ЧЕКИСТ ЗУБКОВ

Моя проверка была фактически закончена, оставалось подвести итоги. Зубков сказал, что послезавтра он устраивает собрание вольнонаемных и актива заключенных, на котором я доложу о сделанном. Работой своей я мог быть доволен. На главном лагпункте, самом неблагополучном из всех проверенных все мои предложения удалось выполнить: открыли стационар, для стационара и амбулаторных больных выделили необходимое ко-

личество больничных пайков, создали сводные бригады, прачечная обеспечивалась водой и мылом, возвратили дезкамеру, очистили зону от грязи и снега. Обо всем этом и других мероприятиях, закрепленных в проекте приказа от имени Зубкова, я доложил на созванном им собрании.

Когда я явился на это собрание, Зубков в кабинете сидел один. Впервые я увидел его без полушубка, в гимнастерке. Он усадил меня за свой стол напротив себя. Я с любопытством посмотрел на него. Знаков различия на петлицах не было. На груди справа был орден Боевого Красного Знамени времен Гражданской войны — не на ленте, а на красной розетке, а рядом — так называемый Орден Чекистов, которым награждают раз в пять лет — Знак «Почетный Чекист» — венок, щит, меч и римская цифра, означающая время присуждения награды. На его ордене стояла римская цифра V, то есть он был награжден в год пятилетия образования ЧК, в 1923 году.

Среди вольнонаемных руководителей мой доклад вызвал много суждений и нападок, особенно со стороны начальника дальнего лагпункта — я, дескать, не только не помог ему, но и ухудшил положение, освободив многих от работы, припомнил он мне и врача Щиголя. Я возразил, что увеличив число освобожденных и изолировав их, я прервал распространение болезни, что с врачом Щиголем я только исправил его — начальника — ошибку, поскольку Щиголь занимался не только сжиганием сучьев но и подноской их, тогда как по Положению ГУЛАГа таким, как он предписано работать «без подноски сучьев» и в скобках указано — «кострожег». У Щигуля язва желудка, и физическое напряжение могло вызвать кровотечение и смерть, а это означает «смерть на производстве», то есть подследственное дело. Кроме того, заявил я этому начальнику, вы плохо боретесь со вшивостью, в то время как сыпняк у вас на пороге. К вам приходят этапы через лагпункт П., где сыпняк не переводится. Если его занесут, то больных у вас будет больше, чем сегодня, да из них половина умрет, а оставшиеся не смогут работать не две недели, как теперешние освобожденные, а полтора месяца».

Это мое заявление вызвало шум и протесты в группе вольнонаемных. Но Зубков поднялся и сказал: «Доктор прав. У

меня, — он назвал лагерь и дату, — за полтора месяца с этим сыпняком из тридцати тысяч человек осталось девятнадцать. — И чуть подумав, повторил, — «Да, девятнадцать». И, обернувшись ко мне, добавил: «А начальник Санотдела получил за это пять лет». Я спросил: «Михайлов?» Он в ответ кивнул.

Я подготовил проект приказа по лагерю, где по пунктам указал, как надо бороться с гриппом, в какие сроки и кто за каждое мероприятие отвечает. Фамилии ответственных заключенных я указал сам, фамилии вольнонаемных должен был вписать Зубков. Моим докладом Зубков был удовлетворен, проектом приказа тоже. Он его медленно прочитал, вписывая фамилии ответственных, перевернул лист и, дочитав, подписал. Я увидел, что он пишет какую-то резолюцию поверх приказа. Смутило, что он что-то вычеркивает, но понял: вычеркивает слово «проект». Затем протянул этот лист начальнику административной части и что-то сказал. Тот переспросил: «Все в таком виде?» И Зубков почти выкрикнул: «Я вам сказал!» После этого он объявил, что собрание окончено, вольнонаемным предложил остаться, а заключенных отпустил. Затем Зубков подозвал начальника базы: «Пройдите с доктором на базу и отпустите ему за наличный расчёт все, что ему надо и сколько надо». Затем дал распоряжения завгужу: «Отвезите доктора, когда ему понадобится, сегодня или завтра».

Мы разошлись. С начальником базы мы медленно шли до складов. Молча он дал мне список продуктов, имевшихся на базе, и лист бумаги. Выбор был не особенно богат, да и наличных денег имелось у меня всего около 25 рублей. Я взял, конечно, махорки, две пачки папирос (одну для завгужа), сахару, две коробки крабов (одну для завгужа). Список получился небольшой, но денег у меня больше не было. Я предложил завбазой — это был пожилой грузин по фамилии Тушурашвили: «Может быть, вы что-нибудь возьмете сами для кого-нибудь из ваших друзей? Вы расплатитесь, я распишусь». Он покачал головой: «У меня нет таких друзей». Я подписал список. Завбазой тихо спросил меня: «Почему он разрешил вам то, что не разрешает никому из вольнонаемных?» — «Наверное, потому, что я сделал для него больше, чем эти вольнонаемные. Вы видите, какие ограниченные и

примитивные это люди. Вы кем были на воле?» Завбазой ответил: «Начальником Закавказской железной дороги». — «Член партии, конечно?» — «Да». — «Зубков старый работник, у него на груди рядом с орденом Красного Знамени знак «Почетного Чекиста», врученный в честь пятилетия ВЧК. Значит, это звание он получил уже в 1923 году, при Ленине, при Дзержинском. Он знает людей. И вас, а не кого-нибудь из вольнонаемных, он назначил завбазой, прекрасно понимая, что вы, как были, так и остались честным порядочным человеком, что на вас можно надеяться, можно не проверять. Вам он верит. Я ему тоже не врал, это видно, хотя бы по тем бумажкам, что я написал, — отчету и приказу. Что он в опале — это ясно. Он в прошлом, конечно, большой работник. Раньше у него в лагере было 30 тыс. человек, а не две, как сейчас. Он жил в хороших условиях, его почему-то понизили в должности, лишили всех привилегий, и он прекрасно понимает по опыту, что оказался на грани ареста. Он должен как-то удержаться на этой должности, хоть она и небольшая. И знает, что ему придется отчитываться за невыполнение плана и, конечно, ему поможет то, что я сделал, вплоть до бумажек. Вот в чем секрет его отношения ко мне!»

В дальнейшем мы встретились с Тушурашвили на Инте. Он стал начальником лагерного участка железной дороги.