1. Эволюция взглядов

Описанные выше события повлияли на эволюцию моего мировоззрения. Я буквально выстрадал свои взгляды.

В этой эволюции были три узловых момента. Первый: донос Горького на меня (1932). Второй — 20-й съезд партии, подтолкнувший меня на исследование социальной структуры советского общества и на пропаганду своих взглядов среди писателей, в результате чего был мой арест (1958). Третий — «Перестройка» (1985).

Первый момент я уже осветил. Он привлек ко мне внимание КГБ, ощущаемое мною очень сильно. Мне стало ясно, что сомнение — путь не только к открытию истины, но и к закрытию ее автора в тюрьме. Вольтер правильно заметил, что опасно быть правым в том, в чем авторитетные лица неправы.

Второй момент показал, что хищничество в промышленности и экологические преступления порождаются не отдельными хозяйственными руководителями, а социальной системой и господствующей идеологией, в которой собраны черты древнекитайского легизма, средневекового феодализма и современного фашизма. В советском обществе произошла деградация духовной жизни.

О третьем моменте я скажу ниже, а здесь остановлюсь на характеристике официальной науки, которая защищает хищничество, борьба с которой формировала мое мировоззрение и привела меня в тюрьму.

Наука у нас имеет официальный характер. Это советская наука не только по внешнему признаку, т. е. по тому, что она находится в Советском государстве, но и по ее идейному содержанию. Ее цель не просто поиск истины, а такой поиск, который укреплял бы государство. Иногда для такого укрепления истину заменяют чем-то похожим на нее. При этом ученый поднисмается по служебной лестнице, но с грузом сомнений и совести это сделать очень трудно, и тогда ученый оставляет на нижней ступеньке лестницы этот груз.

Слова: «советская геология» или «советская математика» имеют определенную политическую нагрузку, так как наука финансируется государством, подбор кадров считается делом политическим, а партийные идеологи подвели под науку свою мировоззренческую базу. Эти же люди настойчиво говорят о

 

классовом характере науки. При этом в отношении советской науки подразумевается класс номенклатуры. Не только обществоведение, но и естествознание, даже математика и астрономия направлены на борьбу с «буржуазной» наукой и на построение коммунизма в номенклатурном облике. Вожди партии провозгласили: чем ближе к коммунизму, тем выше будет роль и влияние партии на жизнь общества. При коммунизме, по их мнению, государство отомрет, уступив место партии. Получается, что классы отомрут, а авангард класса — партия приобретет беспредельную силу. Это положение — новое в марксизме, но верно ли оно? В трудах советских официальных идеологов, как в известных работах Родбертуса (по Марксу), много нового и истинного, но при этом все новое — не истинно, а все истинное — не ново. Критика империализма, колониальной политики разных стран — истинная, но не новая, а положение о роли партии в судьбах нашей родины — новое, но не истинное. У этих идеалов получается, что-то похожее на общество, описанное И. Ефремовым в его романе: «Час быка».

Отбор кадров в науку проводится, как я заметил и как это официально установлено, по политическим и деловым качествам. При этом под деловыми качествами понимается способность человека «вписаться» в коллектив и вести его за собой куда партия прикажет, а это фактически — тоже политическое качество. Талант и смелость не служат критериями отбора людей в науку. Политически неблагонадежные, т. е. самостоятельно мыслящие люди, а также дети репрессированных родителей, или даже дети просто служащих, как это было в первые пятилетки, не могли получить высшее образование. а для поступления в аспирантуру нужно предъявить «характеристику», подписанную «треугольником», в котором самым большим, даже тупым углом, является партком. Для защиты диссертации опять требуется характеристика, т. е. удостоверение о благонадежности и еще письмо-просьба директора того учреждения, где диссертант служит, в специальный ученый совет, где предполагается защита, а далее стоит Высшая Аттестационная Комиссия (ВАК), созданная специально для того, чтобы не пропускать в науку хотя бы чуть-чуть сомнительных в политическом отношении людей и давать широкую дорогу благонадежным болтунам.