ГЛАВА 7

ЖЕРТВЫ ЧК: НЕКОТОРЫЕ СТРАННЫЕ СЛУЧАИ

Жена и муж — Обман ежегодной амнистией — Ужасный конец Бориса Савинкова — Помощь голодающим — «преступление» — Дзержинский в неожиданном освещении — Неутомимый охотник за паразитами — Пытки старых заложников.

Причины, по которым людей ссылают на Соловки, так разнообразны и настолько безосновательны, что их невозможно расценить как простое изобретение чекистской «юриспруденции».

К примеру, среди заключенных находится престарелая графиня Фредерикс. Во время войны в качестве сестры милосердия от Красного Креста эта пожилая дама исполняла великую миссию, заботясь о раненых офицерах и солдатах. А сейчас она не получает никаких посылок от Красного Креста, но чем может помогает больным и постоянно находится в полуголодном состоянии, без конца подвергаясь насмешкам и оскорблениям. Ее сослали только за то, что она имела несчастье

быть сестрой графа Фредерикса, министра императорского двора при казненном царе. Его хорошо знали как ближайшего советника Николая II. Именно в то время, как графиню сослали на Соловки, сам граф, глубокий старик почти столетнего возраста, до последнего времени жил на свободе в Петрограде. Только относительно недавно ему разрешили выехать в Финляндию.

В одной из келий Соловецких островов (в так называемом женском здании) томится жена известного государственного деятеля старого режима, страдая от недоедания и непривычного тяжелого физического труда. Официальное заключение по ее делу гласило: «Сослать на Соловки на пять лет жену министра Николая кровавого», в то время как сам министр занимал высокую должность в Советском правительстве.

Слесаря по фамилии Тимошенко привезли на Соловки из Воронежа на двухлетний срок. Это был обыкновенный рабочий, ничего общего не имеющий с политикой. Он все время пытался добиться ответа на вопрос, за какое такое преступление его бросили в концлагерь. И только в 1925 году, по прошествии двух лет заключения, его обвинили в принадлежности к "контрреволюционной организации Савинкова"^[1] и увезли в Нарымский край еще на три года.

В это время из Новохоперска (уездный город в Воронежской губернии) на Соловки были еще присланы «савинковцы». Среди них Врашников, бывший управляющий владениями графа Воронцова-Дашкова на Кавказе, Савинов — специалист, Кривякин — управляющий делами в советском учреждении и другие. К ним следует еще прибавить инженера из Полтавской губернии по фамилии Новицкий и группу воронежских крестьян. Многие из крестьян, когда им говорили на Соловках, что обвиняются в соучастии в «савинковском заговоре», с подозрением спрашивали: «Савинков? Кто он, генерал?»

В мою бытность на Соловках туда прибыл некий Эпштейн, приговоренный к трем годам. Когда он спросил, почему его высылают, то получил от следователя такой ответ: «Потому что вы — деловой человек».

Аналогичный ответ услышал и другой «преступник», еврей-портной по фамилии Гуриев, в прошлом владелец

магазина готовой одежды (сейчас он заведует швейной мастерской в Кемлагере).

Не так давно из Польши в Россию бежали два поляка — Минич и Винтовский. Пограничные власти устроили пышную встречу беглецам, «спасшимся от жестокой неволи польских панов». Но московское ГПУ отправило их на Соловки на три года. Оба поляка проклинали сейчас тот день, когда решили пересечь границу «самого свободного в мире государства».

Ежегодно в Кемь прибывает две тысячи контрреволюционеров, которые пресылаются на Соловецкие острова с открытием навигации. Наибольшее число их поступлений приходится на предшествующий 7 ноября месяц, т. е. дню большевистской революции 1917 года (25 октября по старому стилю). К данному юбилею ВЦИК каждый раз обнародует крупномасштабную амнистию для «всех врагов правящего пролетариата», развенчивая таким образом «злобную ложь международной буржуазии и бесстыжих эмигрантов» о жестокости Советской власти. На деле разыгрывается настоящий спектакль иначе не назовешь). Председатели провинциальных районных отделений ГПУ, выполняя декреты «гуманного» ВЦИКа, расстреливают половину своих заключённых за несколько дней до объявления амнистии, а остальных направляют в концлагеря. Выходит в действительности, что в день 7 ноября никого не амнистируют, т. к. никто не попадает под сроки действия постановления об амнистии. От всей этой процедуры получают удовлетворение лишь ВЦИК и ГПУ, ибо «ложь бесстыжей буржуазии» разоблачена.

Я мог бы заполнить целые страницы именами людей, «амнистированных» таким образом. Приведу случай, когда был «амнистирован» не только сам человек, оказавшийся весьма недальновидным, но и все его родственники. В конце 1923 года солдат деникинской армии, крестьянин из Полтавской губернии вернулся в Россию, услышав об амнистии, объявленной советским правительством в ноябре месяце. На границе ему вручили советский паспорт, а по приезде домой он сходил в уездное ГПУ, был зарегистрирован, затем отпущен к родным, среди которых провел несколько дней. После этого в начале 1924 года его отправили в Нарымский край Сибири на три года, в то время как его отца и тетку ГПУ бросило на Соловки за укрывательство контрреволю-

ционера (статья 68 УК). Ко времени моего побега эти крестьяне — жертвы «чудной амнистии» — все еще находились на Соловках, ожидая пересылки в Зырянский район.

На Соловки постоянно присылались и «амнистировались» эмигранты. Перед самым моим побегом прибыла большая группа эмигрантов, в основном состоящая из рядовых солдат с несколькими офицерами. Среди них кавалерист — субалтерн Менуэль и Шапруненко, бывший адъютант гетмана Украины Скоропадского.

Подлинная амнистия распространялась советскими властями только на тех людей (будь то эмигрант или советские граждане), чьи имена могли быть впоследствии использованы, как приманка. Такие господа, как бывший генерал Слащев и подобные ему отступники, могут жить на свободе и занимать ответственные посты, пока это устраивает ГПУ, и пока ГПУ считает, что имена таких «сменовеховцев»^[1] можно использовать как доказательство «доброй воли Советской власти, которая амнистировала всех раскаявшихся эмигрантов». Но когда изменника используют в своих целях и он становится ненужным, его, как правило, если не ссылают, то отправляют на тот свет. Достаточно вспомнить судьбу известного социал-революционера Савинкова, «амнистированного» большевиками, после чего чекисты его выбросили с пятого этажа тюрьмы.

Простых эмигрантов, которые возвращаются, немедленно ссылают на Соловки или в Нарымский край в том случае, если по отношению к ним не применена высшая мера (расстрел). Под угрозой последней всегда находятся офицеры. Опасность расстрела, как дамоклов меч, висит постоянно над ними.

Советское правительство, отплачивая злом за добро, бросает в концлагерь людей, «запачкавших» себя работой в организациях, о которых несчастный русский народ всегда будет хранить добрую память.

На Соловках среди заключенных находится зубной врач, московский еврей по фамилии Малеванов. Он активно помогал американской благотворительной организации в пользу голодающих, результатом чего и стала

ссылка на Соловки на 5 лет. Поскольку в настоящее время в Уголовном кодексе СССР не предусмотрена какая-либо кара за оказание безвозмездной помощи голодающим, к Малеванову била применена статья, связанная с «экономическим шпионажем». Несколько русских, сотрудничая с американским благотворительным обществом в пользу голодающих и подобными филантропическими организациями других стран, были высланы «благодарным» ГПУ в Сибирь, в Нарымский и Печерский край.

Карпов, известный управляющий сценой Александровского театра в Петрограде, впоследствии Большого и Малого театров в Москве, был сослан на Соловки, с другими артистами — Юровским, Георгисом и прочими — по обвинению в контрреволюции. Во время моего пребывания там Карпова препроводили в другое место.

Если чекисты желают кого-либо сослать, но не могут найти подходящего предлога, то для этой цели весьма удачными оказываются статьи 68 («Укрывательство контрреволюционера») и 72 («Религиозная контрреволюция»).

Один из самых курьезных случаев — это история человека по фамилии Витте из Петрограда. Его сослали за то, что он носил «контрреволюционную» фамилию.

Инженеры-коммунисты (среди них некий Осипов, прославившийся на весь лагерь чрезмерной завшивленностью), морские офицеры-сексоты^[1], ювелиры, парикмахеры, помещики, сторонники Махно (руководителя украинского партизанского движения), «экономические бандиты», командиры войск ГПУ, часовщики, — коротко говоря, заключенные представляют собой все известные профессии, общественные уровни, положения и должности.

Очень любопытен случай братьев Мышеловиных, часовщиков. Они обвинялись в подделке и выпуске банкнот, хотя свидетельские показания, представленные следователю, и результаты домашнего обыска выявили, что в то время как один из братьев действительно изготовлял фальшивые банкноты, второй был совершенно невиновен. И каким же оказалось решение ГПУ? Виновного сослали на Соловки на три года, невиновного — на десять лет. Мотивы, которыми руководствуются че-

кистские суды при вынесении подобных приговоров, так и останутся навсегда для нас тайной.

Довольно любопытной фигурой был технический инженер Красильников Николай Дмитриевич. Его сослали на Соловки за «религиозную контрреволюцию», но в действительности ни к чему подобному он не имел никакого отношения. До революции инженера хорошо знали как толкового и решительного противника социализма всех оттенков. Когда большевики пришли к власти, Володарский несколько раз посылал за ним и пытался убедить инженера прекратить проповедь контрреволюции. Но неистовый инженер, пользуясь громадным авторитетом среди рабочих, продолжал выступать с речами и печатать свои памфлеты. Вскоре он перебрался в Москву, где продолжал активную деятельность, целью которой была, как и в дореволюционные дни, дискредитация социализма любого толка.

Сам Дзержинский заинтересовался Красильниковым и послал за ним. Инженер явился в штаб-квартиру ГПУ и там, в кабинете председателя Чрезвычайной комиссии, Дзержинский и Красильников дискутировали в течение нескольких часов подряд о социализме и его утопических целях. Наверное, это был единственный случай в жизни Дзержинского, когда он позволил кому-либо свободно высказаться. И где? В самом здании ГПУ!

Красильников — блестящий оратор — пытался убедить главу чекистов полностью отказаться от надежды воплотить в реальность такую абсурдную идею, как социализм. Дзержинский не мог согласиться и пустил в ход доказательства другого рода.

...Ночь тянулась медленно. Дзержинский предложил инженеру складную кровать в своем кабинете. А на утро распорядился, чтобы Красильникову принесли кофе и позволили уйти. Но вскоре, однако, его арестовали низшие чины ГПУ и сослали на Соловки. В лагере Красильникова буквально поедали вши. Я сам, пройдя через дюжину тюрем по пути на Север, имел представление о паразитах, но никогда и нигде не доводилось быть свидетелем такой неимоверной завшивленности, как у инженера. Ежедневно утром и вечером он уничтожал паразитов в огромных количествах и каждый раз при этом восклицал: «Ага, держи ее, теперь следующая!»

Соловки проглатывают как старых, так и молодых. В феврале 1925 года на Попов остров прибыло 50 студентов и школьников из Феодосии, Симферополя и Ялты. Они получили по 3 года каждый за организацию «контрреволюционного заговора совместно с иностранной буржуазией». Под такой формулировкой подразумевалось то, что руководство заговором осуществлялось из Константинополя. Но все было совершенно бездоказательно. Кроме взрослых студентов этап включал еще 20 учеников средних и старших классов, почти еще мальчиков.

Незадолго до моего приезда на Соловки, ГПУ Закавказской советской республики прислало туда сорок очень старых чеченцев^[1]. Один из них выглядывал из окна, что запрещалось некоторыми чекистами. Указанное явилось основанием, что вся эта группа была послана на Секирную гору, известную на Соловках как место пыток, посажена в «каменный мешок» (данная процедура описана в последующей главе) и выпорота «смоленскими палками» до потери сознания. Одному из стариков было 110 лет.

Старых чеченцев сослали в качестве заложников из-за сыновей, внуков и правнуков, которые присоединились к партизанским отрядам и ведут непрекращающуюся войну с большевиками. Эта война продолжается до сих пор. Сами же заложники не совершали никакого преступления. Практика брать заложников и осуществлять жестокие репрессии против родственников и даже против знакомых повстанцев и эмигрантов была развита советскими властями в сложную систему террора, которая не гнушается ничем для достижения своей цели — абсолютной покорности всего русского народа воле руководителей коммунистической партии.