- 6 -

Не живи как хочется, а живи как можется

 

Что нужно для счастья, когда выпустят на волю? Иначе говоря, когда выйдешь из лагерной зоны, начнешь ходить и ездить без конвоя, куда вздумается? Когда не будешь изо дня в день слышать дребезжащих звуков, производимых ударами железной трубы о подвешенный кусок рельса и обозначающих режимный порядок существования: подъем, развод, отбой? Когда избавишься от жидкой баланды, не утоляющей голода и не восстанавливающей сил? Когда оставишь мрачный барак с двухъярусными нарами?

Итак, что было пределом моих мечтаний? Конечно, в первую очередь — чтобы было хлеба вдоволь. Да какой-нибудь каши, а еще лучше — картошки с рыжиками. Своя крыша над головой, отгороженность от беспокойного и суетного мира. Пылающий огонь в очаге в зимнюю стужу. Вид озерной голубой ряби из окна в летнее время. И еще — скромная фельдшерская работа, без помыканий и понуканий, тихая, с верной подругой — женой. Быть тише воды, ниже травы, не дерзая соваться в высокие материи...

Выйдя на волю, я убедился, что построить жизнь по задуманному образцу нереально. Главным пре-

 

- 7 -

пятствием было прикрепление к производству лагеря до конца войны. Следовательно, не только оставался на прежней работе в зоне, но был лишен права выезда за пределы лагеря. К тому же еще и документа о медицинском образовании не имел. Прошло семь месяцев после освобождения, прежде чем мне в июле 1943 года удалось вырваться в Сыктывкар и сдать экстерном экзамены на звание фельдшера. Вернувшись, я часто доставал из-под матраса свежее свидетельство, бережно раскрывал красные корочки, ощущал их теплоту, готов был погладить.

Однако утешение вмиг рассеивалось, как только начинал осознавать, чего оно стоило. Небывалая авральность в сдаче экзаменов в совокупности с недоеданием довели меня до крайней степени истощения физических и духовных сил. С трудом сам себе верил, что, связанный кратковременностью отпуска, экзамены по четырнадцати предметам осилил за три дня.

Пораженные и обеспокоенные моим превращением в дистрофика, главврач нашей лагерной больницы О.А.Мебурнутов и его заместитель Е.И. Харечко заменили мою дополнительную нагрузку — патологоанатомические вскрытия умерших в больнице — несравненно более легкими, а главное, более полезными для дистрофика обязанностями: осуществлять санитарный контроль за больничной кухней и давать оценку качества пищи.

В моем же корпусе № 2 за время моего отсутствия больных прибыло, пришлось поставить дополнительные койки. Умерли двое. Однако в состоянии ряда больных появились и приятные изменения. Особенно порадовал Алексеев. При поступлении у него спина была усеяна многочисленными гнойниками. Перепробовав без особого эффекта различ-

 

- 8 -

ные мази и растворы, я остановился на серно-борно-нафтолановой мази, состав которой заимствовал из журнала «Фельдшер и акушерка». Местное и общеукрепляющее лечение было дополнено аутогемотерапией (внутримышечным введением собственной крови больного) и внутривенными вливаниями хлористого кальция. Больной явно шел на поправку.

Я начал вызывать больных на обследование, назначать лечение. А затем включился и в дополнительную работу. Обошел больничную кухню, заглянул в котлы и кастрюли, попробовал приготовленную к обеду пищу. Вписал в специально заведенный журнал свое заключение. После этого был приглашен в дальний угол кухни за столик, на котором уже стояла тарелка с дымящейся чечевичной похлебкой, а рядом другая — с порядочной порцией овсяной каши.

— Кушайте на здоровье,— сказал повар, услужливо склонившись.— А насчет мух мы учтем.

Конечно же, я испытывал неловкость, дублируя дежурного врача по снятию пробы. Но что делать, я не просился, меня назначили, посчитав, по-видимому, что это наиболее реальный способ вывести меня из состояния дистрофии без отрыва от работы.

В начале августа я уже почувствовал благоприятный перелом в своем физическом состоянии: несколько поправился в теле, выйдя из состояния резкого истощения, заметно прибавилось сил. Если в последние дни июля я был вынужден долго оставаться в корпусе после окончания рабочего дня, то к августу, когда подогнал неотложные дела, появилась возможность уходить из больницы в обычное время. Однако в своем углу (хозяйка, работавшая в лагерной кухне, приходила домой только после ужина) я не находил себе места, не мог

 

- 9 -

избавиться от чувства одиночества, порой даже обреченности.

Лучше всего я чувствовал себя на работе, когда отвлекался от мрачных мыслей. Но именно на работе произошел нервный срыв. У одного из больных, истощенного пожилого мужчины с облупившейся кожей на переносице и скулах (остатки пеллагрозного дерматита), пропала хлебная пайка — пятьсот граммов тяжелого ржаного хлеба, ее каждый заключенный ждет с нетерпением, мечтая при этом, чтобы в очередной раз ему досталась не середина буханки, а горбушка с поджаристыми корками.

Случившееся взволновало не только пострадавшего, но и весь корпус. Как вскоре выяснилось, хлеб похитил и сжевал, накрывшись одеялом, сосед по койке. Это был парень из бытовиков по фамилии Нечипоренко. Если бы у него было только истощение, то он, возможно, и воздержался бы от искушения. Но пеллагра обычно сопровождается более или менее выраженными нарушениями психики. Такое смягчающее обстоятельство я мог бы иметь в виду. По представлениям же зеков, украсть «кровную» означает совершить тяжкое преступление.

Я вызвал провинившегося в нашу крохотную дежурку и отчитал его, не сдерживаясь в выражениях. Однако он тупо молчал, не проявляя ни малейших признаков раскаяния.

— Иди, я доложу главному врачу, чтобы выписали тебя и определили в кондей.

Выпроводив больного, я почувствовал некоторые угрызения совести. Надо было воздержаться от вспышки гнева и грубых ругательств. Следует держать себя в руках, хотя и сам превратился в неврастеника. Пострадавшего, то есть лишившегося пайки, успокоили, компенсировав его потерю всем

 

- 10 -

тем, что было взято к чаю из дома мною и обеими сестрами, а Соня добавила также несколько картошин в мундирах.

Я конечно не собирался жаловаться администрации. Но когда зашел в контору с очередными бумажками, от взгляда заместителя главврача Е. И. Харечко не ускользнуло хмурое выражение моего лица.

— Что с вами, какие-то неприятности?

— Да нет, пустяки, все в порядке, произошел небольшой внутренний конфликт, но он улажен.

Евгений Иванович смотрел на меня вопросительно, и пришлось рассказать ему о происшествии, а заодно и покаяться в своей невыдержанности.

— Ну и хорошо, что уладили: от пеллагрика всякое можно ожидать, но ведь не выпишешь же больного из больницы. Что же касается вашей реакции, то сказывается перенесенная перегрузка нервной системы.

Он участливо посоветовал стараться воспринимать события спокойнее, попить бром с валерианой. А еще — почаще бывать на свежем воздухе.

—  А как сон?

— Сплю плохо, часто с кошмарами. Евгений Иванович пояснил, что переход от предельной физической и умственной нагрузки к уменьшенному объему привычной работы может отрицательно сказаться на нервной системе. Поэтому после работы не следует оставаться наедине с собой, в бездействии. В противном случае, если не заполнить «вакуум», может развиться даже гипертония.

— Так что подумайте, чем загрузить себя после работы. Спектр занятий может быть очень широким: хозяйственные дела, беллетристика, художественная самодеятельность и даже научная работа, например

 

- 11 -

анализ историй болезни по какой-нибудь группе заболеваний. Да-да, не удивляйтесь. Кстати, вы не забыли о том, что скоро очередная научно-практическая конференция? А затем еще по итогам года?

После доверительного разговора с доктором Харечко я возвращался в корпус успокоенным, с верой в скорое восстановление своей физической и психической формы.

Однако, к сожалению, неприятности продолжились. Войдя в дежурку, я сразу решил заняться записями в историях болезни по результатам обхода и обследования больных. Но где же папка с историями болезни? Хорошо запомнилось, что она лежала на столе. Теперь ни под ним, ни в шкафу, ни на полке ее не оказалось. Сестры не брали. О ужас! Неужели исчезла медицинская документация на каждого из семидесяти больных! Но куда? Я не находил места от волнения, хотя и старался владеть собой. К поискам подключились обе сестры и даже санитары.

— Окно было открыто? — спросил санитар Игорь сестру Нину Андреевну Гладкову.

— Открыто.

— Тогда ясно.

Игорь ринулся к выходу. Вскоре мы услышали за окном какой-то треск. Выглянув, я увидел, что санитар оторвал доску от обшивки фундамента. Под ней лежала знакомая папка. Игорь подал ее прямо через окно, и мы убедились в том, что все истории целы и невредимы.

Но как они оказались там? Подозрение пало на Нечипоренко, который таким образом мог отомстить за проработку и угрозу выписать из больницы. Но он отрицал свою вину. Как говорится, не пойман — не вор.

 

- 12 -

— Это я виновата, что оставила окно открытым,— каялась вольнонаемная сестра Софья Ивановна Ильичева, капая валерианку в мензурку.

Я очень обрадовался, когда было объявлено, что на очередное воскресенье назначен выезд вольнонаемных сотрудников больницы на сбор голубики в фонд обороны. Норма — сдать четыре литра ягод. Набранное сверх каждый может взять себе. Я сразу же принялся за изготовление комбайна — нехитрого приспособления для сбора ягод в виде деревянной коробки с проволочной гребенкой.