- 7 -

САМЫЙ СТРАШНЫЙ ДЕНЬ

 

Это случилось 11 июня 1933 года. Мы с братом Павликом (ему было шесть, а мне восемь лет) накануне рано легли спать — назавтра предстоял переезд на дачу. В кухне находился большой кованый сундук, наполненный чистым, белым, накрахмаленным бельем и необходимыми продуктами, но ему, как и нам, так и не суждено было оказаться за городом. Поздно вечером за отцом пришли с Лубянки. Понятым позвали дядю Артема. Обыск оказался недолгим: нас даже не разбудили.

Мы жили тогда в двух комнатах трехкомнатной квартиры в Хохловском переулке Москвы, так называемом доме «химиков». Из того ценного, что было в квартире, взяли при обыске только мамину золотую медаль за окончание гимназии. Дома остались и папин паспорт, и охотничье ружье. Отец лишь взглянул на нас, но прощаться не стал.

Воскресенье, 12 июня 1933 года, стало самым страшным днем в нашей жизни. Утром мы с братом поднялись рано и вышли в коридор. Там, в дверях ванной, увидели маму. Она стирала белое, чистое, накрахмаленное белье. При нас вошла в кухню, взяла из сундука новую порцию чистого белья и стала тереть его на стиральной доске. В недоумении я спросила: «Мама! Что ты делаешь?» Она ответила: «Сегодня ночью арестовали вашего отца». По виду мама казалась спокойной, но была очень бледной. Все рухнуло...

С того дня начались бесконечные мамины хождения на Лубянку. В первый свой приход она сказала следователю: «Арестуйте и меня. Я не могла жить с мужем 18 лет, иметь от него троих детей и не знать, что он враг народа». На это следователь ей ответил: «К делу мужа вы не имеете никакого отношения».

Отец долго не подписывал обвинения, но инженер Берсен сказал маме при встрече: «Напишите мужу, чтобы он подписал бумаги, а то пострадаете и вы, и дети». Отец подписал бумаги и «признал свою вину».

 

(Из газеты «Эхо ГУЛага» № 3, июль 1993 г.)