- 349 -

Москва

Плющиха

угол Долгого пер. и

Новоконюшенной, д. 12, кв. 7

Ольге Павловне

Флоренскoй

 

Флоренский

Павел Александрович

Д. 2

 

1935.ХII.24 Соловки. № 42. Дорогая мамочка, повидимому и ты не получаешь моих писем, хотя аккуратно каждый месяц я пишу тебе. Анна в Москве не бывает, тебя давно не видела, так что сведения о тебе доходят до меня как слухи через неск. промежуточных звеньев. Напиши хотя бы о состоянии своего здоровья и о своей жизни. Анна пишет, что Шура болен, но я не знаю, чем и насколько серьезно. Ничего не знаю ни о Люсе, ни о Лиле и ее семье, ни об Андрее. Как Саша? Сообщи также, как зовут его второго сына. Напечатала ли Люся свою работу? Бывают ли у тебя Вася и Кира? О себе я писал и как-то не хочется повторяться; надеюсь, что все же получишь когда-нибудь мои письма, хотя и с большим опозданием. Да и писать мне не о чем: целый день проходит в работе, так что за письмо принимаюсь в 1—2 часа ночи. Работаю в лаборатории1 на новом месте, вожусь с водорослями и различными водорослевыми продуктами, со сфагновым мхом, читаю лекции по мате-

 


1 Из письма Р. Н. Литвинова (16.XII.1935 г.): «Вчера мы получили так называемый агар-агар из водоросли, которая носит имя «анфельпия пликата» и в полузасохшем виде напоминает твои волосы. Из нее мы выварили вещество, которое прибавляется в мармелад для его застудевания... Ставим производство, сначала небольшое, с тем, что если пойдет удачно, то развернуть его до грандиозных масштабов. Если удастся—то будет создана совершенно новая промышленность, не удастся—будет ценный опыт, которым полезно будет поделиться. За прошлый год мы написали несколько статей, которые должны быть напечатаны». Таким образом, первый агар-агар получен 15 или 16.XII.1935 г.

- 350 -

матике, теперь двум группам инженеров, одной второй год, пишу статьи—побольше и поменьше для стенных газет и м. б. для центрального печатного органа, делаю заявки на различные применения водорослевых продуктов, участвую в безчисленных совещаниях по организации производства и исследований, изредка понемногу пишу стихи, занят письмами и почти ничего не читаю—таково содержание моей жизни, идущей как часы по заведенному порядку изо дня в день. Природы не вижу и потому сохну, впечатлений нет. Тут можно было бы иногда слушать музыку; но на это нет времени, подбор произведений мне не привлекателен, а главное—нет для слушания надлежащего душевного настроения. Вечером, за чаем, т. е. от 12 до 1 ч. ночи иногда слушаю разсказы своих сожителей по камере о виденном ими в разных частях нашей страны или заграницей*, причем меня интересуют по преимуществу разсказы о далеких или экзотических краях. Иногда узнаю новые для себя штрихи быта и общественного устройства, но привлекают главным образом сведения естественно-научные. Недавно напр. по части американской жизни узнал, что Смит, сахарный король САСШ,—предводитель мормонов и по чину должен иметь 250 жен, приличествующих его высокому рангу. Узнал еще, что мормоны по преимуществу—из ирландской иммиграции в Америку. В САСШ много русских сектантов, которые удивительно цепко сохраняют российский облик и обычаи и не ассимилируются с американским населением, даже еле-еле научаются английскому языку, несмотря на многолетнее пребывание в Америке. В некоторых местностях духоборы и молокане ходят например в жилетах, надетых поверх выпущенной рубашки. Это считается в Америке не только странным, но и неприличным, так что издавались специальные полицейские запреты против такого костюма. И тем не менее духоборы и молокане продолжают ходить по-своему, но во избежание штрафа, при виде полицейского, заправляют рубаху внутрь с тем, чтобы по миновании опасности снова вытащить ее. Держатся они своей компанией, говорят исключительно по-русски и даже на заводах лишь слегка усваивают английский язык. Если бы было другое настроение, то по любой стране из любой области можно было бы набраться всевозможных интересных сведений, услышать истории патетические и комические. Но мне не до того, и разговоры меня душевно утомляют, так что я скорее стараюсь не слушать и того, чего нельзя не слышать, а услыхав—сейчас же забываю: все выталкивается из сознания. Единственное, к чему прислушиваюсь — это разсказы о зверях и растениях, для детей, т. к. им это может быть занимательно. Вся природа и обстановка располагает здесь скорее к унылому и грустному состоянию души, к отрешенности от жизненных интересов и к чувству

 

- 351 -

призрачности, хотя я вообще говоря и не склонен к таковому. Если же выпадает минута сравнительно не занятая внешними делами и суетою, то погружаешься в воспоминания, главным образом— в образы далекого прошлого, которые встают ярко и близко, словно были соответственные впечатления несколько дней назад. Если будет у тебя Вася, передай пожалуйста ему письма Кире и Наташе. Целую Люсю и Шуру. Передай мой привет Андрею и его семье и Лиле с потомством. Нет ли у нее правнучки? Крепко целую тебя, дорогая мамочка, постоянно вспоминаю. Письмо надо кончать, очень поздно, завтра много дел и лекция, а уже на исходе 4-й час ночи. Не забудь приветствовать от меня Соню тетю и ее сына.

1935.ХII.24—25 Соловки. Дорогая Наташа, несмотря на выраженное Вами намерение иногда писать мне, не вижу выполнения его. Напрасно Вы берете в этом отношении уроки у Васи. От Вас я мог бы узнать не только о Вас лично, но и о Васе и о Вашей совместной жизни. Это по многим причинам важно, в частности же и потому, что здесь я не живу какими-либо личными впечатлениями и интересами, а витаю мыслями около вас всех, своих детей, и болезненно чувствую свою отрезанность от вашей жизни. Время мое занято, как раз настолько, чтобы не давать возможности сосредоточиться, собраться в себе и жить более глубокими слоями, но и не настолько, чтобы эта постоянная занятость вытеснила из сознания и желания все более глубокие. Набиваю желудок, не получая питания. От искусства я оторван, для углубленной философской или научной мысли нет условий, и приходится вращаться в иссушающих душу поверхностно деловых мыслях и заботах, действительная необходимость которых отнюдь не ясна, т. е. которые необходимы и полезны условно, в данных обстоятельствах и в данный момент. Сейчас наш остров занесен снегом. Бушуют ветры, часто метет метелица, морозов почти нет. Небо всегда серое, хмурое, и лишь на горизонте иногда образуется щель, сквозь которую проглядывает чахлое солнце— не солнце, только призрак солнц, и не знаешь, то ли это восход, то ли пол день, то ли закат. Ведь солнце держится над горизонтом очень недолго, и почти не подымается, лишь скользит по нему. Правда, бывают иногда хороши краски облаков, здесь чрезвычайно разнообразные и очень нежные. Но все же настоящего солнца не только зимою, но и летом не увидишь, так оно слабосильно и призрачно. Мои домашние пишут, что Вы похварываете. Что с Вами. Я расчитывал, что хоть Вы будете в бодрости и здоровье. Собирается ли Вася прислать мне фотоснимки? Невидимому нет. Привет Вам, пишите и будьте здоровы.

П. Флоренский

 

1935.ХII.24—25. Дорогой Кирилл, последние дни передо мною непрестанно встает долина Кончурки с ее заливными

 

- 352 -

лугами, поросшими высокой травой и ты, маленький, забравшийся в траву с головою и бегающий в ней с возгласом: «Я — травяное животное!» Помнишь ли, как это было, когда мы ходили по этой долине с мамочкой? А помнишь, как мы с тобой ходили по грибы. Мне живо вспоминается девственная заросль около Вифанского пруда, где пространство между мелкими болотцами-лугами, заваленное сгнившими стволами, было сплошь покрыто опятами. В эти места никто не приходит почему-то, и у меня от них было впечатление каких-то лесов по Амазонке. А помнишь как мы с тобой таскали тяжелые корзины с грибами и, чтобы облегчить путь по дороге, делили ее на участки—перегоны между станциями? Хоть и много я видел разных мест, но наиболее родными и дорогими представляются окрестности старого Посада, теперь уже изменившиеся почти до неузнаваемости. Когда же поселился в Посаде, они были совсем глухими, безмолвными и торжественными, отчасти жуткими. Можно было ходить, целыми днями не встречая ни одной души, и, казалось, всякий звук, всякое слово нарушает священную тишину лесов.—Давно я собираюсь написать тебе о необходимости подготовлять сводку данных по хронологии геологических образований,—выписывать все, что попадается на эту тему. В моих условиях это делать систематически невозможно, но я буду понемногу сообщать тебе, что встречу. Вот для начала кое-что: 1. Прирост торфа в залежи (т. е. уплотненного) в районе Киева 10 см в столетие (Буганское болото). 2. То же в Австрии (Лайбахское болото) 7 см в столетие. 3. Начало торфообразования, т. е. общее увлажнение климата в районе Киева, т. е. исчезновение послеледниковых пустынь совпадает с началом неолита и относится к 5000—7000-ому году тому назад. 4. Конец неолита и начало бронзового века ок. 3000 л. тому назад (Украина) (см. «Торфяное Дело» 1928, № 9, стр. 269—272, Курдюмов). 5. Начало образования сапропелевой толщи в озерах Карелии— 6700-й год тому назад, а в Сакском озере 1620-й год. 6. Годовой прирост сапропеля 0,8—3—4 мм (Доктуровскдй, Торф. болота, 2-е изд., 1935, стр. 77). Крепко целую тебя, дорогой.