г. Загорск (б. Сергиев)

Московской области

Пионерская ул., д. 19

Анне Михайловне Флоренской

Павел Александрович

Флоренский

Основное

1935.I.2. Соловки № 6. Дорогой Кирилл. Только вчера получил я твое письмо от 4.ХII.1934. Не ошибся ли ты, написав 4 вместо 14, т. е. 14 декабря? Был рад получить от тебя подробное изложение твоих работ, к тому же весьма интересных. Нахождение ванадатов¹ в кремнистых сланцах до известной степени примирило меня с этой бесплодной и скучной породой. На Дальнем Востоке этих сланцев очень много, но, будучи настроен против них, я не вникал в их слои внимательно. Выдавленные или высосанные пропластки коллоидного происхождения я тоже находил, но не сумел .узнать, что это за минералы; по виду же похоже на окислы железа; возможно, однако, они и представляют какой-либо интерес. Хорошо, что ты начал пользоваться понятиями коллоидной химии; не сомневаюсь, что в близком будущем им будет принадлежать руководящее значение во многих вопросах минералогии. Поэтому старайся изучить коллоидную химию посерьезнее и не смущайся ее преимущественно органическим уклоном; это временный уклон, объясняемый чисто историческими причинами, с одной

стороны, и сравнительной легкостью изучения органических коллоидов—с другой. Но, освоившись с общими идеями, ты сумеешь перенести их и на неорганические соединения. В частности обращаю твое внимание на замечательную книгу Вольфганга Оствальда о цвете и коллоидах (не спутай с Цветоведением Вильгельма Оствальда—отца Вольфганга), в которой реабилитируется гетевская теория цветов и дается множество весьма важных наблюдений².—О моем минерале ты пишешь предположительно, что его изменили перекисью водорода. Конечно, это не так: я сам брал его с месторождения, а перекиси водорода ни у меня, ни у кого другого и в руках не было. Что-то мне говорит об интересности этого минерала, хотя прямых данных и нет. При случае обрати на него внимание.—Относительно поездки твоей на Север я уже писал, вероятно вы теперь получили мое письмо. Повторяю, поездка невозможна по ряду причин, и прежде всего—по причине прекращения навигации и отсутствия какого-бы то ни было сообщения, кроме аэропланного. Но мыслию я всегда со всеми вами и в частности с тобою, мой дорогой. Работай, учись, будь в природе, заботься о маме и детях—в этом вся моя радость. Ваши успехи для меня дороже собственных. 1935.1.7. Так давно, дорогой, я начал тебе письмо, что уже забыл, о чем писал. Сделаю несколько заметок по поводу твоего письма. Во-первых о спектральном анализе. Очень советовал бы тебе хорошо усвоить спектральный анализ, т. к. без него двигаться в одних случаях трудно и хлопотно, а в других и просто невозможно. Однако, не ограничивайся качествен, анализом, а займись непременно количественным. Это могущественный способ, т. к. он позволяет в ¹/2 часа решать аналитические проблемы, для которых обычными приемами анализ потребовал бы недель и большой [нрзб.]ности, не говоря уже о реактивах, посуде и большом количестве анализируемого материала. Точность колич. спектр, анализа до 1% от измеряемой величины. Определение делается по длине линии спектра, полученного фотосъемкой с вращающейся щелью в виде логарифмич. спирали. В свое время в институте был применен этот метод к ряду анализов и дал блестящие результаты, тем более, что анализируемого вещества были количества чрезвычайно малые. Занимался этим делом Гуго Янович³, и от него ты можешь получить советы и указания. Для колич. спектр. анализа необходим кварцевый спектрограф со специальной вращающейся щелью; она м. б. сделана домашним путем т. е. в мастерской института. Но думаю, можно было бы в случае отсутствия кварцевого спектрографа воспользоваться любым другим, хотя это будет несколько менее надежно (меньше линий,—отсутствуют ультрафиолетовые линии, в спектре особенно богатые).—Напиши, прошел ли твой палец и твоя маля-

рия.—Твое объяснение происхождения ванадатов мне нравится. Как я наблюдал, превращения валентности ванадиевых соединений и содержания кристаллизацией, воды происходят очень легко и от небольшого изменения условий, в частности температурных и концентрации среды. Считаю вероятным, что таково же образование комплексов, а вместе с тем—и изменение цвета.—Получил ли ты мое указание на двуцветность хромового раствора?—Напиши, давала ли тебе Оля читать отрывки из «Оро», ороченской поэмы.—Постарайся получить от Влад. Иван. указания по работам, он единственный у нас ученый, мыслящий глубоко в области круговорота веществ в земной коре и один из самых глубоких натуралистов нашего времени в мировом масштабе.—Видел ли ты фотоснимки классификации льдов? Крепко целую тебя, дорогой Кирилл, будь здоров, работай и заботься о мамочке.

Дорогая Олечка, вероятно мое письмо уже запоздает и тебе не пригодится, но на всякий случай все же пишу по поводу твоей школьной темы о Тютчеве—о философск. мотивах его поэзии. О чем же тут надо сказать, т. е. в твоей работе. Во первых о тех воздействиях, которые оказала на Тютчева окружающая среда. Во первых* это поэтические традиции Державина, к которому Тютчев непосредственно примыкает, и по роду своей поэзии и по общественному положению. Здесь можно отметить: двойственность служебных обязанностей и поэтического влечения. Первые требуют обращения с людьми и притом официального, условного, часто неискреннего и вместе с тем держать на высоте больших госуд. задач, совершенно безличных (это—день). Поэтич. же дар ищет уединения, глубокой искренности пред собою, подлинности высказываний, личного прикосновения к действительности, а она, неискаженная официальностью,—остается лишь в природе (это—ночь). Затем, крушение Наполеоновской системы—отсюда сознание тщеты и мимолетности челов. индивид, усилий и мощи неизменной природы. Далее, поэтическое и философское воздействие 1ете—опять вечная мощь и красота природы, не считающейся с человеческими замыслами, но целестремительно развивающейся из себя и порождающей из себя все существующее.

1935.1.6. Ночь. Сегодня особенно думаю и вспоминаю о вас. Письмо свое не мог докончить, да и не торопился, зная, что все равно оно не скоро сможет отправиться в путь. Но возвращаюсь к Тютчеву. (Кстати, чтобы не забыть ответить тебе на твой вопрос: конечно, мне хочется знать все мелочи, которыми вы живете, чтобы более ясно представлять себе вас. Поэтому пиши и то, что кажется вам пустяками, дорогая.) Природа живет, но своею жизнью, величественной и целостной

в своих противоречиях —таково основное мироощущение Гете. Тайные ее глубины, однако, доступны нам, познаваемы, но не рассудочно, по частям, а когда мы улавливаем их в их целостности. Это проявление тайны природы—не в отвлеченных понятиях, а в конкретных, чувственных, наглядных образах, которые Гёте Называл первоявлениями. Другое воздействие на Тютчева -от Шеллинга, философия которого во многом близка к мировоззрению Гёте. Идея развития, динамики, диалектики, внутренней связи отдельных явлений, смысла явлений; с другой стороны, первичной основы бытия, темной, но темной не в смысле противоположения добру, а лежащей глубже противоречия между добром и злом, да и нет, и порождающей из себя это противоречие—таковы самые основные вехи Шеллинга. Еще сильное воздействие на Тютчева от славянофилов: отсюда его мысли о величии внутреннем при внешней убогости, о великом будущем русского народа, об особенностях русского духа, призванного стать над противоречием Востока и Запада, подняться на новую историческую ступень. Можно было бы и еще много писать о Тютчеве, но нет места, да и все равно это письмо придет с опозданием, свою работу ты напишешь до его получения. Поэтому кончаю. Крепко целую тебя, дорогая Олечка. Привет твоим товарищам. Кланяйся бабушке.

1935.I.3. Соловки. Дорогая Аннуля, ты напрасно думаешь, что я не получаю твоих писем. Повидимому получаются все, но ты узнаешь об этом поздно, не ранее 1—1 1/2 месяцев после их написания. Ведь письмо идет обычно около 15 дней, а мое ответное вероятно и дольше. Вот и выходит не менее месяца. Чтобы у тебя не было сомнений, начни нумеровать письмо. И я тоже буду ставить номера. Это письмо с Соловков—6-е: одно за октябрь, одно за ноябрь, 3 за декабрь. Навигация у нас, кажется, кончилась или кончается на днях; следовательно с письмами теперь будет задержка. Посылки твои я получаю, в частности получил и последние 2 посылки—с теплой одеждой, папиросами, шапкой и проч. Меня очень смущают твои посылки. Зачем вы отказываете себе во всем и посылаете мне столько дорогостоящих продуктов? Что же до теплой одежды, то присылка ее меня даже раздосадовала: ведь у меня есть теплая одежда казенная, а хранить мне одежду негде, если же придется переезжать на другое место, то нести свои вещи я просто не смогу. Надо употреблять все усилия, чтобы было вещей как можно меньше. Спрашиваешь о валеных сапогах. Но ведь я же писал тебе, что у меня есть казенные, выданные из предприятия, в котором я работаю. В них я и хожу. Впрочем, здесь такой недопустимо теплый климат, что можно ходить и без теплого: на дворе температура лишь немногим ниже нуля

и иногда почти на нуле. Бывает и холодно, но не от мороза, а от ветра; особенно, когда ветров было больше и они были сильнее, было по-моему гораздо холоднее, чем теперь. Езды мне теперь стало нужно меньше, чем ранее, когда я приехал наголодавшись: вероятно отъелся уже. Присланное вами уничтожаю вместе с тем или другим из живущих со мною или приходящих навестить; но грустно при этом, вспоминаю о тебе и о детях. Вот почему я даже рад прекращению навигации и вытекающему отсюда прекращению посылок. В частности, зачем ты покупаешь мне дорогие папиросы. Конечно, мне приятно бывает угостить ими какого-нибудь гостя, но все же, лучше, не траться на них и угощай чем-нибудь маленьких.—Получил письмо от Кирилла, оно меня порадовало: видно, он вырос и окреп, его работою я доволен, только вот помочь ничем ему не могу, даже советом, т. к. нет под руками нужных книг. Надеюсь, впрочем, он теперь и сам будет находить себе нужные сведения. Но смущает меня, что дети не знают иностранных языков, а заниматься научно без иностранной литературы совершенно невозможно.

Вероятно ты хочешь знать, что я делал последнее время. Работал в лаборатории, как в нашей иодпромовской, так иногда и в центральной, где обстановка более похожа на лабораторную; все это в связи с производством иода. Затем читал лекции по математике в математическом кружке. Готовил программы к большой работе по переходу производства к т.н. комплексному использованию водорослей, т. е. такому, при котором все составные части водорослей оказываются использованными, вскоре придется выступать с соответствующим докладом в ИТР с целью поставить задачу о водорослевой промышленности на проработку. Если это осуществится, то будет занятие сколько-нибудь ценное и осмысленное. Вообще же день проходит бессодержательно и крайне быстро: толчея и нет тех результатов, которые он должен был бы принести по замыслу,—слишком все неорганизовано еще, а м. б. и наоборот. Если увидишь Л. К., то скажи ему, как мне тяжело думать, что я в его глазах оказываюсь не таким, каким он меня считал и что жалею о своей бесполезности в его работах как по Техн. Энциклопедии, так и литературно-научной. Но, конечно, нарочно не стоит беспокоить, у него и так достаточно своих хлопот и дел. Пережили мы самые короткие дни, теперь темнеет уже явственно позже. Помню, 22 декабря, в самый короткий день, я вышел взглянуть на солнце. В 12¹/2 часов, т.е. по солнечному за ¹/2 часа до полудня, солнце еще не вышло, а было только небо, видимое сквозь разрывы туч, как расплавленный металл. Но целый день, целые дни здесь сумеречно: «Ни свет, ни тьма, ни день, ни ночь» ⁴⁴. Работаем даже и теперь все время при электр.

освещении. Но эта почти полярная сплошная ночь совсем не такова, какою я представлял ее себе: это не ночь, а сумерки, но растянутые на целый день.—А сегодня, вот, 1935.1.7. была удивительная заря в 4¹/2 часа дня—ярко-малиновая полоса, какой у нас никогда я не видывал, а над нею плотное сизое облако—облачный покров по всему небу. Удивительный цвет, удивительное зрелище! Крепко целую тебя, милая Аннуля, будь здорова, не скучай, радуйся нашими детками.

Дорогая Тика, отдохнула ли ты за каникулы? А знаешь ли ты, что каникулы—это по латыни значит собачины, собачье время,—от названия Сириуса Собачья звезда: время отдыха было связано когда-то с определенным положением на небе Сириуса. Очень радостно слышать, что и с музыкой ты начинаешь справляться, как справилась с арифметикой. Я-то никогда не сомневался, что моя дорогая дочка со всем справится, но конечно не сразу, т. к. сразу никто ни с чем не справляется. Скажи Васюшке, что я не сумел написать ему, так как уже нет места, но напишу на ближайших днях; пусть он не думает, что я забыл написать ему: я его очень люблю и скучаю по нему. Когда это письмо начиналось, тут было тепло. Но сегодня и вчера (т. е. 6 и 7 января) подул холодный шторм, мороз вчера доходил до 20°, ветер сбивает с ног и поэтому ходить полем довольно трудно. Кланяйся Ане и поблагодари ее за письмо ко мне. Кланяйся бабушке, пожелай ей здоровья от меня. У нас тут печи огромные, топят их раз в неделю, так что бывает то очень жарко, то прохладно. Сегодня, вот, печь топилась, в комнате тепло, в трубе ходит ветер и шумит, как-будто где-то едет поезд. Уже ночь. Мы выпили—кто чай, кто кофе, я угостил своих сотоварищей печеньем, которое прислали вы. Готовлюсь к докладу о водорослях, к завтрашней лекции по математике, пишу вам письма. Но все время думается, как я далек от вас, о наполовину замерзшем море, которое лежит между Соловками и берегом материка. Стараешься ли ты говорить с Аней и с Микой по немецки? Кланяйся твоей учительнице от меня. В апреле месяце сюда, как говорят жившие тут, прилетит множество чаек, наверное они побывали и у вас и разскажут мне о моей дорогой дочке Тике. Но вероятно они не будут говорить пустяков, как комар. Крепко целую тебя, моя дорогая дочка, и еще раз целую. Будь здорова.

Дорогой Мик, ты стал писать красиво, только жаль, что пишешь мало. Как же ты не знаешь, о чем писать. Конечно пиши о том, что ты делаешь, как гуляешь, что тебя теперь интересует. Пиши мне о милой мамочке и о том, заботишься ли ты о ней. Ведь я поручаю ее вашим заботам,—чтобы она не скучала, не грустила и жила полнее. Может быть у тебя воз-

никают какие-нибудь недоумения в физике или математике, сообщай и о них; хоть с опозданием, но я отвечу тебе. Сейчас мы заняты вымораживанием раствора—щелока,—чтобы повысить в щелоке содержание солей. Когда такой щелок замерзает, то в лед соли почти не попадают, если только частично не застрянут в тонких капиллярах. Поэтому лед соленой воды, например морской, при таянии дает воду почти пресную. Соли же переходят в еще не замерзшую часть раствора, концентрация его повышается и наконец доходит до насыщения, после чего соли выпадают постепенно на дно сосуда. Попробуй сделать такой опыт с раствором (не слишком крепким) марганцовокислого калия: лед получится бесцветный, а незамерзшая жидкость углубит тон своей окраски. Это лучше всего проделать на блюдечке или на тарелке, тогда изменение цвета будет особенно явственно.—Сообщи мне, как идут твои занятия немецким.— Что делаете вы в школе по русскому языку? Крепко целую тебя, дорогой Мик, пиши чаще и побольше. Еще раз целую тебя.

П. Флоренский