В горести неизреченной
Н. Н. Б.
ГОРЕСТЬ НЕИЗРЕЧЕННАЯ
Поэма-цикл
I
Я буду объективен в каждом слове,
Пускай былое станет за строкой
И скажет, не боясь ни слез, ни крови,
На призраки обид махнув рукой.
Ведь есть же что припомнить год за годом,
Была же в этой дружбе Божья весть!
Летели строки — дух не перевесть,
И город вырастал под небосводом,
А деревца на улице твоей
Вздыхали, и трамваи напоследок
Звенели нам во мгле ночных огней,
И дождик был таинственен и редок.
Припомнить ли, как музыка, кружась,
Раскручивала шепоты и стоны,
Как задыхался, замирая, джаз,
И полыхал, и падал вдруг с разгону,
Припомнить ли высоких слов полет,
О нет, не разговоры — монологи,
И то, что в грозный час произойдет—
Припомнить ли печальные итоги...
II
По улице мы шли и заглянули
В какой-то двор, не знаю отчего,
Как бы услышав в голубином гуле
С грядущим голосом строки родство.
Там у стены приземистой и темной,
Желтея, деревцо тянулось ввысь,
Раскидывая ветки неуемно,
И ты мне вдруг сказал: «Остановись.
Взгляни — вот лучшее.»
И в самом деле
Узнали будто осень мы в лицо,
А листья золоченые летели
И медленно дрожало деревцо.
«Вот наши судьбы, наши вдохновенья —
В глухом дворе, у сумрачной стены
Возносим небесам благодаренья,
Но злато строк своих терять должны.
Кто подберет?»
И мы ушли. И снова
Нас улицы кружили и вели,
Но я твое навек запомнил слово,
И хмурый двор, и деревцо вдали.
III
Владиславу Ходасевичу
...Судьба поэта в каждой строчке
И точность каждой запятой,
Парижской ночи мрак пустой,
Российские лихие ночки,
На пьяных улицах свистки;
Пайки, плакаты, приговоры,
И тяжесть лиры.
Кратки сборы
Из ночи страха в ночь тоски.
Но взяли мы из рук твоих,
Поэт, и злость твою и вздохи,
Тяжелый груз ночной эпохи
И наш взвалил на плечи стих.
И сеятель недаром твой
Прошел — зерно, пробив бетоны,
Взошло свободною строкой,
Хоть и слышны порой в ней стоны.
IV
Перекликались замыслы и звуки,
Как древние дозорные костры,
Трамваи шли в тартарары *,
И звезды падали нам в руки,
Твой белый стих в ночи белел,
Пылали церкви и поэты
Шли на расстрел,
И предрекали кровь приметы,
Катились казни по Руси,
Жестокие сбывались сроки —
Как скорбно, Господи спаси,
Перекликались наши строки!
О, как их слушала Нева,
А то вдруг площади, вокзалы,
То финский пригород, то шалый
* Строчка Н. Н. Б.
Шум электрички лез в слова.
А, помнишь, в тихом сосняке
Ты белку увидал на ветке
И ей прочел. И, впрямь, к строке
Она склонила слух свой меткий.
«Природа не враждебна нам,—
Ты мне сказал,— мы с нею вместе,
Услышав светлое известье,
Она сияет в лад стихам.
Но жалкую почуяв ложь,
Враз прячется и пропадает,
То бьет ее лихая дрожь,
То в злой озноб ее кидает.»
И словно бы в ответ листок
Скользнул, кружась, мелькнул и замер.
Перекликанье наших строк!
Как перестук во мраке камер...
V
О, наши ненависти, наши страсти...
Как рассказать?
Вот комната твоя,
Журнальный столик, и листы, и счастье
Совместности, и чаша нам сия.
Дверь на задвижку. Охраняют стены
От милостей, родителей твоих,
О, как же наши тайны сокровенны,
И как отчаян, и как звонок стих!
Он небеса пронзает, он свергает
Твердыни зла, но друга два иль три
Его узнали...
Светофор мигает,
Дрожащие мелькнули фонари,
Последний пассажир на эскалатор
Ступаю я, резиной пахнет гул,
А в воздухе метания метафор
И ритмов всех размашистый разгул.
О, как внезапно пели телефоны,
Как лифты обрывались в глубину!
Но и не только творчества законы
Мы знали, не поэзию одну.
Любимые нас мучили жестоко,
Пустых знакомств томила кабала;
О, нищеты и тусклых служб морока!
Но надо всем поэзия была!
Она превозмогала все напасти,
Летя к звездам с улыбкой на устах...
О, наши ненависти, наши страсти!
А за спиной уже маячил страх...
VI
И грянул гром с тяжелой силой злобной,
Внезапно, днем весенним, поутру.
Я этот день запомнил так подробно,
Что с памятью о нем, видать, умру.
О, те шаги, заглядыванья в щели,
Те голоса пустые, взгляды те,
И все взаправду, вьявь, на самом деле,
Не сон лихой, не строчка на листе!
Потом Литейный, зданье, что могилой
Назвать бы правильнее, кабинет,
Откуда не выходят, а на нет
Как будто сходят.
И со мной так было.
Лязг ружей. Конвоиры. Лязг ключей.
Бетонный пол. Железной койки вздроги,—
О, стих мой милый — вздох души моей,
Мечты мои — и вот теперь итоги.
И ты — бетонный тот же меришь пол
Пустынными шагами,
той же дрожью
Дрожит железо койки.
Он пришел
Наш общий час — о том и слово Божье
Нам предрекало притчей о зерне,
И о разбойниках, и об Иуде,
О том и строки пели, и во сне
Не зря метались взрывы, стоны, люди...
Припомнить ли ту лобную скамью,
Змею клевет, скользнувшую меж нами...
Тогда-то мы испили — письменами
Предсказанную чашу нам сию.
Еще и встречи были, и слова,
И даже строки снова, как бывало,
Но каждый понимал, что миновало
То роковое, чем душа жива...
VII
В машине, в клетке той железной
Трясло, мотало нас двоих,
Как бы и впрямь, и вьявь над бездной,
И вдруг ты прочитал свой стих.
В нем город звонко и знакомо
Маячил и сводил с ума,
Сугробов белые изломы
Лепила медленно зима,
И сквозь оконце благодарно
Тебе светили купола
За тяжкий жребий твой мытарный
И светлых строк колокола.
И ты умолк, и все, что било,
И разобщало нас, и жгло,
Перед стихов крутою силой
Во мрак беспамятный ушло.
И только золото собора
И зимний город вдалеке
Печальным отсветом укора
Мерцали мне в твоей строке.
VIII
Последняя встреча. Нары.
Параша в углу. Скамья.
Сумрак суровой кары.
В последний раз ты и я.
Как пронесу сквозь годы
Тот взгляд и тот разговор,
Потолка злые своды,
Двери глазок в упор.
Прощай. Между нами были
Поэзия, сны души,
Тюрьмы жестокие были,
Допросов карандаши.
Прощай. Сгорело, как хворост,
Счастье, черна беда.
Неизреченная горесть
Нам теперь навсегда.
2.IX—19.X. 1974
Красноярский край
пос. Курагино.