19

 

Как же я попала в этот свет, такой живой, подвижный и душистый, в храм, полный тепла, в радость, покой?

Я здесь, но я растеряла близких... Где они скитаются? Где живут? Светло ли им? Тепло ли? Что с ними?

Как странно выстроилась моя жизнь...

Обычно, когда человек умирает, он уходит от тех, кто его любил, уходит по частям, постепенно... Блекнут в памяти живых его привычки, поступки, исчезают его вещи — старятся или теряются.

Мои же умершие, наоборот, все глубже входили в ткань моей жизни, все напряженнее существовали в моем сознании. Оживали, наполнялись новыми чувствами их письма, дневники, записочки, фотографии, воспоминания тех, кто их знал...

И в конце концов получилось, что мои родители живут со мною вместе, хотя физически их нет. Словно они здесь, только в другой стране и могут вот-вот вернуться. Возрастает наша любовь, крепнет дружба, растет близость...

В дневник мамы вложена репродукция с картины какого-то немецкого художника «Нерукотворный образ». На ветхой ткани отпечатался лик прекрасного страдающего человека. Глаза закрыты, но почему-то кажется, что он смотрит. И не просто смотрит, а — именно тебе в душу...

Когда маме было 18 лет, она писала:

«Христос везде. Образ Христа, созданный сотни веков назад, не нашел себе «конкурента». То, к чему стремится нормальный человек, то, что он сознает хорошим, сознает со-

 

вершенно инстинктивно, — есть не что иное, как образ Христа. Я не верю, что Христос существовал физически. Идея Христа прекраснее всего, что создавалось человечеством за время его существования. Я не понимаю, как такая идея могла создаться столько времени тому назад, тогда как и теперь еще понять ее невозможно? Окончательный крах религии — победа Христа, а не поражение. Извращение идеи, спекуляция на ней, суеверие должно пасть, должно быть уничтожено во имя Христа. Человек будущего — Христос. Не человек, а человечество. Христос везде».

«Широкая дорога прогресса, вершина научных...» — написано дальше, и на этом запись обрывается.

Что тут скажешь?

Отец тоже верил в прогресс и вершины науки. Эти ледяные вершины сияли и звали и питали атеизм, окрашенный разрушительными завихрениями эпохи.

А я все думала и думала о той стране, в которой они теперь находятся.

Мне не хотелось ломиться туда через черный ход — заниматься спиритизмом, оккультизмом. К этим вещам я относилась с неприязнью и отвращением, как и мои больничные собеседницы в детстве. Я знала, что тайна должна оставаться тайной. Поэтому стала искать ответ в Библии. В ней есть все, что человек может вместить в себя, не разрушаясь сам и не нарушая запреты своей природы... В Библии собран мистический опыт человечества, он так естественно сливается с житейским опытом, что воспринимается как здоровый, правильный подход ко всем вопросам бытия...

Мой отец хотел вырвать маму у смерти. Но ему не на кого и не на что было опереться...

Что, если бы последователям Федорова, которые думали, что возможно «будущее воскресение на почве естествознания», удалось бы оживить миллиарды умерших землян?

Встали бы воины, сжимая в руках ржавую труху, в которую превратилось их оружие, и продолжили бы свои

 

битвы кулаками, камнями, палками, потому что вместе с ними ожили бы их ненависть, страх, гордыня, корысть... Болезни, уродства встали бы из могил, навечно слитые со своими жертвами... Многие из умерших вновь ужаснулись бы жизни, потому что не находили в ней блага, встречали лишь несправедливость, страдания. Страдать вечно — невыносимая перспектива. И этого никак не избежать. Вместе с людьми ожило бы царство насилия, потому что такое воскресение не преобразило бы внутренне (да и внешне) воскресших...

Я пытаюсь представить себе, что случилось бы, если бы отец оживил маму... Она оказалась бы все в том же безвыходном положении: ссылка, пожизненное клеймо, нет будущего, нет возможности самой строить свою судьбу, и участь близких — пугает... А ожидали ее война, новая ссылка в лучшем случае, в худшем, но вполне вероятном, — арест, тюрьма, лагерь...

Если бы она была христианкой, она бы внутренне была защищена, и все могло сложиться по-другому... Лавина зла все равно накрыла бы ее, но как многое зависит от того, в каком состоянии ты находишься, когда на тебя летит лавина...

Священное Писание тоже обещает всеобщее воскресение. Но это — совсем другое воскресение!

Я читала у пророка Иезекииля о воскрешении множества людей, чьи кости покрывали равнину. Господь Сам положил пророку на плечо руку и вывел его на эту огромную равнину, покрытую сплошь белыми костями, высушенными солнцем и промытыми дождями... И повелел пророку призвать кости соединиться, а потом — вызвать дыхание четырех ветров — от четырех сторон света, чтобы оно вошло в лежащих на равнине. Иезекииль исполнил повеления Господа, и давным-давно истлевшие воины ожили на поле боя, встали и...

И куда же двинутся эти несметные рати?

Сам Бог поведет их в обещанную земдю, в тихую землю, где текут реки с водой, сладкой, как мед, а на берегах стоят по колено в теплой траве сытые коровы, из их

 

переполненных сосков падают капли молока, и молочный туман стелется над речными долинами...

Или они придут в иной, преображенный мир? Мир, в котором воля Творца восстановлена, в котором ничто не стоит между Богом и человеком. Там течет одна огромная, светлая, как кристалл, река — поток жизни. Она катит светоносные волны прямо по широкой улице города, построенного из драгоценных камней, и по берегам ее, слева и справа, стоят древа жизни, их листья предназначены для исцеления народов... Так написано в Апокалипсисе.

 

1970 - 1999