VII. ПОБЕДА!

8 мая 1945 года было тепло, моросил мелкий дождик. Рано утром мы вдруг обнаружили, что на вышках по углам лагеря нет немецких часовых, не стояли они и у главного входа в лагерь. В чем дело? И тут узнаем радостную весть: кончилась война, фашистская Германия повержена!

— Победа! Победа!! — кричали обезумевшие от радости узники.

Русские и украинцы, поляки и другие — словом, все, кто находился в лагере, бросились друг к другу, обнимались, плакали и говорили, говорили... Когда же схлынула первая волна радости, направились к проволочным заграждениям и стали делать в них проходы, громить вагоны, стоявшие уже много дней на местной железнодорожной станции и почему-то не разгружавшиеся. Вдоволь набрали сахару, муки, шоколада, других продуктов. Один узник обнаружил большой круг сыра и, не в силах его поднять, катил по земле, как колесо. Нашли и спирт, его наливали в консервные банки, котелки, тут же разводили водой и пили. От обильной еды и безмерной попойки в первый день праздника скончалось несколько человек.

В тот же день в лагерь приехали французы, объявили об окончании войны с Германией, а вечером появилась колонна американцев из Пятой армии.

9 мая по приказу американского командования в лагерь прибыли три походных кухни и стали раздавать пищу. Никого не ограничивали в еде — подходи к котлу хоть два, хоть три раза. Многие так и делали, а потом долго мучились животами.

Грабежи железнодорожных составов продолжались 9, 10, и 11 мая, хотя американские солдаты и пытались остановить, принимали суровые меры. Так, 11 мая был застрелен один из русских пленных, который, пренебрегая предупреждением, все же полез в вагон. Убитого привезли в лагерь для устрашения: мол, так поступим с каждым, кто попытается подойти к вагонам. Мы, собравшись около застреленного, стали стыдить союзников за это злодеяние. Те в свое оправдание сказали, что им дано указание командования «стрелять только в русских». Действительно, других участников разбоя не останавливали, а наших убивали. В последующие дни были застрелены около вагонов еще несколько советских пленных. Полковник Яковлев обратился к американцам с протестом против такой бессмысленной жестокости, в ответ получил стандартное: «Сожалеем по поводу случившегося».

В нашем лагере, но в отдельном секторе, находилось несколько тысяч англичан, попавших в плен в Норвегии, в частности, в районе г. Тронхейм, еще весной 1940 года. Так вот, за все пять лет плена они похоронили всего пять человек. Мы наблюдали через колючую проволоку, как те целыми днями играли в футбол. При случае они бросали нам пачки сигарет или бутерброды. Когда война кончилась, их всех за два дня вывезли на самолетах на свою родину. Потом прилетали

другие самолеты и забирали своих пленных. А через неделю после Победы в лагере остались только советские узники. Наша судьба пока была неясной. Как с нами поступят? Чтобы не терять время зря, мы на месте погребенных наших товарищей воздвигли памятники — один на всех 3500 умерших и отдельно на кладбище, где были расстреляны первые 67 человек. При открытии их все, кто мог ходить, выстроились в колонну и под звуки лагерного духового оркестра прошли возле них, отдавая дань памяти соотечественникам, погибшим в этом фашистском лагере.

В начале июня ночью в своей палатке неизвестными лицами был убит бывший комендант лагеря капитан Копытов. Он оказался моим дальним родственником — зятем моей тетки по матери Марии Ивановны Гуменюк. Об этом Копытов рассказал мне еще год назад.

Под охраной воинской части из Пятой американской армии мы находились 37 дней. За это время нас всех обмундировали в поношенную солдатскую форму, ежедневно выдавали хороший паек, меню разнообразили. Паек выдавался в картонных коробках, на которых, в зависимости от содержимого, ставились номера от 1 до 9. Я старался получить коробку под номером 5, так как в ней было больше мясных продуктов. Благодаря улучшению питания мы быстро поправлялись, стали набирать вес, а через месяц едва узнавали друг друга. Но мы все ждали, что же с нами будет? Кто распорядится нашей судьбой?

Наконец, 16 июня 1945 года нас погрузили в автомашины «Студибеккер» по 25 человек в каждую и повезли в местечко Сан-Марин, где находился эвакоприемник № 58. Это уже в зоне советских войск. Здесь я пробыл месяц. Я все еще был больным, никак не проходил плеврит, мучавший меня несколько месяцев. Меня и других больных отправили в венгерский город Шопрон, в эвакоприемник № 5551, где продолжили лечение. Когда пошел на поправку, меня, знающего немного немецкий язык, стали направить на хозяйственные работы. Мне давали группу в 8—10 человек, в основном немцев или мадьяр, тоже из числа выздоравливающих, и мы отправлялись выполнять задание администрации. Поручали обычно самую грязную работу, в том числе чистку туалетов эвакоприемника, в котором находилось около 500 человек.

В это время советских военнопленных стали небольшими партиями отправлять на родину. Я, по причине болезни, отстал. Лишь в середине сентября попал в группу, которую от-

правили «догонять» своих. И вот я в Чехословакии на сборном пункте № 291. Когда здесь накопилось достаточное количество военнопленных, сформировали эшелон. В пути находились пять дней. 26 октября 1945 года состав прибыл на станцию Невель. Здесь мы снова оказались за колючей проволокой под строгой охраной солдат, теперь уже наших, советских. Все военнопленные проходили очень строгую государственную проверку. Полицаев и власовцев отправляли под военный трибунал. Тех, у кого совесть была чиста, демобилизовали по Указу Верховного Совета СССР. В числе демобилизованных оказался и я.

2 декабря выдали документы, в том числе проездные, и я отправился на Урал. 10 декабря приехал в Петропавловское, ставшее к тому времени городом Североуральском.

Так закончились для меня война и бесплатные харчи. На дальнейшую жизнь их предстояло зарабатывать своим трудом.

Не забыть, как я делал последние километры к дому, как ступил на порог его...

От станции Бокситы ехал в теплушке. В Североуральске был поздним вечером, вылез около ТЭЦ и по каким-то (пока незнакомым мне) улицам направился к своему дому. А увидел его, перелез через изгородь и по снежной целине напрямик спешно пошагал. Вдруг навстречу выскочил откуда-то огромный пес, залаял. Неужели наш Музгарка?! Позвал его. Тот перестал лаять, приблизился ко мне. Я снова окликнул его. Наконец-то узнал! Подбежал, хвостом закрутил, стал ласкаться. Ведь мы с ним расстались в мае 1941 года, а вот не забыл, помнил.

Подошел к двери, постучался. А сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, в глазах защипало. Кто-то открыл дверь. Первой с радостными восклицаниями кинулась ко мне жена; затем на моей шее повисло сразу несколько человек. Кто-то целовал, кто-то плакал, а я ничего не слышал, никого и ничего не понимал. Когда волнение немного схлынуло, начались расспросы, разговоры. И первое, что узнал, это о смерти мамы. Не сдержался, заплакал. Сколько пережила она за меня, за каждого из нас, за нашу трудную жизнь! Это, бесспорно, укоротило ей век. Она умерла от рака на 68-м году, в ноябре 1945 года, за 35 дней до моего возвращения. Прости меня, моя многострадальная, любимая мама!

В доме жили семья брата Николая: Генриэтта, Клавдия Ивановна и Дима, дочь брата Семена — Галя. Мой сынишка

спал. Я разбудил его. Он испуганно и долго таращил на меня глаза и, наконец, проговорил: «Ты дядя Евлаша»...

Если война для меня закончилась благополучно (хотя перенес неимоверные страдания, но все же остался жив), то для других из нашего рода печально. На полях сражений погибли Виктор Трофимович Серков — сын Марии Мартемьяновны, 1922 года рождения. Он был призван на действительную службу в РККА в октябре 1940 года. С начала войны и до середины августа 1941 года сержант Серков сражался в составе 115 стрелковой дивизии 576 полка, обороняя город Светлогорск на Карельском перешейке. 9 августа в бою смертельно ранен, 11 августа скончался от ран в 187 корпусном госпитале. Похоронен в пос. Янтула (ныне пос. Маслово) в 358 метрах от здания школы и 72 метрах от дороги.

Алексей Иванович Петраков — муж сестры Агапии, 1908 года рождения, мобилизован в 1943 году и в том же году пропал без вести в бою под Смоленском.

Николай Александрович Селиванов — муж сестры Любы, 1912 года рождения, оказался на оккупированной территории, возглавлял подпольную группу сопротивления «Розерт». Казнен в возрасте 31 года 28 февраля 1943 года. Похоронен на кладбище в г. Вольнянске Запорожской области.

Вечная память вам!