Предисловие

Крестьянские мемуары довольно редкое явление в отечественной литературе. Весьма редка публикация их писем, дневников, воспоминаний. И связано это, по моему глубокому убеждению, не с безграмотностью русского дореволюционного крестьянства, а с тем, что, во-первых, народоведы, исследуя традиционную культуру, писали о крестьянине, не предоставляя слово ему самому, а во-вторых, и это самое важное, крестьяне писали, в отличие от других слоев населения, не для публикации, не для чтения праздной публикой, а для самих себя, для фиксации и передачи опыта своим потомкам. Рукописи крестьян хранились в семьях, информация о них никому не разглашалась. В редких случаях крестьянские дневники, записи, воспоминания оказывались в музейных хранилищах, но время для их публикации только еще наступает.

Воспоминания и дневник моего отца Ивана Михайловича Решетникова - семейная реликвия.

Отец начал писать воспоминания с середины 1980-х гг. Приезжая домой на каникулы или в отпуск, я все время расспрашивал отца о жизни нашей семьи. Почувствовав мой интерес к прошлому, он и решил написать воспоминания, которые потом перешли в дневниковые записи.

Удивителен крестьянский характер, характер русского мужика-труженика. Наша семья была сослана в Нарымский край. Я вырос в семье спецпереселенца, в рабочем поселке Могочино Томской области, на реке Оби. Притеснения со стороны местных властей были постоянны. Но в детстве я этого не чувствовал, не ощущал. В нашей семье никогда не было об этом разговоров. К власти отец относился как к данности, никогда не высказывая никаких возмущений. Свои беды и невзгоды он объяснял как неизбежность судьбы и переносил, преодолевал их стоически. Он не следовал покорно уготованной

судьбе. Судьбу, или как он сам говорил, ступень человека, каждый должен решать сам. А решение это заключалось в постоянном труде. Труд - главное в человеческой жизни. Будешь работать - будешь сыт, не раз говорил отец. По его убеждению, только лодыри и лентяи, позарившись на чужой достаток, разорили трудолюбивое крестьянство в 1930-е гг. Он же, будучи ссыльным и долгое время находившимся под надзором комендатуры, не только вырастил детей и дал им дорогу в жизнь (нас, детей, выживших в семье выросло четверо), но и сам добился многого. Достаточно сказать, что сразу после Великой Отечественной войны он был отмечен правительственной наградой - медалью «За трудовую доблесть», а потом постоянно награждался всеми юбилейными медалями. Не всякий ссыльнопоселенец мог так противостоять своей судьбе. Именно отцу, его трудолюбию, обязан и я, став профессором и кандидатом исторических наук. Не сломался и мой старший брат Василий, когда в числе лучших спортсменов - студентов Кемеровского индустриального техникума его направили в Москву для учебы в Институт физкультуры, а его выдворили из столицы как сына врага народа. Он все же стал горным мастером и вырастил семерых детей. Старшая сестра Александра стала учительницей. В нашей семье ее звали Шурой, она воспитала двух дочерей и сына. Второй брат, Виктор, стал строителем. У него трое детей. Я был в семье младшим. Мои дети - Ольга и Татьяна, внуки - Алексей, Анна и Ольга.

В трудолюбии отцу было не отказать. Прожив до 92 лет, он не знал, что такое праздный отдых. За свою жизнь он овладел многими профессиями - крестьянскими и рабочими специальностями. Это одна его черта, присущая вообще русскому мужику, - умение делать все своими руками. А вторая

- его смекалка и любознательность. Крестьянским пареньком он довольно быстро овладевает сельскохозяйственными машинами и легко управляет ими. В ссылке, устроившись на лесопильный завод рабочим, вскоре становится машинистом паровой машины. Это, кстати, спасло его от неоправданных репрессий второй половины 1930-х гг., когда весной с открытием навигации на Оби, к нам в поселок приходил паузок (небольшая крытая баржа), в который собирали по ночам мужиков по приготовленным заранее доносным спискам. Отца дважды «забирали в паузок» и каждый раз заводское начальство до отхода паузка успевало его возвращать, так как некому было

давать заводской гудок, извещающий о начале рабочей смены (машинистов было наперечет - по два человека на двух паровых машинах).

До глубокой старости отец любил читать книги - больше всего любил историко-бытовые романы («Угрюм-река», «Амур-батюшка», «В лесах», «На горах», «Хан Батый», «Степан Разин»). Постоянно читал и газеты, а наиболее важные, на его взгляд, новости зачитывал вслух, когда семья оставалась за столом после ужина. Отец был грамотным человеком, хотя не смог окончить и трех классов приходской школы. Недостаток начального образования отчетливо виден в его рукописи. Но, вместе с тем, многие слова и выражения, которые он употребляет в своих воспоминаниях - признак достаточно глубоко развитой личности.

Отец был человеком добрым и отзывчивым. Я не помню, чтобы он повышал голос на нас, если мы что-либо набедокурили. С мамой они жили мирно и дружно. А соседи уважительно называли его Иваном Михайловичем. Да и в редких застольях, когда собиралось все «кумпанство» нашей улицы, проявлял себя человеком веселым, «компанейским». Кроме больших праздников, отец не пил, да и во время «гулянок» на праздниках я не видел его пьяным никогда. Не курил он и табак. Табачком больше баловались мы, ребятишки; старшие мои браться так и стали заядлыми курильщиками, а я курить бросил после службы в армии.

Никогда отец не ругался и не употреблял матерных слов. В сердцах он употреблял выражения: «Пошел к чомору», «Ишь ты, чомор какой» или «Язви тя в душу». Да и вообще я не помню, чтобы на нашей улице кто-либо из мужиков ругался непотребными словами. У женщин же самым презрительным в адрес сквернословящих мужчин было слово: «матершинник».

В нашей семье к старшим, в первую очередь, к отцу и матери, было принято обращаться на «Вы». Только став взрослым и хлебнув городской культуры, я потом стал обращаться к родителям на «ты». Детей своих отец и мать никогда не называли Васькой, Витькой, Колькой, а всегда ласково Вася, Витя, Коля или позднее уважительно: Василий, Виктор, Николай. Особое почтение оказывалось в семье грамотному человеку. Свою сестру Шуру я называл в детстве Александрой Ивановной не потому, что она была старше меня на 15 лет, а потому, что она работала учительницей. Отец же, когда я уже стал взрослым, защитил диссертацию и был профессором в

университете, нет-нет да и называл меня на «Вы» или Николаем Ивановичем. Крестьянское воспитание, уважительные семейные отношения не выветрились за долгие годы ссылки и порой жестких отношений между заводскими рабочими. Уважение и доброту мы воспринимали от родителей как необходимость человеческих взаимоотношений. Отцовская заповедь: будь добрым и трудом добивайся своей цели -помогала нам определить свой жизненный путь и добиться успехов.

Семья наша не была религиозной, но в доме в красном углу стояла бабушкина икона, которая потом стояла и в алма-атинском доме, куда отец с матерью перебрались в 1958 г. Мы не были набожными, садясь за стол не крестились, но уважали и принимали все православные праздники. В Могочино изначально церкви не было. Церковь была только в районном центре - Молчанове, да и та была закрытой.

Описывая свою жизнь, отец не допускает какого-либо злобствования в адрес тех, кто его притеснял. Он пишет просто, без эмоций, не посылая никаких проклятий и не восторгаясь ничем. Как было, так и было. О переживаниях, горечи и обидах можно только догадываться. А восторг? Восторгаться-то особенно было и нечем. Разве что небольшими событиями, поразившими его впечатление. Например, после того, как он с мамой, будучи в гостях у нас в Москве, посетил Останкинскую башню, долго потом рассказывал родным и соседям в Алма-Ате об этом незабываемом зрелище. Люди внизу, под Останкинской башней, казались муравьями, а машины - спичечными коробочками.

Побывал он на свадьбах почти у всех внуков и правнуков, непременно там танцевал и радовался тому, что его «снимают в кино» (на видеокамеру). Но в воспоминаниях этого ничего нет. Как нет и высказывания чувств, когда умирали близкие. Хотя он глубоко переживал, но переживания оставлял внутри себя.

В 1980-е гг. отец побывал у себя на родине, в селе Овчинникове Алтайского края. Заходил в дом, в котором родился и вырос. Но хозяйке дома даже не сказал, что это его дом, что здесь прошло его детство, юность, возмужание. И вообще никогда, ни к кому никаких претензий не предъявлял и никакого возмещения за понесенные утраты, никакой реабилитации не требовал. Он умер в 1996 г.. Преобразования последних лет воспринимал скептически: как пресловутую перестройку, так и торжествующую лжедемократию.

Готовя к публикации записи отца, я старался сохранить его текст. И вовсе не для того, чтобы показать его безграмотность, а для того, чтобы сохранить образ мысли почти безграмотного человека, который в течение нескольких лет вел записи воспоминаний, плавно перешедшие в дневниковые. И еще одно обстоятельство. Записи эти показывают глубокую мужицкую память. Отец хорошо помнил события, даты, имена, родственные связи. Мы с ним составили родословную нашей семьи. В генеалогическую таблицу, восходящую к началу XIX в., вошло более 360 человек. Все имена и родственные связи восстановлены только по памяти. Мало того, составили мы родословную и по линии мамы. Он и родственников своей жены знал очень хорошо - и не только близких, но и дальних. Со многими родственниками у нас в семье поддерживались тесные взаимоотношения. Живущие близко всегда собирались вместе на семейные или всеобщие праздники. Дальние родственники нередко навещали нас в Алма-Ате, да и сам отец нередко ездил в гости. А на похороны собирались многие. Уходящий в мир иной родственник собирал воедино всех живущих и тем объединял семью, укреплял их родственные отношения. Родственников в такой печальный момент собиралось много, в доме все не помещались, столы накрывали на улице и обедом кормили в несколько очередей.

Светлая память об отце и понимание важности описываемых им событий побудили меня опубликовать его записи. Пусть воспоминания сибирского крестьянина и рабочего встанут в один ряд с дневниками тотемского крестьянина А. А. Замараева¹ из нынешней Вологодской области, пежемского крестьянина И. Г. Глотова² из Архангельской области, усть-куломского крестьянина И. С. Рассыхаева³ из нынешней республики Коми и других.