г. Загорск (б. Сергиев)

Московской области

Пионерская, 19

Анне Михайловне Флоренской

 

Флоренский

Павел Александрович

I кол., Спис. № 1, Основное

 

1935.V.27 Соловки. № 20. Дорогая Аннуля, на днях отправил вам письмо. Начинаю новое. От вас все нет известий, очень безпокоюсь. Тут сразу стала весенняя обстановка. Сегодня озера здешние оказались без льда, хотя еще вчера был лед— черный и черно-темнозеленый. Снега остались лишь небольшие пятна в лесу. Канальцы—сообщения между озерами полны водою—темнокоричневой от торфа. Кукуют со вчерашнего дня кукушки. Сегодня видел первую лягушку. Муравьи копошатся и строятся—каждый несет что-нибудь, кто веточку, кто щепочку, кто травинку или хвою. Появляется трава, сегодня съел несколько листочков снитки. Около лаборатории расцвело несколько маргариток. Дорожки почти внезапно просохли—тут ведь либо торф, либо песок, а дорожки устроены недурно. Круглые сутки светло, и не можешь решить, что, уже светло или еще светло. Если не ошибаюсь, в 10 1\2 часов или позже видел еще закатный Диск солнца. Но все думаю о вас, моих дорогих. V.30. Стоит погода самая неустойчивая. Вчера целый день валил снег, было холодно; сегодня—тоже снег утром. Временами светит солнце, а потом снова небо нахмурится. С утра до ночи (которой нет) и с ночи (которой нет) до утра кукует кукушка, у самой лаборатории. Лежат груды еще нерастаявшего снега. Сейчас, накануне выходного дня (впрочем, теперь выходные—ударники) сидел на нашем озе у беседки. Солнце еще высоко, хотя без четверти десять. Холодновато. Не умолкает кукушка. Все думаю о вас, моих дорогих, и чем больше—тем грустнее. VI.!. Дни серые, и ночи тоже, днем сумеречно, ночью—не темнее. Вот вчера в 11 ч. ночи еще скользило между темных облаков, в щели, закатное солнце. Здесь ведь оно не

 

ложится, падая вниз, а движется почти горизонтально. А сейчас, 7 ч. утра, сумрачно, падает обильный снег, холодно.

Вечером. Целый день валил снег, очень холодно, метелица. К вечеру все оказалось заваленным снегом, трава, дома под снежным [?] покровом, из всех щелей выбиваются холодные струи и снег: нордост. А между тем, вот 3-й час ночи, на дворе светло и сразу видно, что не зима. Как будто мы у южного полюса, а не у северного: ведь на крайнем юге как раз теперь [начинается—зачеркнуто] зима, а у нас сущий декабрь. Вьюга такая, что трудно выйти за дверь. VI.2. Сегодня опять все то же—вьюга, метель, снег; пейзаж совершенно зимний. Лишь под вечер снег перестал выпадать и на дороге слегка подтаял, так что сделалась грязь. Только что вернулся из Кремля, ходил получать твою посылку—папиросы. Как раз у меня не было никаких ни папиросных, ни махорочных запасов. Но когда вернулся, опять пошел снег.—Вот я все пишу вам про погоду, хотя думается только о вас, но этого не напишешь. Вспоминаю малейшие подробности прошлого, о каждом из вас отдель[но]. О том, как я ждал Васюшку, года за 3 до его рождения, как чувствовал, что он где-то есть уже, хотя я и сам не знал где и как. Когда он только что родился, то посмотрел на меня и было ясно, что он узнал меня. Но это было только несколько мгновений, а потом сознательность взгляда исчезла. Припоминаются все его первые движения и проказы. Помнишь, как он спустил в щель пола коробку визитных карточек, карточку за карточкой, как старался над этим и торжествовал, что удалось! Припоминаю, как почувствовал Кирилла, в поезде, когда я ехал домой и разговаривал с одним молодым рязанцем. Тебя я почувствовал летом 1905 года, когда возвращался из Тифлиса и, попав не на свой поезд, заехал в сторону, так что пришлось высадиться на маленькой станции и прождать целый день своего поезда в полях и на лугах. Это было 15-го августа. Олечку почувствовал как пришедшую, как идущую взамен Вали, Мика—как идущего взамен Миши¹, а Тикульку—как саму по себе, как мое утешение. Помнишь, как Кирилл любил кошек и наряжал их и плакал, что у него нет хвоста. Тут живет крупный кот и я, как посмотрю на него, вспоминаю страсть Киры. Помнишь, как Оля обиделась на меня за янтарь и сказала тынтарь. Помнишь, как Кирилл возился с Олей и все твердил, что это его собственная сестра. Мик особенно припоминается, м. б. потому, что пишу для него. Впрочем, пишу, все имея в виду, и сливаются черты и образы всех, начиная с меня самого в детстве: тут и Вася, и Кира, и Мик.—Помню, раз водил вечером гулять Васю. Идем вдоль забора к Вифании и вдруг меня пронзило ощущение, что я—не я, а мой отец, а Вася—это я и что повторяется, как папа меня водил. Всех вас чувствую

 

в себе, как часть себя и не могу смотреть на вас со стороны. Помнишь, как был пожар в Лавре, Васюшка заволновался и сказал, что перестанет собирать марки (его тогдашняя страсть), если пожар прекратится. Ему наверно тогда было менее 7 лет. Дорогая Анну ля, прошлое не прошло, а сохраняется и пребывает вечно, но мы его забываем и отходим от него, а потом, при обстоятельствах, оно снова открывается, как вечное настоящее. Как один поэт XVII века написал²:

Die Rose, den dein auber Auge Sieht

Sie ist von Ewigkeit in Gott gebluht

— Роза, которую видит твой внешний глаз, она от вечности процвела в Боге. VI. 4—5. Крепко целую тебя, моя дорогая. Сегодня, наконец, светит солнце.

VI.!. Дорогой Мик, мне кажется, тебе не надо писать: ведь я пишу «Оро» для тебя и потому думаю о тебе, словно уже написал письмо. Однако надо и послать. Буду разсказывать про нашу местность, т. е. возле лаборатории. Живем на пригорке. Перед нами озеро. Оно вскрылось и в воде отражаются окружающие его леса; и облака, обычно весьма красивые во время нашего длинного-предлинного заката, удваиваются водою озера. В этом озере рыбы очень мало, почти нет. Зато плавают дикие утки и ондатры. Ондатра—это водяная крыса особого вида, очень крупная, по величине между крысой и кошкой. Хвост у нее с палец толщиною. Ондатра очень хорошо плавает и с дороги возле лаборатории часто бывают большие круги на воде по которым издали можно узнать плывущую ондатру. Этих ондатр сюда завезли нарочно и теперь они расплодились на воле, как должны расплодиться серебристо-бурые лисы и как расплодились уже олени. Предполагается еще таким же способом, т. е. на воле, размножить кроликов, для лис. Тут кукуют кукушки круглые сутки, а некоторые садятся куковать почти у самого окна лаборатории. Недавно привезли нам мертвого олененка (не того, о котором я писал раньше, а другого). Он был бурый и пушистый. С него снимали шкурку. Тут много торфяников из сфагнума, который я очень люблю и над которым в свое время много работал. Теперь думаю выдвигать его, как материал для различных производств. Когда будешь гулять, то отыщи сфагнум и дома внимательно разсмотри его строение, хорошо бы в лупу, зарисуй его и пришли мне. Думаю вообще заняться этими мхами. Что ты теперь играешь? Научился ли читать и говорить по немецки? Кланяйся от меня бабушке и своей Кате. Т. к. в письме Оле не осталось уже места, то ты передай ее товарищам мой поклон, хотя они меня и не знают: я рад, что они навещали Олю, когда она была больна. Сейчас

 

я занят добыванием из водорослей альгина и альгинатов, особых клеющих веществ. Стараюсь получить вещество, с помощью которого можно было бы делать желе и мармелад, но пока успел только на половину. Крепко поцелуй от меня мамочку и помогай ей в заботах по саду. Да, чтобы не забыть: скажи мамочке, что жена одного моего здешнего знакомого после гриппа заболела вроде того, как болела Оля (сильные головные боли, безсонница, потеря аппетита, истощение), была больна 2 месяца, но теперь поправилась. И сам он был болен после гриппа похоже на эту болезнь, но в более слабой степени.—Делаю здесь опыты по изготовлению особой массы, вроде искусственной кисти, из творога; это так, между другими делами. Такая масса называется галалит, по гречески, а по русски будет млечный камень. Она делается из творога и формалина. Рисуешь ли ты? Попробуй рисовать окаменелости и растения, это интересно и сравнительно легко. Крепко целую тебя, дорогой. Не забывай папу и пиши ему почаще и поподробнее обо всем, что делаешь и как живешь.

 

VI. 5—6. Ночь. Дорогая Олечка, безпокоюсь из за твоей болезни, а вестей от вас все нет. Последние дни у меня было ощущение рождественских каникул где ниб. в провинции. Только вчера прекратился снег, падавший крупными хлопьями, вьюга и сумрачность. Все было завалено снегом. А с другой стороны свет круглые сутки, так что вечером не ложится, а утром не лежится. Живу воспоминаниями,—припоминаются малейшие подробности о каждом из вас. Как радовался в свое время твоему рождению Е. А³.! Старайся у мамочки узнать о нем, чтобы он остался в твоей памяти, т. к. тебе самой не пришлось его видеть и он умер вскоре после твоего рождения. Если когда-ниб. повидаешь Ел. Митр., то разпроси о нем, скажи, что я прошу ее дать тебе его образ.—Получила ли ты мой портрет? Он, мне кажется, больше подходит к дяде Шуре, чем ко мне, а впрочем мне судить трудно, рисовал же его способный художник, скульптор, впрочем не портретист.—Читаешь ли Эккермана? Проходят ли твои головные боли? Читаю понемногу письма скульптора Антокольского. Очень характерные письма для своего времени, интересно также и потому, что там постоянно идет дело о С. И. Мамонтове, владетеле Абрамцева, поминается Васнецов, Серов, Валент. Серова и др. Но по существу высказывания Антокольского глубоко чужды и даже раздражают. Это упорное желание подменить художественный образ историческими и литературными сведениями о лице изображаемом, желание выехать на интересности лица, как исторического деятеля,—словом игра на том, что само по себе ценно и интересно. Художник стрижет купоны с исторических ценностей, вместо того, чтобы сам родить ценность. Его напряженное

 

обхаживание всей истории и выбор себе в сюжеты всех наиболее замечательных людей есть если не подмена художественного образа сюжетом и громким именем, то во всяком случае такое сдабривание, что от художества мало чего остается. Какая безконечная разница между голландскими натюрморт-нотами, изображавшими мясо, рыбу, раков, фрукты и овощи, но так этими изображениями вскрывалась внутренняя сущность бытия, и художниками сюжетистами, которым надо взять то, что ярко и глубоко само по себе, и—дать его в более слабой степени, чем оно говорит само за себя! Спекуляция на сюжете. Мне надо видеть глубину вещей, хотя бы самых обыкновенных, а не читать налепленные на вещи ярлыки с указанием, что эти вещи необыкновенны. Совсем другое дело, впрочем, портрет, который проявляет то, что художник сам видит. Но Антокольский как раз пренебрегает портретом, считая его чем-то малодостойным и становится на цыпочки, чтобы высказать, как он представляет себе Сократа, Моисея, Петра I и проч. Однако, зачем мне знать, как он представляет себе их, когда я могу узнать по их писаниям и делам чем они были на самом деле. Ну, вот, кажется напрасно я разругал бедного Антокольского; сам по себе он, невидимому, неплохой человек, жил в свое время, в свое печально бездарное и антихудожественное время, говорил и делал, что мог. Мир его праху. Каждое время страдает своими слабостями, и слабости эти делаются спустя такими же неприятными и чуждыми, как ушедшие в прошлое моды. Но то время было зато добрым, т. е. люди были добрые и благожелательные, как широкая одежда. В связи с Антокольским вспоминается Нестеров. Спроси о нем у мамочки. Надо, чтобы складовались образы тех, кто давал данные для конкретных впечатлений. VI.?. Сегодня наконец-то получил письма, мамино и твое, из которого узнал о неполучении вами моих пяти. Очень жаль, ведь я старался над ними для вас. Впрочем, м. б. и получите часть их, но с опозданием. Ваши письма я получаю невидимому все или большинство, но обычно с опозданием, а последние получил скоро. Отвечаю на твои вопросы пока наскоро. В генеалогических таблицах знак □ означает женщину, знак О мужчину, знак ~ брак, знак ~ брачную связь не оформленную, линиями соединяются дети с родителями, причем линия упирается в соответствующий знак брака.—По ботанике: хорошая, но устарелая книга Кернера фон Мерилауна «Жизнь растений». По растительным сообществам: Морозова «Жизнь леса» и Сукачева «Болота». По физиологии растений прочти Тимирязева «Жизнь растений», но имей в виду, что книга написана в духе вульгарного механицизма. По анатомии растений Бородина⁴. Крепко целую тебя и радуюсь, что ты начала поправляться. Пользуйся солнцем.

 

Дорогая Тика, очень я соскучился по своей дочке, не знаю, как она живет, что делает и насколько выросла. Вспоминаю тебя, смотря на наших зверей. Детеныши быстро растут. Кроличата, похожие по масти на зайчат, прыгают по кухне, когда их выпускают из клетки. Но поймать их даже в кухне трудно, так он [и] прытки. Во дворе по пробивающейся травке скачут кукушки. Кажется вчера их прыгало три. В лесу много распевающих птиц. Озеро серо-стального цвета. Море, видное от нас издалека, последние дни сильно бушевало и покрывалось пенящимися белыми волнами. Вчера или позавчера появился одуванчик. Дни я путаю, так как ночи тут нет, ложусь очень поздно или очень рано, называй как хочешь, иногда сплю днем. Поэтому время идет сплошным потоком, без дней и ночей. Солнце заходит на короткое время, но на дворе совсем светло, вроде как бывает у нас в погоду несколько пасмурную. А потом, вскоре, восходит и солнце, но не с противоположной стороны неба, а приблизительно там же где и зашло, т. е. на юге. Казалось бы, можно было бы порадоваться кое-чему. Но без вас, моих дорогих малышей, меня ничто не радует. По нескольку дней я не выхожу даже за дверь лаборатории, хотя выход у нас прямо в лес и на горку. Может быть удастся как-нибудь зарисовать местность, чтобы показать вам обстановку. Против прошлого года весна запоздала здесь на 16 дней, так было до недавнего снегопада и метели. А теперь, после этого снегопада, запоздание наверное еще очень возрастет. Пиши мне, что ты делаешь, как проводишь время. Ведь мне хочется знать все про вас, а чайки только изредка сообщают, да я их и мало вижу, они в Кремле. Они здесь набалованы: рыбу ловить в море сами не желают, а предпочитают соленую селедку и воблу. У нас во дворе бегают кукушки и кукуют взобравшись на столб. Около дома трещат дятлы и поют разные птички. Рядом с домом сегодня нашли строчки. Очень много, сплошные заросли голубики и черники тут же, у дома. Гораздо ближе, чем было в Сковородине и гораздо больше. Говорят бывает много ягод. Крепко целую тебя, дорогая Тика. Пиши папе.