НЕЗАВИСИМЫЕ

В палатке сбились все, кому не лень:

И москвичи, и курские ребята,
А вон дальневосточник. Каждый день
От латышей я слышу грубоватый,
С присвистом говор. Даже близок стал
Народ кавказский: офицер, художник
И коммерсант — все из Тбилиси. Сталь
Варил азовский житель и безбожно
Ругается якут...

Ну, Вавилон!
Но плотно сблизилась одна прослойка —
Держась друг друга и борясь со злом
От посторонних: трудовой сноровкой
Прославились украинцы. Всегда
Напротив степенно они садятся
По вечерам за общий стол. Куда
Девалось их проворство? "Богу вдяка!" -
Ворчат, крестясь на общую еду,
И вынимают чистенькие ложки.
А остальные с уваженьем ждут,
Пока себе пристроиться там можно.

Потом у хлопцев — как бы тихий час:

"Кобзарь" читают вместе. Пишут письма -
Туда, в Карпаты. И лишь редко нас
Помочь попросят. Даже с укоризной
К себе и потрясение смотрят, как
"Москаль" (допустим, я) свободно пишет
На буквах их родного языка
"Папир" — прошение для власти высшей...
И перед сном, сойдясь не в духоте
Палатки, а под звездами чужими,
Они поют вполголоса про те
Девичьи чары, что забыты ими,
За долгую отлучку, про рушник,
Который мама раньше вышивала.
И чувствуется: на глазах у них
Тоска блестит в разлуке небывалой.
Но утром — будто конь копытом бьет! —
Так все бандеровцы к работе рвутся,
И я всегда любуюсь ими... Вот
Всем тоже жить бы дружно, мудро, шустро!
Да, взять бы от украинской братвы —
Пусть слишком независимой, пусть гордой —
К земле (буквально!)

праведной любви,
А не болтаться врозь ленивым ордам...
Но еще долго у палатки спор —
Кому что делать и как быть тут дальше.
И хочется прервать весь разговор:

"Порядок навести б, взять веник даже..."
Лишь из палатки выбравшись в барак,
Я растерял всех в вавилонской массе,
Где было все — от нежностей до драк.
И там львовяне не смогли сломаться!