- 157 -

ГЛАВА V

ЭТАП

 

От документов, связанных с этапом, осталась, как я уже писала, вся внутренняя переписка. Очень хочется показать современному читателю, все имеющиеся там «перлы», но это слишком много. Ограничимся выборкой. Все документы и фрагменты из них имеют гриф «совершенно секретно». Для Жени этап значил следующее: 4 декабря 1947 года в 16 часов 25 минут она была этапирована вагонзаком поезда № 80 особым конвоем в г. Хабаровск (через Куйбышев) в распоряжение УМГБ Хабаровского края.

Для этапирования выделен конвой 236-го конвойного полка. Старший конвоя — командир взвода, лейтенант НАНТЫКАН (член ВКПб).

Прибытие в Хабаровск планировалось на 19-20 декабря 1947 года.

(Подписано — Зам. Начальника 1 отделения, подполковник Балишанский)

 

Дальше из бумаг, подписанных генерал-майором Герцтовским — начальником Отдела «А».

1. «Министр. Тов. Абакумов приказал Горкушу — Ширшову из Хабаровска направить в Магадан под охраной само летом и передать органам МВД для поселения в ссылку»...

2. «...О прибытии Горкуши — Ширшовой на место ее по селения и установления гласного надзора... прошу сообщить. По получении Вашего сообщения будут высланы материалы, для организации агентурного наблюдения»...

3. «Работа должна быть связана только с добычей золота. Театр категорически запрещен. Этапирование должно быть осуществлено изолированно от других заключенных».

(Орфография подлинников)

 

- 158 -

8 марта 1975 года. У меня у самой есть уже маленькая дочка. В этот день моей маме Жене исполнилось бы 60 лет. Накануне и в предыдущие дни звонит Исидор Маркович Анненский — мамин режиссер, автор «Медведя», «Анны на шее», «Екатерины Ворониной». Он снимал все мамины фильмы, начиная с «Пятого океана» — ее первой и моей любимой работы в кино. Он и раньше звонил нам, но тут — как-то настойчиво. «Мариша» — каким-то грустным голосом — «можно я к вам зайду, что-то Женя каждый день снится!». «Приходите. Конечно, приходите!» — и объясняю, почему снится. А он, оказывается, забыл.

Приходит. Говорим много-много! Дарит мне книжку на ней надпись: «Мариночке Ширшовой от автора в память о ее маме, которая была самой любимой женщиной в моей жизни. И. Анненский. 1975 год».

К сожалению, это была наша последняя встреча.

Бабушка Леля водила меня не только на мамины фильмы, но и на «Анну на шее». Я была мала. А она очень плакала и объясняла мне, что Исидор Маркович очень хотел снять в роли Анны маму. После ее смерти не мог долго найти актрису, а когда нашел очаровательную Аллу Ларионову, то постарался в жестах, в некоторых ракурсах, сделать ее похожей на Женю. Я этого не вижу, но бабушка утверждала, что это именно так.

 

Совершенно секретно.

СПРАВКА

Из Магадана в Отдел «А» МГБ СССР т. Герцтовскому м/т №58342, №66635. Гаркуша — Ширшова Е.А. прибыла 27.12.47. в Магадан. Взята под гласный надзор. Место поселения определено отдельно. Работа на фабрике Берия Тенькинского горно-промышленного управления Далъстроя. Использовать непосредственно на производственных работах.

№ 18665 от 30.12.47.

Нач. УМВД по СДС Окунев /Виза — Балишанский/

 

- 159 -

А вот немного иной документ:

 

Государственный Драматический театр им. Моссовета

(Каретный ряд, 3)

25 апреля 1946 года.

ХАРАКТЕРИСТИКА (копия).

Дана тов. ГОРКУШЕ~ШИРШОВОЙ Е.А. в том, что она работала в театре им. Моссовета с XI.1943 г. по VIII.1945 г.

За время работы в театре, т. ГОРКУША — ШИРШОВА зарекомендовала себя дисциплинированным работником, хорошей производственницей.

ЗАМ. ДИРЕКТОРА ТЕАТРА Матусис Я.А.

(Орфография подлинников)

 

Я часто получала приветы от Серафимы Бирман, от Марецкой и, конечно, от моей обожаемой Андровской, пока они были живы.

Однажды меня привели, спрятали в зале, где репетировал Эмиль Гиллельс. После репетиции меня подвели к нему: «Вы знаете, чья это дочь?» — Полное недоумение. «Это дочь Жени Горкуши! Вы еще ее помните?». Он даже зажмурился от неожиданности, а потом стал вглядываться в мое лицо, отыскивая в нем черты Жени. Меня всегда это смущало, так как я похожа на отца и, конечно, далеко не так красива, как мать. «Да как же можно Женю забыть!» — наконец прошептал Эмиль Григорьевич. И опять теплые слова, и какая-то ласка по отношению ко мне. Они часто собирались в доме отца, где стоял роскошный рояль, правда, взятый отцом напрокат, под расписку. Играли большие музыканты. Мама пела.

А однажды, как я слышала, «посиделки» артистов кончились вполне трагически. Мне рассказывали, что того самого знаменитого Каплера арестовали, когда он выходил из гостей, от моих

 

- 160 -

родителей. Хорошо, что хоть ему нельзя было «пришить» криминальную связь с мамой! Были заняты другим, «более серьезным» делом! Правда знаю, что, если мама была «английской шпионкой», то Каплера вызывали на допросы не иначе как: «Японский шпион, выходи!».

После ареста Каплера, говорят, многие к нам перестали ходить.

 

Конец семидесятых. Я на какой-то конференции в Институте Истории Естествознания и техники АН СССР. Ко мне подходит пожилой полноватый человек. «Вы — Ширшова?» — Киваю. «Мариночка, я — Бакаев!». Этот человек был много лет министром Морского флота в годы после отца и А.А. Афанасьева. Вывозил с отцом бакинскую нефть. Всю войну был его заместителем. Обнимаемся.

«Мариночка! А ведь я, наверное, последний видел Вашу маму до Магадана!» — Удивляюсь. Рассказывает, что в конце 1947 года был командирован отцом во Владивосток. Сидел в аэропорту Хабаровска. Ждал самолета на Владивосток. «Вдруг, вижу — идет конвой. Ведут Женю. Холодно, а Женя в одном легком платье. Кинулся к ней. Она успела сказать, что переправляют ее самолетом в Магадан. Своею властью одел ее в куртку и меховые штаны. Наорал на конвой... Потом они ее увели. А я чуть не слетел с должности. Получил строгий выговор. ПэПэ едва меня спас».

Позже узнаю, что эта командировка была специально ими с отцом придумана. Надеялись как-то помочь Жене. Откуда знали о сроках? Я уже писала, что кто-то из МГБ помогал отцу, несмотря на страх перед всесильным Берия. Кланяюсь до земли этому человеку!

Ну а что же отец? Что я знаю, помимо дневника, о его состоянии в те долгие месяцы? Кое-что мне хотелось бы добавить. Конечно, он делил людей на друзей и недругов. Конечно, ему и

 

- 161 -

в голову не приходило — не доверять или винить в чем-то своих сотрудников, особенно из науки. Но как он возненавидел, так называемый «московский свет», к которому сам принадлежал, правда, недавно. К сожалению, он после «Папанинской льдины» действительно был из «Сталинских космонавтов», как однажды назвал его один знакомый мне американский писатель. К сожалению, на радио сохранились записи, где отважные полярники, вернувшись с Полюса, клеймят «врагов народа», которыми в тот момент были Бухарин и другие из этой группы. При всем своем уме — «Ура! Товарищу Сталину!». Не мне его судить и, вообще, я считаю, что мы, дети, не имеем права судить своих отцов. Это слишком болит в нас. Но и скрывать ничего не надо. Не надо говорить, что все понимали все, что на похоронах Сталина не плакали, а танцевали. Танцевали те, кого уже успел задеть Великий молох, и я их понимаю. Другие же рыдали в голос: «Как жить будем!». Это я помню в свои 7 лет и тоже понимаю. Нельзя судить о времени, живя внутри этого времени. Для анализа требуется отстраненность. Разве наши, теперешние времена не пример того же? Возможно, не менее страшный пример. Это мы еще увидим, поживем и увидим.

Зачем я затронула эту тему? Чтобы показать, как судьба любит парадоксы. В 1937-м для ПэПэ, ничего не понимающего в политике, Бухарин — враг народа. А в 1947-м, когда его самого накрыло той же волной? Он безумно боялся людей, боялся навредить маме. Но с кем-то нужно поделиться? Иначе как? И он делится с юной студенткой, которой было тогда лет 17. Эта девочка в чулочках в резинку, моя теперешняя подруга Лена Левина, была племянницей Розенгольца, расстрелянного вместе с Бухариным, и дочерью прекрасной художницы, сестры Розенгольца, которая в то время жила в ссылке в Красноярском крае. Лена училась в одной группе на Географическом факультете МГУ со Светланой, сестрой мамы, и жила в нашем несчастливом «Доме на набережной».

 

- 162 -

В 1946 году «везучий» академик, седой министр и Лена вдруг оказываются на одной доске, в одном и том же положении. Да, им есть, о чем поговорить. Когда становилось совсем невмоготу, ПэПэ уезжал с ней, чаще всего на Воробьевы горы в Загорск, где не могли подслушать. Иногда с ними ездила и Светлана. Он рассказывал Лене все, просил совета у осиротевшего подростка, понимая, что этот ребенок значительно мудрее, чем он сам. Спасибо тебе, Леночка, что ты была в его жизни, в жизни Светланы, а теперь есть в моей! Мы — одной крови и наше доверие друг к другу не обсуждается. Не о многих знакомых это можно сказать!

Другим человеком, которому можно было доверять полностью, была первая жена — Фаня. Я храню их переписку тех лет. «Фаня, что мне делать?» — начинается одно из писем, после ареста Жени.

 

Еще одно мое замечание по поводу некоторых фраз дневника ПэПэ. Он пишет, перед отъездом на Горьковскую дорогу, о темных окнах «Дома на набережной», объясняя это тем, что большинство жителей «Дома Правительства» уже в эвакуации, а как же иначе в таком сановном доме! Позволю себе не согласиться с тобой, отец. Ты ведь совсем недавно переехал в Москву, переехал в этот ужасный дом. Что ты знал о нем?

Ты ведь, в сущности, оставался провинциалом. Наверное, ты не задумывался о том, что пока ты путешествовал в северных странах, окна в «Доме на набережной» гасли совершенно по другим причинам. Этот дом был трижды расстрелян, и к началу войны половина его квартир была опечатана. В них просто некому было жить кроме призраков казненных хозяев. Дети, а что дети? Для них существовали специальные «детские лагеря», кстати, в той же Магаданской области. (Смотри карту лагерей в следующей главе.) Теперь я знаю, что кричал сын Якира, вырывавшийся из рук конвойных, забравшись на фонарный столб во время этапа: «Скажите моему папе, где я!». Он еще не знал, что у него нет ни папы, ни мамы!

 

- 163 -

Когда на дом стали вешать мемориальные доски, одной из первых была доска Тухачевскому. В шестидесятые годы к доскам приделали полочки, чтобы можно было положить цветы. Сколько раз, отправляясь утром в Университет, я видела у этой доски пожилую плохо одетую женщину. Она приносила цветы расстрелянному маршалу. Это была его единственная дочь, выросшая в лагере для детей в том же Магадане, а потом вышедшая замуж за уголовного зека, чтобы как-то выжить. Потом она перестала приходить, и мне сказали, что она умерла.

Однажды, в начале тех же семидесятых, когда еще мы все жили в отцовской квартире, раздался вечерний звонок в дверь. Открываю. За дверью человек, по виду из Средней Азии. Молчит. «Вам кого?» — «Никого. Я просто постою и уйду. Знаете, я ребенком до войны здесь жил. Посмотрю на стены и уйду!» И я самоуверенная до наглости стала ему объяснять, что этого не может быть. Здесь всегда жил мой отец, и он что-то путает... «Да нет. Вы не знаете». «Да как Ваша фамилия?» — «Моя фамилия Максудов» — ответил человек и ушел. До сих пор не могу простить себе этого! Это был сын расстрелянного лидера Узбекистана. Были расстреляны его мать и отец, а они с братом прошли все, включая детские лагеря. Пришел на стены посмотреть. А я, полная дура, не поняла! После его ухода кинулась к соседке: «Да, жили здесь узбеки! Вообще-то знаешь, ваша квартира на плохом счету была. До твоей мамы четыре семьи арестовали. Это даже для нашего дома редко!».

Кстати, семья соседки выжила только потому, что ее брат, крупный авиатор, в начале тридцатых годов «вовремя» разбился со своей женой на самолете. А участь детей решали «вот за этим столом» Тухачевский, Якир и другие. Следовательно, семья трагически разрушилась «слишком рано», что позволило всем остальным выжить: о них просто забыли. И такие случаи бывали в «Доме на набережной».

 

- 164 -

Конечно, судьба моей мамы — ужасна. Но я не собираюсь ставить ее в один ряд с теми миллионами зеков Колымы и других «хороших» мест, которым никто не мог помочь. Уже работая в Институте океанологии АН СССР, я часто уходила в экспедиции из Владивостока. Приходилось много раз переплывать на пароме бухту Золотой Рог, по берегам которой располагается ремонтный завод Дальстроя. Стоят старые и очень старые корабли. Для многих из них — это кладбище.

Почему-то всегда мое внимание привлекал вполне «умерший», огромный, похожий на танкер, старый корабль «Кулу». Даже привыкла: снова приехала, а «Кулу» на месте. Только позже, в Магадане, мне рассказали о его зловещей судьбе. Это был один из транспортов, в трюмах которых переправляли зеков, пришедших с этапа, во Владивосток, в Ванинский порт Магадана. «Я помню тот Ванинский порт...». Сейчас «Кулу», похоже, остался «последним могиканином» тех времен. А когда-то было их много! На одном из них, однажды, заключенные подняли бунт. Дело было решено просто. Был отдан приказ: «Открыть кингстоны!» И трюмы залило ледяной водой. Сколько тысяч человек погибло так? Да их и не считали.

А «Вторая речка» во Владивостоке? Само название вызывает у меня ужас. Ведь именно здесь был пересыльный лагерь на пути в Колыму, где погиб сошедший с ума на этапе Осип Мандельштам! Или, может, всего этого не было в нашем бесценном Отечестве! Преступление молчать об этом. А у нас как, поговорили немножко в перестройку, да и решили, что хватит. Молодое поколение считает, что это им не нужно, что это не повторится, даже если было, в чем они весьма сомневаются. А ведь запросто может все вернуться! Свидетельствую для молодых людей: Магаданские лагеря стоят как новенькие, только что краской не пахнут. А, может, они ждут вас? Об этом стоит задуматься!

 

- 165 -

После публикации части дневника ПэПэ в «Собеседнике», получаю лавину писем. И вот оно: Люда Волькина из поселка Омчак, Усть-Омчугского района Магаданской области пишет мне, что могила Жени находится на кладбище их поселка и прекрасно сохранилась, а в заводоуправлении бывшей фабрики им. Берия имеются все документы на захоронение.

Спасибо родной Океанологии. У нашего любимого неутомимого исследователя Мирового океана, по совместительству великолепного барда, A.M. Городницкого оказываются дела в Магадане, которые могу сделать и я, чтобы ему не мотаться в такую даль. Я получаю от него техзадание и командировку. Дальше надо в милицию, так как еду в закрытый город, иначе не продадут самолетный билет. Помня свои вечные неприятности с городом Владивостоком, вписываю в командировку не только сам Магадан и Омчак, но и еще кучу поселков Колымской и Тенькинской трасс, на всякий случай. Во Владивостоке вечно было: не впишешь в Москве остров Попова, не говоря уже об острове Русском, и кукуй в городе. «Вам должны были дать разрешение в Москве!».

Иду в свой паспортный стол. Начальник паспортного стола, прямо скажем, — не в лучшей форме. Очевидно, вчера ему было очень хорошо, а сейчас очень плохо! Так плохо, что даже кефир, который он только что выпил, течет у него по обшлагу дубленки. Увидев нестандартное место «Магадан», он вскидывает на меня не очень светлые очи, силясь понять, что делать там этой дамочке? А может ей уже пора туда?

«А в Омчак — то Вам зачем?». Плету что-то несусветное про геологию. Начальник понимающе кивает, и заносит над моей командировкой огромную печать. Вот когда страху я натерпелась. Огромный мужик, с еще более огромной похмелюги, покачиваясь с печатью в руке, подбирает место — куда бы ее покрасивее пришлепнуть. А печать-то размером с командировку. Наконец, придерживая правую руку с печатью левой,

 

- 166 -

чтобы не дрожала, он выполняет свою «великую миссию». Трезвей, дорогой! Я тебе готова рассольчику принести, потому что могу лететь!

Билеты на самолет — это просто семечки. Самое забавное, в Магадане встречаю сплошных американцев — им не нужно разрешение на въезд. Кроме того, выясняю, что если бы была умнее, то брала бы билеты на поселок Сокол, Магаданской области. А это и есть аэропорт Магадана, и на въезд туда разрешение не требуется. Но это было около десяти лет назад. Надеюсь, правда, слабо, что с тех пор что-нибудь изменилось!

 

Так вот, лечу! Долго лечу. Лечу летом, а хотела еще зимой. Но на работе посмотрели на меня как на сумасшедшую: «Ты что не понимаешь? Там вечная мерзлота чуть ли не с поверхности начинается!» «Приготовься, ты увидишь ад на Земле!» — говорит мне знакомая, бывавшая в тех краях.

 

Пишу опять — в назидание молодым соплеменникам. Там все стоит, там все ждет, возможно, вас. Имейте это в виду!

 

Лечу, лечу долго. Смотрю в окно. Подо мной — береговая линия, льды. Да это же Северный ледовитый океан, побережье Чукотки! Господи, Петр Петрович, это же твой край! За что ты любил эти серые краски, эту суровость. Видно судьба тянула тебя сюда, где погибли все твои мечты, твое счастье! Зачем нужны были тебе эти жуткие места, которые и тебя, в конце концов, погубили! Ах, милый ПэПэ, надо было ехать в Сан-Франциско, когда предлагали, но ты слишком любил свою недостойную Родину! Вот и сожрала она вас с Женей, как сжирала многих самых ярких и талантливых, таких, как вы с мамой! А мне как жить? Наверное, плакать всю свою пропащую жизнь.

 

- 167 -

Естественно, я никогда не получала подарки от моей мамы, не успела. Но все-таки один из удивительно трогательных знаков ее любви ко мне сохранился. Она прислала мне из Магадана очаровательного шелкового клоуна. У него была голова в синем колпачке, раскрашенное лицо. Из-под колпачка выбивались золотистые нитяные кудри. Его тельце было стянуто на шее красивым шнурком. Если его распустить, то мой клоун превращался в хорошенькую сумочку. Тельце было — клоунское, с широкими штанами, с широкими рукавами. Весь его костюмчик — красно-синий. И еще были большие синие туфли, тоже шелковые. По тому, как он был сделан, нетрудно понять, что упросила мама какого-то художника, причем хорошего художника, сделать дочке подарок. Он так и живет со мной до сих пор.