- 237 -

Эпилог

 

Предыдущая моя повесть «Жизнь продолжится. Записки лагерного лекпома», опубликованная в 1990 году журналом «Север», а затем вышедшая отдельной книгой в издательстве «Карелия», завершается главой «Через годы, через расстоянья». В ней говорится о судьбе ряда врачей больницы Ветлосян Ухтижемлага НКВД, а также писателя Остапа Вишни (П. М. Губенко), профессора-литературоведа Е. С. Шаблиовского, поэта-переводчика А.А. Штейнберга, работавших там же в качестве средних медицинских работников. Здесь считаю необходимым добавить некоторые штрихи, ставшие мне известными впоследствии.

Киевский профессор В. В. Виттенбург, отбывший восьмилетний срок по необоснованному обвинению в шпионской деятельности, в октябре 1947 года прибыл из Ухты в Киев, а через день там скоропостижно скончался. Его жена Нина Александровна, во время хрущевской «оттепели» начав хлопотать о его реабилитации, обратилась за поддержкой к Остапу Вишне. В своем отзыве от 1 августа 1956 года он охарактеризовал покойного опального профессора как «безупречного советского человека и гражданина». Этот отзыв, несомненно, явился

 

- 238 -

существенным основанием для восстановления честного имени ученого. Дочь Остапа Вишни М. М. Евтушенко писала мне: «В то время Павел Михайлович писал таких отзывов множество».

Врачи Я. И. Каминский, Е. И. Харечко, Л. Г. Соколовский, О. А. Мебурнутов были реабилитированы и продолжали выполнять свой гуманный профессиональный долг до последних дней жизни, а Я. И. Каминский к моменту написания этой книги еще активно трудился, несмотря на свой преклонный возраст (95-й год). Об этом замечательном враче, исключительно порядочном и высокоэрудированном человеке, много сказано как в предыдущей, так и в данной книге.

Врач С. И. Кристальный, отправленный после окончания срока на поселение в Кзыл-Орду, по свидетельству Е. С. Шаблиовского, «умер трагически». Призвание к врачебной профессии

 

- 239 -

и верность ей прочно сохранилась в семье. Сын Семена Ильича — Леонид, которого отец нежно именовал Лёликом, стал тоже врачом-хирургом и спас жизнь многим раненым и больным как на фронтах, так и в мирное время. Медиками стали также внуки и правнук. Они с большим уважением чтят память отца, деда, прадеда, родоначальника династии.

Врач Э. В. Эйзенбраун продолжал бессменно до 1961 года возглавлять больницу Сангородка, проявляя постоянную заботу о строительстве больничного комплекса, который превратился в крупную городскую больницу современного типа. Созидательная деятельность Эмилия Вильгельмовича характеризует его как первопроходчика в создании хирургической службы и организации различных видов специализированной медицинской помощи растущего города Ухты. Он был также основателем врачебной династии: с 1953 года в здравоохранении плодотворно трудится его дочь — заслуженный врач Коми АССР Ванда Эмильевна Трифанова, а с 1990 года — еще и его внучка Марина Анатольевна. Э. В. Эйзенбраун был награжден медалями, ему присвоены почетные звания заслуженного врача РСФСР и Коми АССР. Однако реабилитирован он был лишь в 1990 году — через 23 года после кончины.

Врач Л. Л. Давыдов, мечтавший с семьей возвратиться в Москву, получил такую возможность только после реабилитации в 1957 году. Там он продолжал работу по своей специальности.

Врач М. И. Протасова, лишившаяся квартиры и прописки в Ленинграде, переехала в Москву к дочери Татьяне Николаевне, которая после успешного окончания медицинского института и аспирантуры была оставлена работать в столице.

Рентгенотехник А. М. Ковнацкий, вступивший

 

- 240 -

на Ветлосяне в брак с освободившейся медсестрой О. А. Шевелевой, после реабилитации проживал с нею в Москве, будучи уже довольно больным, но оставаясь таким же, как и прежде, порядочным, остроумным человеком.

М. Я. Тяпкин, работавший массажистом, по истечении срока был выслан в Кзыл-Орду. Там он своими процедурами бескорыстно оказывал большую помощь многим больным, проживая в бедности. Е.С. Ша- блиовский, хорошо знавший Михаила Яковлевича как по Ухтижемлагу, так и по Кзыл-Орде, называет его мучеником и подвижником. В декабре 1962 года, сообщая о его смерти Валии Яновне Рудзит, Евгений Степанович писал: «Вечная память этому простому, но великому человеку — такому любящему, сердечному, глубоко благородному!»

 

- 241 -

Судьба репрессированных женщин — жен и матерей — особенно драматична. Это, естественно, относится и к бывшим медсестрам К. А. Соловьевой, Э. А. Борутене (Кактынь), В. Я. Рудзит.

Лера Соловьева поступила для завершения медицинского образования на 4-й курс Архангельского института. Там проживала в общежитии. Помогала мама, которая к тому же продолжала воспитывать внучку Леночку — дочь Леры. Получив в 1948 году диплом врача, Калерия Анатольевна в течение трех лет работала в Нарьян-Маре, а затем, вплоть до выхода в 1987 году на пенсию,— в Ухте в качестве инфекциониста. Муж погиб на Колыме от туберкулеза. Она вместе с дочерью ездила в Магадан, надеясь отыскать его могилу и поклониться ей. «Навещали тамошнее кладбище, где старые могилы стояли без опознавательных знаков. Вот такая


 

 

- 242 -

была моя последняя встреча с мужем»,— писала мне К. А. Соловьева. В скупых словах — трагическая горечь пережитого.

Эльга Кактынь и Болеслав Мотуза-Матузявичюс соединили свои судьбы, побывали в Риге, затем поселились в Вильнюсе. Вскоре в семье родились сын Гедиминас и дочь Эльга. Лишь с наступлением хрущевской «оттепели» Эльге удалось поступить

 

- 243 -

(уже в 35-летнем возрасте) в университет. Закончив вечернее отделение, она стала филологом. Это было истинным подвигом, потребовавшим много труда и целеустремленности: великовозрастная студентка, мать двоих детей училась без отрыва от работы, устроившись кассиром в кинотеатре. С Болеславом, который, кстати, скептически относился к ее стремлению учиться, она развелась и вышла замуж вторично, сменив фамилию на Борутене. Многие годы вплоть до выхода на пенсию (в 1987 году) Эльга Артуровна работала редактором научной литературы. Она остается неунывающей, иронически и оптимистически настроенной — такой же, какой мне довелось знать ее в далекие годы.

Валию Яновну Рудзит, проработавшую многие годы медсестрой в ветлосянском физиотерапевтическом кабинете, в январе 1951 года отправили в Воркуту, в лагерь строгого режима. «Это была тюрьма в лагере, где заключенных на ночь запирали в камерах с зарешеченными окнами»,— писал ее сын Торий Артурович, ссылаясь на воспоминания матери.

О той же ситуации вспоминает петрозаводчанка Г. И. Великанова, которая сама ее испытала. Зимой 1951 года зеков с 58-й статьей собрали в Ухту и целым эшелоном отправили на север. «На Воркуте облепили нас номерами! Поселили в закрытые бараки с парашами, сделали-таки нас каторжниками! Женщины работали на кирпичном заводе, мужчины — в шахте («Капитальная»)».

Следует отметить, что в том же году врач Я. И. Каминский вместе с рядом других заключенных Ухткомбината был осужден особым совещанием на бессрочную ссылку. «Каждые две недели мы должны были являться в Ухту на

 

 

- 244 -

регистрацию. После смерти Сталина этот порядок был отменен»,—вспоминает в своем письме в ноябре 1990 года Яков Иосифович.

Приведенные данные свидетельствуют о том, что В. Я. Рудзит оказалась в Воркуте в пору нового всплеска репрессий.

Она была освобождена в июле 1952 года после четырнадцати с половиной лет заключения. Только тогда к ней переехал из Риги старший сын Торий, прошедший войну и демобилизованный из армии. Несомненно, встреча матери и сына, долго разыскивавшего ее, была не только радостной, но и драматичной, так как они в течение многих лет ничего не знали о судьбе друг друга. После Воркуты они проживали на Ветлосяне и на Яреге и лишь в 1955 году, после реабилитации Валии Яновны, переселились в Латвию.

 

- 245 -

Такова судьба трех из многих медсестер, встретившихся на моем пути в лагере. Судьба сложная, нелегкая, вовлекшая в свою орбиту также их детей. Трем подругам, сестрам по несчастью, повезло встретить помощь и моральную поддержку таких гуманных людей, как врач Я. И. Каминский. Но и сами они проявили большое терпение и мужество в преодолении невзгод, морального гнета необоснованных репрессий. Выйдя на волю, они показали пример упорства и целеустремленности в своем профессиональном и духовном росте.

В заключение — коротко и о своей послелагерной судьбе. Окончив институт, я стал врачом-патологоанатомом. Без отрыва от работы удалось подготовить и защитить кандидатскую диссертацию (об осложнениях язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки), а затем и докторскую (о раке легких). Работал практическим врачом в Петрозаводске, а затем в течение более трех десятилетий — на преподавательских должностях, сначала в качестве ассистента в Ленинградском институте усовершенствования врачей, затем завкафедрой медицинского факультета Петрозаводского университета, профессором. Получил почетные звания заслуженного деятеля науки республики Карелия, а затем — Российской Федерации.

В преодолении жизненных трудностей, огорчений и преград я всегда чувствовал большую поддержку и помощь жены Лидии Алексеевны, с которой мы вступили в брачный союз еще тогда, когда я учился на втором курсе института. С ней я познакомил читателя как с врачом Глазачевой. Наша дочь Ольга — врач-терапевт, сын Сергей — инженер-электроник, внучата Марат, Лена и Витя — школьники. Они — наша радость и надежда.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что всегда

 

 

- 246 -

особенно поднимало настроение чувство исполненного долга, когда удавалось опубликовать книги по своей специальности. Создание их в условиях большой текущей работы представляло собой довольно напряженный творческий марафон. Однако, слава Богу, продуктивность в работе еще сохранялась. Несколько лет тому назад, как бы осмысливая для себя итоги к своему 70-летию, я пришел к такому заключению в рифмованной форме:

Не бью отбой: пожалуй, рановато

Уж начинать итожить жизнь свою.

Я не был на войне, но был всегда солдатом,

И, одержимый клятвой Гиппократа,

Я и сейчас пока еще в строю.

Пока иду на язвы и наросты,

С бедой сражаясь много лет подряд,

И книга каждая — не только веха роста,

Но и направленный очередной снаряд.

Пусть легок он, не рушит с ходу стены,

Но он — частица общего огня,

Который сокрушает непременно.

Я этим горд. Вот исповедь моя.

Хотя, быть может, это сказано и слишком громко, но едва ли лишено доли истины. Я удовлетворен и тем, что в своих двух книгах воспоминаний успел представить мрачный, хотя и не вовсе безрадостный, период своей жизни и жизни народа в годы сталинских репрессий, тоталитарного режима. Именно в тех тяжких условиях мне, еще в юные годы, пришлось не только держать экзамен на выживание, но и добывать первые крупицы медицинских знаний, одновременно познавая благородство и гуманность своих учителей, в основном тоже находившихся в неволе. Мне кажется, что все это может представить определенный интерес для читателей, особенно для молодежи, ибо, как справедливо говорится, не зная прошлого, нельзя строить будущее.