоном, сорвалась с места, медленно потащилась к берегу и затем, погрузившись в воду, всплыла. После остановки трактора работяги, действуя с лодок, сняли чалки, и первый плот, покачиваясь, тронулся по течению. Несколько человек с поймы закричали «ура», а я флажком, зажатым в неожиданно повлажневшей ладони, подал знак трактористу трогаться в исходное положение.

Когда стаскивался пятый плот, откуда-то появились «старшие инженеры». Я счел необходимым сообщить этим хитромудрым наблюдателям, что задание на сегодняшний день будет сорвано из-за наличия только двух звеньев чалочников вместо четырех. Пообещал сообщить об этом в управление. Шумов не на шутку испугался, засуетился, начал объяснять отсутствием болотных сапог. Все же у него хватило ума не отговаривать от звонков в Тавду. Скоро оба представителя, почувствовав себя здесь лишними, ушли.

Несмотря на то, что около часа стояли из-за неполадок с блоками, удалось столкнуть 18 плотов. Назавтра действовали уже четыре звена чалочников. Выявленные слабые места в схеме были накануне укреплены, и за первую половину смены удалось сплавить 29 плотов.

После обеда неожиданно подъехали Жуковский, Сахно и какой-то тип в гражданском. Подойдя к площадке, откуда хорошо просматривался весь фронт работ, они наблюдали, как трогался трактор, натягивался трос, вырывался с места пакет и уплывал.

Просмотрели второй заход, а на третьем получилось что-то вроде циркового номера. После отмашки трактор тронулся, в это время одна из лодок с отцепщиками замешкалась и оказалась над опустившимся под воду тросом, причем точно по центру, так что натянувшийся канат поднял ее метра на четыре вверх, и, покачиваясь, она несколько секунд висела в воздухе, затем плавно заскользила, под углом врезалась в воду, выскочила на поверхность и поплыла. Ребята остались сидеть на лавках, не успев по-настоящему испугаться. Раздались крики, смех. Приезжие тоже заулыбались.

Появившегося откуда-то Шумова слушать не стали, а пошли осматривать древнюю как мир систему. Понаблю-

 

дав еще три стаскивания и пометив, сколько пакетов уже на плаву, уехали.

На следующий день после окончания смены всем участникам, в том числе заключенным, выдали по пятьдесят граммов спирта.

К концу седьмых суток последний пакет был сброшен в речку, уже до предела обмелевшую. На другой день возвратились в Тавду. Когда реальная угроза увольнения «старших инженеров» из-за служебного несоответствия отпала, они «как Бурбоны, ничему не научившись, ничего и не забыли», стали относиться ко мне подчеркнуто как к зачумленному. Понимая, что в такой обстановке малейшая промашка в работе может окончиться большими неприятностями, написал главному просьбу направить обратно в бригаду механизаторов, однако получил указание оставаться в отделе.

— Не обращай внимания, — усмехнулся Сахно, — тебе ведь с ними не ребят крестить.

Как я уже упоминал, в переданной папке с бумагами находилось письмо тавдинской химартели с просьбой об оказании помощи в проектировании и монтаже установки для рафинирования скипидара. На документе имелась резолюция начальника управления «Т. Сахно, ваши предложения?». Тогда на вопрос, что ответить, главный сказал: «Я не химик». Но подготовленный текст отказа не завизировал.

К скипидару пришлось вернуться, когда после майских праздников 1951 года в отделе появился средних лет мужчина с загорелым лицом, в сером пиджаке с двумя рядами орденских планок. Поздоровавшись и узнав, что Сахно скоро будет, от стула отказался, подошел к моему столу и молча рассматривал приколотый к доске ватманский лист с общим видом реконструируемого клапана микровоздушного насоса локомобиля «Грама 6». Затем попросил разрешения посмотреть стопку калек, лежащих на тумбочке. Видимо, механик, подумалось мне.

Когда пришел главный, выяснилось, что посетитель — председатель химартели. Принесенное им письмо оказалось повторением просьбы о помощи в рафинировании скипидара, но сейчас установка называлась, видимо, для солидности, заводом. В беседе председатель сообщил, что артель продает 130 тонн сырого скипидара по цене 2 рубля за килограмм, тогда как рафинированный принимается по 5 рублей 50 копеек.

 

— Никто за проектирование и монтаж не берется, — вздохнул артельщик, — а 500 тысяч прибыли — деньги для нас немалые. А ваш конструктор не взялся бы сделать проект? — немного помолчав, спросил председатель. — Вон он какие машины рисует. Можно заключить трудовое соглашение.

— У нас это особый конструктор, — улыбнулся Сахно. — Официальное соглашение с ним исключается.

— Так мы согласны на любое, — с готовностью подтвердил артельщик. — Ведь полмиллиона теряем!

Пожав плечами, главный закончил беседу словами, что ничего утешительного сказать не может, и посетитель ушел.

Однако в обеденный перерыв снова появился в отделе и, застав меня одного, стал уговаривать взяться за проектирование в нерабочее время.

— Мы вам все оплатим, — обещал председатель, — оформим наряды на наших работников, Химартель ведь государственное предприятие, и сооружение завода тоже государственное дело.

В скором времени без всяких конкретных условий приступил к подбору источников для проектирования. Технологическая схема рафинации оказалась несложной. Все элементы изготавливались из листовой красной меди. Соединения заклепочные. Теплоноситель — пар с давлением 0,7 атмосферы. Короче, выдумывать ничего не требовалось. Удивляло, что никто не брался за работу, посильную даже начинающему технику.

Просиживая вечерами дотемна, а воскресеньями, не разгибаясь, с утра до вечера, за два месяца проект установки на двадцати листах, с пояснительной запиской, изготовил.

После того как Люся, начавшая терпимо относиться ко мне после истории с отоплением, отпечатала записку на машинке, работа приняла вполне респектабельный вид. Где следовало, стояла подпись — «инж. В.А. Ефимов».

Передавая материалы председателю химартели, посоветовал пригласить для изготовления и монтажа аппаратуры специалистов, хорошо знакомых мне по работе в мехцехе, бывших «врагов народа» набора 1937 года, недавно освободившихся со статьей 39 и вынужденных остаться в Тавде.

— Удастся с ними договориться, все будет выполнено

 

на высоком уровне, — заверил я артельщика, пообещав лично переговорить с каждым.

Записав фамилии Быхно, Морозевич, Дылдин, председатель заявил, что выделит в помощь своих людей.

Действительно, бригада, в которую вошли еще четверо артельщиков, работала так, как умеют наши мужики за хорошие деньги, и к октябрьским праздникам первые тонны рафинированного скипидара были отгружены потребителям.

Следует упомянуть, что за проделанную работу химартель выделила мне 2800 рублей.

Однако «старшие инженеры», решив поставить на место «зарвавшегося заключенного», начали возню по поводу «незаконной работы на химартель». Об этом мне сообщил Сахно, озадаченный демаршем своих сотрудников. Я тут же вторично написал просьбу о переводе в мехцех.

Через неделю последовало указание направить техруком в гаражную мастерскую. Здесь и проработал до дня отселения контриков от бытовиков.

1951-1953 гг.