- 71 -

МАЛЕНЬКИЕ РАДОСТИ ТРУДА

 

До пересыльного пункта с изолятором было всего восемь километров, нас быстро доставили туда. Лену отправили куда-то к женщинам, меня провели в этапный изолятор — большой деревянный рубленый дом, окруженный добавочной изгородью из колючей проволоки. Внутри оказалось тесно. Я с трудом нашел себе место на третьем ярусе нар. Рядом примостился человек средних лет, застывший в унылой позе, поглощенный думами. Я спросил, за что он сидит. Он сказал, что был секретарем райкома, проводил коллективизацию, но теперь его обвинили в перегибах. Он с возмущением восклицал: «Ведь писали и — говорили: «Добивайтесь стопроцентного охвата коллективизацией!», а тут вдруг появилась статья «Головокружение от успехов», и нас начали сажать. Где теперь моя семья? Ведь мы жили в райкомовском доме. Теперь семью, конечно, выселили, но где она и чем живет, не знаю. Писем нет, и адреса семьи нет...» Это был высокий, худой человек, которому голодного этапного пайка, конечно, не хватало.

По другую сторону от меня сидели два бытовика. Один — агроном, у которого в совхозе подохли поросята, зарекался: «Да ведь поросята везде дохнут»! Когда, выйду, брошу следить за скотом. Буду лечить в Москве дамских собачек». — «Да вас, — говорю, — в Москву не пустят». — «Ну, буду в колхозе пчел лечить». — «А пчелы тоже болеют?» — «Болеют». Сейчас он находился под следствием, ждал суда.

Другой бытовик оказался кооператором, заведовал в лагере продовольственным ларьком. Оправдывался: «Видите ли, «недостача»! Да разве с такого ларька накормишь все начальство!»

 

- 72 -

Эти двое подследственных бодрились. Их выводили на работу (этапников не выпускали с территории изолятора, они сидели без работы).

Я знал, что в лагере нельзя быть пассивным, нужно самому добиваться лучших условий, и мне удалось пристроиться нелегально к этим двум бытовикам. Это давало мне возможность передвижения по лагерю, какой-то физической работы и как работающему получать рабочий паек, а не этапный.

Конечно, вскоре узнали, что я этапник, и заперли в изоляторе, но я уже успел зарекомендовать себя как работяга, и мне, в нарушение правил, разрешили ходить на работу.

Первой нашей работой стала уборка остатков урожая с огородов редиски, турнепса, капусты. Затем — уборка и очистка территории общего лагеря. Мусор велели сваливать посреди зоны в большую яму, подготовленную для пожарного водоема. Работа несложная.

Потом поручили сложить трубу для печи в пекарне. Я заявил, что нужна известь, чтобы смешать с глиной для укладки кирпичей. Извести не нашлось. Подумали было отказаться — ведь просто глину дождями размоет, — но потом решили, что труба будет прогреваться дымом изнутри и кладка затвердеет. Пошли на реку за глиной: искать ее надо было на обрывах. Нашли. Сложили трубу. В награду мне вручили буханку хлеба. Пронести ее в изолятор не дали. Я выждал момент, когда у зоны (внутри и снаружи) собралось много людей и часовому меня не было видно, и перебросил буханку через ограду в зону. Я видел две пары взметнувшихся рук, схвативших эту буханку еще в воздухе. Мне все равно было, кто поймал ее, — все были голодные.

Имея право выхода за зону, я был в числе тех, кто ходил на кухню за едой. Пищу (обычно суп из трески и треску) приносили в больших жестяных банных тазах. В каждом тазу помещались десять порций.

Работающему, в том числе и мне, полагалось «премблюдо», чаще всего это были ржаные пирожки с начинкой из картошки. Этим премблюдом я подкармливал вечно голодного соседа-райкомовца. После укладки трубы в пекарне нас спросили, не сможем ли починить пожарный насос. Мои напарники отказывались,

 

- 73 -

но я сказал, что мы попробуем, пусть насос доставят. Из жизненной практики я знал, что за зиму в насосах обычно портятся кожаные клапаны, которые без воды высыхают и сморщиваются. Так оказалось и здесь. Мы попросили изготовить из подошвенной кожи клапаны нужных размеров и формы, поставили их, попробовали качать воду. Она пошла из отверстия струей, почти в руку толщиной. Присоединили рукава, пригласили начальство и продемонстрировали им работу насоса. Все были очень довольны. Нам выдали за этот ремонт премию — по триста граммов сливочного масла и полкило сахара.