- 114 -

КАК ЖИЛОСЬ В АЛМА-АТЕ

 

Тогдашнюю алма-атинскую жизнь отличали легкость, веселье и беззаботность. Заработки были большие, продуктов еще хватало.

 

- 115 -

Разве что трудно было с жильем, но в конце концов все как-то пристраивались.

Кормились все, в основном, с богатейшего базара, куда казахи везли мясо, молоко, творог, а русские и немцы-колонисты - овощи и фрукты.

Хлеб, сахар и еще какие-то продукты выдавались по карточкам. Было много столовых с терпимой едой, в основном, мясной -прекрасная степная баранина. Также было и несколько национальных харчевен, в одной из которых я адски обжег рот неосторожно хватив шурпы с лапшой пополам с лютейшим красным перцем - я его, по виду, принял за томат, впрочем, к этому перцу я вскорости привык и даже его полюбил.

Стало хуже с одеждой по сравнению с кончившимся около двух лет тому назад нэповским изобилием. Разжиться штанами или ботинками было уже великой трудностью.

С деньгами проблем у меня не было, так как со временем я нашел подработки - прочностные строительные расчеты, кое-какие технические переводы. Смог и время от времени посылать деньги матери, каждый раз со скандалом с ее стороны.

Так и покатилась моя алма-атинская жизнь. Из дому шло мне много писем, не только от матери, но и от родни, тогда еще не напуганной, писали часто и друзья, и просто знакомые.

Когда близкие разобрались в моей жизни, то перестали считать меня страдальцем и декабристом. Но меня очень жалела одна с детства знакомая девушка, ленинградка. Она считала, что я все-таки декабрист и усиленно рвалась ко мне - разделить тяготы. Она вообще была решительной личностью. Когда меня посадили весной 1929 года, то летом ей случилось быть в Москве. И она отправилась на прием не к кому-нибудь, а к генеральному прокурору СССР Сольцу. Прорвалась к нему и потребовала, чтобы меня отпустили, так как я хороший человек и она знает, что я ни в чем не виноват. Сольц ее терпеливо выслушал и сказал, что, к сожалению, ничего сделать не может. Тогда она заявила ему, что он гадкий, уродливый старикашка и что она его ненавидит.

Представляю, как Сольц смотрел на это существо неполных 19-ти лет.

Он сказал ей, что да, правильно, он уродливый старик, но это не меняет дела. И подписал ей пропуск на выход.

 

- 116 -

Мне и матери моей стоило порядочного труда отговорить ее от поездки в Алма-Ату; меня больше всего страшило крушение иллюзий, когда вместо страдальца в кандалах увидела бы она хлыща в апашке и рогожковых брюках, уж не говоря о том, что нас до этого ничего не связывало.