- 99 -

ПОДХОДИТ И МОЯ ОЧЕРЕДЬ

 

Как и все вокруг меня, я, конечно, был потрясен арестами стольких хорошо мне знакомых людей. Но страха за себя не было. Боялась моя многоопытная, всякое повидавшая мать. А я за собой абсолютно ничего не чувствовал, так чего же мне бояться?

Чтобы было понятнее дальнейшее, вероятно, не мешает сказать о том, что же я собой представлял в начале 1929 года, в возрасте 21 года с небольшим.

Студент 4 курса, компанейский парень, говорливый, зубоскал. Инфантильный, маменькин сынок. Беззаботный, очень доверчивый. Не всегда человек слова, хоть это и внушалось с пеленок. Способный к учению и работе, но никогда не упускающий возможности полодырничать. Замедленная реакция, неумение найти подходящее слово или что-то сделать в нужный момент - это приходит потом, когда уже не требуется. Хороший товарищ. Приличный культурный уровень. Чаще всего неуверен в себе.

В целом - совсем не тот тип, чтобы выстоять на следствии и сносно жить в камере, но выручала врожденная способность быстро осваиваться в новой обстановке. Плюс к тому - неглубокое восприятие окружающего, отсюда и отсутствие страха перед следствием.

Вот такой был парень, в общем-то, легковес. И такого обо мне мнения придерживались многие из знавших меня, и - что важно -в том числе и Б.Матушевский, Д.Бобырь, Н.Павлушков. Уже много лет спустя я узнал от Матушевского, что в группе «СУМ» обсуждалась возможность привлечения меня к деятельности, которую они планировали. Но решили, что не гожусь: несерьезен.

 

- 100 -

Очень им за это благодарен. Если бы мне такое предложили, то я бы, конечно, отказался. И идеи их были грошовыми, и сами эти деятели мало чего стоили. Но если бы все же такое предложение было высказано, то на следствии об этом, конечно, узнали бы. И в глазах следователей я оказался бы намного вредоноснее, хотя бы потому, что не пошел доносить. И в этом случае вряд ли отделался бы я такой сравнительно мягкой мерой пресечения, как высылка в Казахстан.