- 165 -

ГЛАВА 11

ВВЕРХ ПО ВЫЧЕГДЕ-РЕКЕ

 

1

 

После долгого ожидания наконец, шлепая плицами, старенький буксиришко "Красный богатырь" начал подавать к дебаркадеру не менее ветхую баржу под погрузку лишенцев. Многое, видать, испытали на своем нелегком плавучем веку и буксир, и неуклюжая баржа, были свидетелями трагических событий начала и первой четверти двадцатого века. Эти работяги северной реки разделили участь своей эпохи и своего многострадального народа. Их палубы щедро пропитаны потом, слезами и кровью борцов за народное счастье при царизме, в годы революционных битв и советское время. И опять эти видавшие виды посудины с началом насильственной коллективизации орошаются слезами и кровью невинных крестьян и в первую очередь их матерей, жен, детей.

И нечем измерить всю глубину этого злодейского насилия над крестьянами. И никто не в силах был остановить чудовищного избиения невинных людей, потому что убийцы невероятно могучи и недоступны как сами огнедышащие чудовища, а народ разобщен и зверски запуган.

Мишка с Витькой очень обрадовались, узнав, что им досталось место на барже не в трюме, а на верхней палубе, рядом со сходнями.

- Чуть только баржа причалит к пристани, - делился Мишка с братом своими мыслями, - а мы с тобой ширк - и на берег выскочили. Где там за нами другим угнаться? Только смотри от меня не отставай, а то враз затеряешься. Тут тебе не Троицкое с солнечной рощей за Мочой.

- Дураки, - отозвалась Екатерина, подслушав разговор сыновей. - Мы оказались под открытым небом. Ночью будет холодно. А случись дождь, вовсе волками завоем. Поняли, балбесы сиволапые?

Как мать не стращала, а плыть по реке братьям показалось куда интереснее, чем сидеть на третьем ярусе нар в бараке с лягушками и задыхаться от болотной вони. Плывет "Красный богатырь" между крутыми и пологими берегами, а навстречу им движутся леса, овраги, деревни и села. А на небе огненно ярко полыхает солнышко, над водной гладью проносятся ласточки, в неоглядной выси парит коршун.

Восторгаясь этим чудесным великолепием природы, Мишке даже никак не верилось, что где-то поблизости господствовала вопиющая несправедливость, действовали тюрьмы и лагеря смерти, умирали от голода, болезней и жестоких пыток палачей тысячи ни в чем не повинных людей, в то время как проходимцы разных мастей под маской законных представителей рабоче-

 

- 166 -

крестьянского государства жирели за счет ограбленного народа.

Совсем бы Мишке с Витькой и другим ребятишкам лишенцев было хорошо на барже, если бы у них каждый день вдоволь было хотя бы каши с хлебом и картошкой. "Неужели нельзя так сделать, чтобы каждому человеку хватало еды? — задумался Мишка. — Может, все это оттого, что на свете слишком много людей развелось и на всех еды не напасешься. Может потому нашего брата и погнали на истребление, чтобы оставшимся в живых всего хватало от пуза и каждому жилось весело как птичкам в лесу?

За этими нелегкими раздумьями и застала Мишку очередная пришвартовка буксира с баржой к безымянной пристани. Не дожидаясь, когда схлынет по сходням основная масса заждавшихся людей, он в числе первых выскочил на набережную и остановился у коновязи, поджидая Нюрку с Витькой. Те почему-то запаздывали или были оттеснены в сторону сильным напором толпы. Мишка нервничал, не зная, что ему делать.

 

2

 

В ту же самую минуту к Мишке подскочил как шальной долговязый подросток в широкой женской кофте, бесцеремонно дернул его за рукав и, блестя глазами навыкате, сказал тоном старого знакомого:

- Идем со мной, чем даром гляделки пялить...

- Куда? - опешил Мишка, с подозрительностью рассматривая парнишку.

- Ты что, мало-мало с вывихом или только прикидываешься простачком со сквозными дырками? - покрутил голенастый верзила пальцем у виска.- Ну, чего рот раззявил, а молчишь, будто язык вместе с конфетой проглотил?

- Я ничего, - с достоинством ответил Мишка, - смотри сам не проглоти язык-то. - Он еще раз окинул оценивающим взглядом долговязого с головы до ног, потом раздумчиво прибавил: - Мне непонятно, куда ты меня приглашаешь? Да и уходить нам надолго нельзя: пароход может в любую отшвартоваться, и мы останемся одни среди чужих людей. Понял, торопыга?

- От парохода не отстанем, - заверил Мишку незнакомец. - Он долго здесь будет стоять, дрова загружать. Это я тебе точно говорю. Кроме того с баржи будут двух покойников на берег переносить для захоронения. Это тоже немало времени займет. Понял теперь, в чем дело?

- Как не так, - возразил Ларионов, - начальство на живых-то кулаков никакого внимания не обращает, а ты хочешь, чтобы оно к покойникам отнеслось с уважением и достойными почестями. Как не так!

- Может, из-за покойников лишнего пароход и не задержится, - согласился долговязый, а с погрузкой дров не менее двух часов проторчит. Этого

 

- 167 -

нам будет вполне достаточно, чтобы справиться со своей задачей. Предлагаю тебе, желторотый, вон на те огороды обратить внимание, что на отшибе разместились. Там можно кое-что съестное обнаружить. Оно нам очень пригодится для пустых желудков. Я, думаю, ты тоже жрать хочешь?

- Я никакой не желторотый, - с обидой огрызнулся Мишка, - я такой же нормальный, как все люди, и зовут меня Мишкой, если хочешь подружиться.

- Мишкой, баишь тебя кличут? - с недоверчивым прищуром уставился на Мишку долговязый, - а меня Гришкой, - то ли в шутку, то ли всерьез, буркнул незнакомец. - Я, братец мой, на таких делах ни одну собаку съел. Мне ничего не страшно, я из любой беды вывернусь. Клянусь честью своих предков, что не лгу. Идем побыстрее, не отставай от меня ни на шаг, а то заблудишься между двух плетней, а потом отвечать за тебя придется как за путного. Бери, прежде всего, морковь, репу, горох. Их варить не надо. Если их не будет, бери, что под руку попадет.

Ларионову нелегко было угнаться за долговязым Гришкой, отмеривавшим метровые шаги. Чтобы не отстать от своего нового попутчика, Мишке приходилось то и дело бежать трусцой. Гришка уже успел перемахнуть через второй плетень, а Мишка все топтался перед первым, не зная, как его легче преодолеть. К тому же он боялся возможной погони и постоянно озирался по сторонам, ожидая, что его могут в любую минуту схватить за руку. Лишь случайно натолкнувшись на грядку с морковью, он тут же остановился, начал поспешно дергать желанные корни. Ботва почему-то то и дело отрывалась, а корни оставались в земле. Мишке попался заостренный колышек. Он приспособил его как орудие извлечения моркови из грядки. Дело пошло лучше, карманы начали наполняться аппетитной добычей. Увлеченный своим рискованным занятием, Мишка перестал следить за Гришкой и торопился как можно побыстрее запастись лакомым продуктом и смотаться от беды подальше. Но чем больше он спешил, тем хуже ладилось опасное дело. Он уже начал упрекать себя за то, что необдуманно связался с долговязым забулдыгой, втянувшим его в эту аферу.

В это время, как назло, где орудовал найденной киркой Гришка, раздался угрожающий крик расправы засеченному воришке:

- Сейчас мы тебе покажем, шакалу вонючему, как лазить по чужим огородам! Можем и из ружья пальнуть, что и пикнуть, мерзавец, не успеешь!

Долговязый рванулся наутек в противоположную сторону, откуда раздавались надсадные голоса разъяренных хозяев. С легкостью кошки перемахнул он через несколько плетней, отступая в направлении пустыря левее огорода. В той стороне действительно было больше шансов уйти от погони и остаться безнаказанным, ибо там никто не мог встать поперек дороги на

 

- 168 -

его спасительном отступлении от возмездия.

Пройдоха Гришка не очень переживал, когда попадался с поличным. Простая головомойка ничуть не пугала его, а в тюрьму сажать парнишку было еще рано. Вот почему он был смел и решителен в темных затеях.

В противоположность Гришке, Мишка не был морально испорченным ребенком, хоть и имел в силу сложившихся дурных обстоятельств безграничные возможности к этому. Причина невосприимчивости ко злу - хорошая школа духовного воспитания дедушки Андрея. Трудно было не надломиться юной душе, когда все вокруг рушилось и рокотало в сатанинском смерче. Любая неблаговидная история до глубины души угнетала Мишку, заставляла жестоко страдать. Мало того, если узнавала о его каком-то нелестном поступке родительница, Мишке попадало вдвойне. Сперва мать порола сына для профилактики, а потом строго отчитывала его в духе старого закоренелого фельдфебеля николаевской эпохи:

- Зачем шел шкодить, если еще концов в воду прятать не научился, тюря?

Получалось, что родительница порола Мишку не за то, что он что-то набедокурил, а не сумел замести следов содеянного. Более чем странна была у Екатерины логика мышления, и никто не мог переубедить ее в это вполне очевидном заблуждении.

Первый Мишкин набег на чужой огород, можно сказать, окончило благополучно, если не считать того, что он набил себе при падении шишек и разорвал рубаху. Трофеи его составили около полутора килограммов моркови с репой и два корня турнепса. На большее он даже и не надеялся.

А его партнеру Гришке долговязому на этот раз крепко не повезло. Не помогли юному воришке ни длинные ноги, ни былые навыки в шельмовском деле. Его все-таки догнали, основательно поколотили, не говоря уже о том, что и добытые с таким трудом трофеи отобрали до последнего стручка гороха. Теперь Гришка ходил с завязанным подбитым глазом и горестно охал, мечтая об исправлении ошибки в последующих набегах на огород. Сжалившись над пострадавшим дружком, Мишка отдал ему один корень турнепса. Гришка благодарно улыбнулся новому приятелю, быстро засунул турнепс за пазуху, точно опасался, что Мишка отберет его назад.

- Ешь, не стесняйся - сочувственно посоветовал Ларионов, - нам и остального хватит. К тому же, если бы не ты, у меня совсем ничего не было. По правде сказать, разве мы виноваты, что вынуждены воровать? Нас представители власти к этому приучают. И сами они первые жулики. Если бы не были наглыми жуликами, все у нас до ниточки и последнего зернышка не отняли. Если сама власть во всю ворует, то нам и подавно это можно.

- Тут, оказывается, таких пароходов с лишенцами проходит тьма, - делился своими новостями Гришка. - И каждый раз на огороды здешних

 

- 169 -

жителей устремляются оравы мальчишек. Мужики стали устраивать засады на них, пороли как Сидоровых коз. Оттого и я попался в эту ловушку раззява.

Гришка с минуту помолчал, что-то мучительно прикидывая в уме, потом прибавил, понизив голос, будто сообщал величайшую тайну:

- Теперь мы будем ученые и зря на рожон не полезем. Мы уже не маленькие, чтобы совершать необдуманные поступки. Выходить на добычу лучше небольшими группами. Одна будет запасаться овощами, а другая, вспомогательная, в которую войдут вот также огольцы (он указал на Витьку Ларионова), другая будет отвлекать на себя сторожей, сбивая их с толку. Кроме этого шкета, найдешь еще одного огольца, да я сыщу двух замухрышек. Этого будет вполне достаточно для успешного набега. Ясно?

Высоко вскидывая ноги, Гришка Гриниченко прыгающей походкой удалился в самый конец баржи. Выждав, когда он скроется с глаз, Мишка подозвал к себе Витьку с Нюркой, начал с оглядкой рассказывать:

- Видали теперь какой он есть? Я уже вам говорил про него. Гришка ничего не боится. Может в полночь один на кладбище пойти и до утра проспать там. В прошлый раз стоим мы с ним, а он и говорит мне:

- Я на таком деле, дружище, ни одну собаку без масла съел. Для меня это только раза два плюнуть. Провалиться мне на этом месте, если я вру.

- Так и сказал?! - разинула рот Нюрка. - Вот чудо-то!

- Вот тебе крест святой так и сказал, - побожился Мишка. - Или я буду вас обманывать? За неправду Бог тоже наказывает.

- А как он их жрет, собак-то? Сырыми или вареными? - захлопала глазами всполошенная Нюрка, пятясь от Мишки назад. Вот ужас-то какой!

- Скорее всего, печеными, - высказал свое предположение Витька. - Как мы весной и осенью на костре картошку печем. Как еще иначе-то?

- Может быть, и печеными он их жрет, - начал уступать Мишка, - потому что собак в печке никто не варит. Дикари разные те свою еду на кострах готовят. Они и сырое мясо за милую душу уплетают.

- Это плохой твой друг, Миша, - сказала мертвенно побледневшая Нюрка. - Ты должен прекратить с ним всякую дружбу.

- Это почему же ты так думаешь? - уставился на Нюрку Мишка.

- Потому что он собак ест. А кто собак ест, может в любое время укусить. От собачьего мяса люди бесятся. А бешеный, как и дурак, может что угодно сотворить. Спроси любую старуху, она тебе тоже самое скажет. Старухи за всем внимательно следят, примечают, что от чего происходит и могут заранее предсказать, какая вскоре беда случится.

Мишка с Витькой на веские Нюркины доводы ответили продолжительным молчанием. У них не нашлось ничего более веского и убедительного против Нюркиных доводов. На этом они кончили разговор и разошлись.

 

- 170 -

Рядом с каждым из них было столько дикого и омерзительного, отчего можно было ни только по-собачьи взвыть, но и с легкостью сбеситься. Когда человека долго держат в неволе и часто бьют плетью, он перестает быть человеком и начинает мычать.

 

3

 

Пароходик натуженно пыхтел, отчаянно шлепая плицами, с большими потугами преодолевая встречное течение. Баржа тянула "Красного богатыря" назад, бросала из стороны в сторону. Он настойчиво сопротивлялся этим дерганьям, упорно увлекая за собой угрюмый живой груз в еще более угрюмые места его бесславного умирания в безобразно испорченном подлунном мире, после чего будет не слаще, но просторнее оставшимся в живых. В мире все становилось иным и неприглядно печальным. Виновные в этом стояли слишком высоко, а подчиненные отделены от владык мира сего неприступным барьером, чтобы дотянуться до тех для спроса ответа за неразумно содеянное.

Весь побитый и издерганный за свою долгую неблагодарную службу, пароходик часто ломался, выходил из строя и из последних сил дотягивал до очередной пристани или до берега и подолгу ремонтировался. Во время длительных стоянок невольники плавучего каземата имели возможность сойти на берег. Чаще всего подобные стоянки случались на грузовых пристанях или паромных переправах, в стороне от лишних людских глаз, в таких случаях и охотников сойти на берег было мало. Попросту пустынный берег никого особенно не манил и не радовал. Голодных, измученных людей не тянуло на лоно природы.

Другое дело, когда буксир пришвартовывался к людной пристани. Ту стихийно возникали мини-торжища, начинался экстренный обмен оставшегося барахла на продуты питания между ссыльными и местным жителями. Ребятишки тем временем делали набеги на огороды или ходили по домам, выпрашивая милостыню. Женщины готовили кое-какую горячую пищу, стирали пеленки и рубашонки. Некоторые купались в речке, смыв с себя лишнюю грязь, а вместе с нею и разъевшихся насекомых.

Если не удавалось ничего выпросить, озлобленные неудачами побирушки утаскивали со двора скупых хозяев любые съестные продукты и вещи, вплоть до белья, которые потом можно было обменять на съестное. Словом, голод разлагал детей, превращал их из побирушек в воришек, в конечном счете творил большое социальное зло - порождал будущих уголовных преступников. А главными виновниками, порождающими уголовную преступность в государстве, были те, кто вызвал своими

 

- 171 -

неразумными диктаторскими действиями голод в стране, породил смуту, а вместе с тем разделил общество на два враждебных лагеря.

Во время продолжительных стоянок с баржи выносили покойников, завернутых в мешковину или рогожи, несли на кладбище, а если его не оказывалось поблизости, закапывали усопших в овраге или на берегу Вычегды на дозволенном отдалении от пристани.

С первых же дней плавания по Вычегде начали падать за борт баржи дети. Сперва за ними ныряли в воду, но выловить утонувших редко когда удавалось. Потом махнули на все рукой, и пароход из-за оказавшихся за бортом не останавливали. Следом за детьми за борт стали сваливаться старые и больные люди. Об этих и подавно не сожалели. Вскоре в Вычегду по ночам начали добровольно бросаться и здоровые, отчаявшиеся в жизни молодые женщины. Их тоже не спасали, да и некому было спасать. Позже стали бросаться за борт и днем. И тоже покушавшихся на свою жизнь никто не спасал. По этому поводу рассуждали так:

- Какой смысл спасать Дарью или Марью, если они обе заранее обречены? Да и какая в том разница, умрут они сегодня, завтра или через месяц? Ведь судьба их предрешена земными владыками и от этого ничем не отгородишься и ничем не спасешься. Зачем делать невыполнимое и напрасно тратить на это время? В жизни неотложных дел тьма. После этого за борт падали совершенно спокойно, будто переступали порог богоугодного заведения, и никого это не удивляло. А пароход все также равнодушно тащился со своим безропотным живым грузом в неведомую погибельную даль. Истерзанные неволей люди привыкли к монотонному шлепанью плиц, командам на буксире и тому, что с ними произойдет в ближайшем будущем. Несчастным пленникам было совершенно безразлично, шел ли пароход вверх по Вычегде или повернул обратно. Их не волновало и то, если он сутки, а то и двое стоял на одном месте. Зачем было спешить тому, у кого не было ничего заманчивого впереди, а достигнутое раньше потеряно безвозвратно?

Особенно жестоко мучил ссыльных хронический голод. Страшнее этой пытки ничего, пожалуй, нельзя было и вообразить. Немногие выдерживали его убийственного натиска. Были и такие, которые сходили с ума и умирали в страшных конвульсиях, срывая с себя одежду, никого не признавая, буйно кидались на кого попало разъяренными хищниками. А те, что сумели выстоять перед сокрушительным натиском голода, как бы одеревенели в тупой безысходности перед страшной участью судьбы. От прежних нормальных людей остались теперь лишь бесчувственные существа, не способные на проявления высокой духовной деятельности.

Даже дети с их специфическими жизнерадостными интересами перестали быть беспечными детьми, они превратились в угрюмых, задумчивых

 

- 172 -

старичков, постоянно занятых далеко не свойственными им заботами.

 

4

 

Запыхавшаяся Нюрка порывисто остановилась возле Мишки и, с трудом переводя дыхание, с усилием выдавила из себя:

- Иди найди бабку Агафью и скажи ей, чтобы она быстро пришла к мамке нашей. А я побегу туда обратно, может, ей еще что-то понадобится. Нигде не задерживайся, с мамкой очень плохо. Понял?

Агафья, видать, уже знала, зачем пришел Мишка, мельком заметила:

- Прислала за мной. Я так и думала, что не ноне-завтра разрешиться. Ступай с богом, милок, я кое-что припасу и тоже приду.

Родительницу Мишка застал лежащей между сундуком и ворохом мешков, а с одной стороны Нюрка приколола булавками простынь. Сама он сидела тут же рядом, размазывая по щекам слезы.

"Ну, что нашел?- прохрипела Екатерина, колыхнувшись бугром в своем убогом укрытии. - Почему она не идет? Я не могу долго ждать: Сходи еще раз, поторопи её. У меня сил больше нет, уговори её, кочерыжку.

До места нахождения Агафьи было совсем близко, но не так просто было преодолеть это короткое расстояние, в беспорядке заваленное всяким домашним скарбом, постельными принадлежностями расположившихся как попало семей. Дважды Мишка получал по шее за то, что пролез в неположенном месте и развалил ворох сложенного кое-как барахла. Били не из-за озлобления, а ради порядка, и Мишка не плакал, чувствуя, что сам виноват.

С Агафьей он едва носом к носу не столкнулся, вывернувшись из-за штабеля пустых ящиков. Бабка даже вздрогнула от неожиданности.

- Ты не ко мне ли снова идешь? - спросила озабоченно она. - Я задержалась с одной молодой роженицей. У всех одно горе, а радости ни у кого нет.

Екатерина обрадовалась, услышав знакомый голос Агафьи.

- Вот хорошо, что пришла, сердешная, - прохрипела натуженно она, - а то я совсем было забеспокоилась, думала, что ты не придешь. А вы теперь идите куда-нибудь поиграйте, - махнула Екатерина рукой на ребятишек. - Когда надо будет, мы вас позовем. Может, еду какую-нибудь приготовим.

"Красный богатырь" по-прежнему шел с потугами вверх по Вычегде, увлекая за собой обшарпанную баржу с очумевшими до одури деревенскими "богачами". Измученные люди едва двигались среди хаотически нагроможденных куч разного барахла и сами толком не осознавали, зачем они это делали, вместо того, чтобы сидеть или лежать на месте в ожидании конца опостылевшего путешествия в беспредельно туманную даль.

 

- 173 -

Выпроводив ребятишек за пределы отведенного надзирателем места проживания Ларионовым на барже, бабка Аграфена занялась своим повивальным делом. Над Екатерининым ложем старуха натянула наклонно на веревках две клеенки, создав что-то вроде защитного ската от солнечных лучей. Рядом заготовили в тазу и двух ведрах воду. Ее почерпнули из Вычегды троицкие бабы. В случае необходимости они готовы были помочь Аграфене, как только от нее поступит необходимый сигнал.

Ребятишки удалились на корму баржи, где были сложены в штабеля ящики, железные и деревянные бочки, какие-то жестяные банки. Мишка с Витькой пытались найти здесь что-то полезное, а Нюрка уселась на ящике и неотрывно следила за проплывающими мимо баржи буксирами и лодками.

Её всегда радовало сияние солнышка, пение птичек, купанье воробьишек в дорожной пыли, очаровывал полет нарядных бабочек на весеннем лугу.

Тот день навсегда запомнился Ларионовым ребятишкам. Не потому, что он выделился чем-то особенным среди серой череды тех обыкновенных июльских дней плавания на барже по Вычегде. Именно в тот день родился младший братец Ларионовых ребятишек Сашенька, который стал любимцем всей семьи, и которому суждено было умереть с черным клеймом "врага народа", не достигнув и четырех лет от рождения.

С утра было тепло и солнечно, и ничто, казалось, не предвещало перемены погоды. К обеду над зубчатой стеной леса на юго-западе от Вычегды неожиданно появилось небольшое продолговатое облачко. На глазах увеличиваясь в размере, оно поплыло по направлению к Вычегде. А через полчаса облачко превратилось в большую темную тучу с нависшими седыми кромками над притихшей землей.

В середине тучи начали ярко вспыхивать змеистые молнии и оттуда донеслись до "Красного богатыря" с баржой тревожные раскаты грома. А по прошествии еще какого-то незначительного времени разбухшая туча уже загородила собой более половины неба. Утихли птицы, забродил, заухал вокруг шальной ветер, взбугрив зеркальную гладь реки.

- Я боюсь, - чуть не плача, протянула Нюрка, - скоро дождь пойдет, и всех нас намочит. Видите, как сердито молнии полыхают. Они могут до баржи долететь и поубивают нас как крошечных букашек. Надо скорее найти место, куда спрятаться, а то потом поздно будет.

- От молний, Нюра, - никуда не спрячешься, - возразил Мишка. - Она, если захочет, любого и под землей найдет. А от дождя давайте вот в этой большой бочке спрячемся. От нее шибко селедкой воняет, но никакой другой подходящей бочки здесь нет. - Так и сделали - все нырнули в бочку. В ней были мелкие стружки. Видать, кто-то до ребятишек находил для себя здесь жалкое убежище.

 

- 174 -

Туча затмила все небо, и вокруг стало темно, как в вечерние сумерки. Совсем рядом дважды подряд ударил гром. И тут же по клепкам бочки забарабанили крупные капли дождя. А еще через минуту, другую дождь полил сплошными потоками, захлестывая все вокруг. На головы съежившихся ребятишек через щели рассохшихся клепок потекла грязная вода. Она попадала за ворот рубахи, стекала за пазуху, пропитывала вонючими струйками ветхую одежонку детишек.

Нюрка первая начала зябнуть, жаться к братьям, нещадно клацая зубами. Мишка с Витькой и сами стали дрожать, отплевываясь от вонючих селедочных потеков. Бочка не защищала ребятишек от дождя, и оставаться в ней дольше не имело никакого смысла.

- Идемте отсюда, - сказал Мишка, - Под худой бочкой, как под решетом, от ненастья не спасешься. Давайте лучше к своему месту пробираться. Там, может быть, скорее укрытие найдем. Зачем зря торчать?

Дождь по-прежнему лил и лил как из ведра. Небо во всех направлениях полосовали огненные молнии, все вокруг булькало, хлюпало и клокот грозил все пожитки несчастных пассажиров и их самих сбросить в вспененные волны Вычегды. Ребятишки шли гуськом, держась за руки, будто слепые нищие пробираясь между ворохами растрепанного скарба и сбившихся в кучи закутанных в тряпье людей. Говорить теперь было бесполезно: шквал разыгравшейся стихии заглушал все звуки.

Мишка шел впереди, за ним тянулась Нюрка. Живую цепочку замыкал Витька. Он то и дело задевал ногами за выступы палубы, путался между протянувшимися веревками, дважды, поскользнувшись, упал.

- Ты не туда нас ведешь, - раздался среди стона разыгравшейся стихии скорбный Нюркин голосок. - Ты забыл, наверно, откуда мы давеча вышли.

Бешеный ветер с дождем все перепутал и сделал неузнаваемым. Тут и сам дьявол мог сбиться с толку и оплошать, а простой мальчишка и подавно рисковал попасть впросак.

Обходя на пути очередной ворох мешков, узлов и чемоданов, Мишка неожиданно уловил сквозь шум дождя пронзительный детский крик. Парнишка насторожился и тут же невольно вспомнил о подобном случае в Троицком, когда родился братец Коленька. Он видел это своими глазами и узнал, как "покупают" братьев и сестричек, но никому о своем открытии не поведал, не желая разоблачать себя в тайном подглядывании за недозволенным через щель в чулане. Тогда он сделал для себя довольно многозначительный вывод: покупать братьев и сестричек намного труднее и канительней, чем покупать конфеты в любой лавке.

Уяснив суть дела. Мишка насторожился и стал действовать более осмотрительно. Теперь он не лез напрямик, а обдумывал каждый свой шаг, не желая оконфузиться. А чтобы одернуть в нетерпеливости Витьку с Нюркой,

 

- 175 -

цыкнул на них по-матерински строгим тоном для внушительности:

- Чего прете, как бешеные. Или не слышите, что мамка братца купила! Дождь начал стихать, и Витька с Нюркой отчетливо услышали, что сказал Мишка, но в ответ на его сообщение ни тот, ни другой не проронил ни слова, не зная, что им делать по случаю появления братца: радоваться ни огорчаться. Мишка и сам недоумевал, стоит ли ему особенно умиляться по случаю прибавления семейства. Вся беда состояла в том, что у них не было никакой еды, и им самим было муторно от голода. А тут появился еще один едок, младенец, которому нужно было молоко. А где его взять молоко-то, которого они уже пятый месяц не видят?

Теперь ребятишки почти вплотную подошли к своему месту, могли свободно видеть, что происходило в их закутке, но показываться на глаза кому-то ни было, они не решались, боялись вызвать недовольство матери и запретительных окриков Агафьи. Дождь почти совсем прекратился, порывы его ослабели, вокруг стало светлее, тучи уходили куда-то в сторону, а раскаты грома слышались глуше и сдержаннее.

Ребятишки увидели мать, лежащую на возвышении. Она что-то шептала посиневшими губами, что-то хотела, видно, посоветовать или наказать сделать старушке, но та, занятая купанием в тазике новорожденного, не прислушивалась к ее голосу. Новорожденный буйно орал. То ли ему было холодно, а может, он выражал свой протест негодования на несовершенства подлунного мира, в котором так некстати оказался по чистой случайности, как лишний и никому не нужный в этом огромном, нелепом мире.

- Он маленький, - тихо сказала Нюрка, - ему холодно. Его надо в теплые пеленки завернуть, а его зачем-то купают в такую непогоду.

Теперь и Екатерина, и Агафья заметили ребятишек и велели зайти им в закуток. Ребятишки вышли из-за своего укрытия и остановились на одном месте, не зная, что им делать дальше. Кругом хлюпала вода, в закутке все было перевернуто, так что негде было ни присесть, ни толком приспособиться. Пересилив себя, Екатерина снова решительно повторила:

- Присаживайтесь, где удобнее. Сейчас вам Агафья поесть принесет.

 

5

 

Однажды, когда не только у узников баржи, но и у сопровождавших их охранников пропала всякая надежда прибыть до наступления холодов в конечный пункт следования горемычного транспорта, на горизонте показалось какое-то большое селение с почерневшими приземистыми избами и возвышающимися над ними куполами церквей. Как вскоре выяснилось, это и был тот самый неведомый Усть-Кулом, куда везли с такими нещад-

 

- 176 -

ными мытарствами обреченных на погибель лишенцев.

Сообщение о конце горестного путешествия не вызвало у истомившихся людей ни единого вздоха облегчения. Их уже не первый раз перевоз места на место, но лучше от этого никому ни на йоту не стало. Несчастные свыклись со своим бесправным положением и не ожидали от кровожадных погонял власти ни малейших проявлений чувств сострадания по отношению к себе. С ними обращались как с бессловесными животными, и воспринимали это как должное, потому что их гонители по врожденной природе своей не способны были делать ничего иного, кроме омерзительных гадостей подлостей людям.

К дебаркадеру подкатили на небольших лошаденках возчики народности коми. Их мобилизовали местные власти для развозки доставленных спецпереселенцев на квартиры к состоятельным крестьянам. Послышались на непонятном для лишенцев языке возгласы и крики собравшихся в одну кучу возбужденных чем-то возниц. На пристань прибежали ватаги местных чумазых, горластых ребятишек. Приковыляли на берег Вычегды и совсем дряхлые старцы. Им тоже интересно было видеть своими глазами то, чего не случалось никогда ранее. Разных государственных преступников привозили в Усть-Кулом до революции, а вот чтобы в числе таковых оказывались женщины, дети и немощные старцы, произошло лишь впервые.