СОЧИ 1926 ГОДА

 

После 1 курса студентам полагалось поработать в учебных мастерских, но, как окончившему профшколу, практические занятия были мне зачтены. И я отправился на Черное море, в Сочи,

 

вместе с моим другом Васей Матушевским, студентом строительного института.

В те времена был это небольшой пыльный городок почти без мостовых, состоявший главным образом из частных одноэтажных домиков с большими садами и огородами. Маленький деревянный вокзал, впрочем, довольно аккуратный. Население -русские из кубанского и терского казачества, греки, армяне, турки, немцы. Немцы и греки были сочинской аристократией, имели прекрасные дома.

Работать в Сочи людям было негде - ни предприятий, ни домов отдыха тогда еще не было. Кормились сочинцы больше от курортников, а также занимались разным подпольным бизнесом вроде спекуляции, валюты и контрабанды.

Вспоминается первый момент, когда вышли из поезда и, как удар по темени, ощутили запах и сверкание теплого моря. Ведь все - впервые!

Устроились мы в семье родителей маминой приятельницы Симиренко (из тех самых «яблочных» Симиренок). У них была в Сочи усадьба - переселились туда из Киева во время толстовского движения «на землю». От толстовцев остался на берегу Черного моря и целый поселок - Криница.

Сочинские Симиренки, пожилые супруги, еще оставались немного толстовцами: у них в доме не полагалось вина, мяса, легкомысленных разговоров. Но больше по инерции. Толстовское движение уже начисто выродилось, у немногих оставшихся толстовцев сохранились лишь бороды, рубахи навыпуск, хождение - когда позволяла погода - босиком да нарочито простая речь. Этими признаками обладал и наш хозяин, добрейший весельчак Иван Михайлович. Но был он и большой любитель, украдкой от суровой своей Герты Викторовны, шведки по происхождению, выпить винца, пожевать шашлыку и послушать нескромные анекдоты; все это мы с Васей то и дело ему обеспечивали.

Не помню, кажется, он приходился братом знаменитому селекционеру. У него и самого был образцовый сад с разными редкостными сортами.

А в 1933, кажется, году отобрали у него дом с участком, а самого не просто выгнали, а переселили в какой-то лагерь для раскулаченных, да еще и с внучкой-подростком, откуда его с трудом вы-

 

зволила родня, доказав его заслуги в селекции. Жена умерла от потрясений.

В 1934 году заехав в Киев из ссылки, я нашел Ивана Михайловича у не терпящей его дочери, для которой он был обузой. И вместо Кола Брюньона увидел запуганного трясущегося старика...

Поездка эта обошлась нам с Васей очень дешево. В те годы студентам полагался «литер» - бесплатный проезд на практику и каникулы. Жилье у Симиренок - очищенный собственноручно старый свинарник - ничего нам не стоило. А питаться на базаре оказалось делом вполне доступным. На гигантском, немыслимо красочном сочинском базаре палочка шашлыка стоила 10 коп. - сплошные бараньи жилы пополам с перцем. Огромный арбуз - 15-20 коп. Большая булка - 15 коп., а за 20-30 коп. связка мелкой сушеной барабульки - теперь давно исчезнувшего черноморского лакомства. Доступна была - изредка - бутылка вина. Особенно запомнилось сухое кахетинское № 7.

Был нэп, в Сочи полно частных забегаловок, ресторанов, столовых, кафе с механическими пианино, с нардами.

Публика была куда пестрее, чем сейчас. Нэпманы - модные джентльмены, дамы в драгоценностях, абхазцы и грузины в национальной одежде, голодранцы в трусах, вроде нас с Васей; трусы тогда еще терпелись на сочинских улицах.

Больше полутора месяцев - июль и часть августа - провели мы на море и в походах.

Помню, два раза сходили мы пешком на Красную Поляну, один раз - с туристской группой по шоссе через Адлер (может быть, Хосту, не помню). А другой раз - самостоятельно, не по шоссе, а напрямик. Только вдвоем, через самшитовые заросли, тисовые рощи, заброшенные сады, через убогие греческие и армянские деревушки. Оба раза ходили босиком, чтобы не бить обувь по щебню. Ночевали у пастухов, у костра.

На Красной Поляне существовал в те годы эстонский поселок, так и называвшийся - Эстонка. Странно было видеть здесь, в горах, белобрысых ц белокожих выходцев из Прибалтики. Жили они богато: скот, огороды, сады, пчелы.

Дважды поднимались мы с Васей и на гору Ачиш-Хо, что вблизи Красной Поляны, до самого верха, цепляясь за рододендроны. Они в то время цвели - поляна сиреневая, поляна розо-

 

вая. Впервые я дышал торным воздухом и прошелся босиком - в июле - по пластам снега, лежавшим в ложбинах и, видимо, вечным. Это навсегда запомнилось.

Возвращались мы домой черные, наголодавшиеся и тощие, набитые впечатлениями. Сама поездка по железной дороге - туда и обратно - была продолжительной и интересной (несравненно против теперешней, быстрой, функциональной и безликой). Долгие остановки, на каждой станции большие базары с каким-нибудь характерным для данного места продуктом: на одной - необыкновенные дыни, на другой - особенный хлеб. В Ростове, сколько помню, поезд стоял 1 час 20 минут - и на перроне пассажиров ждал длинный стол с налитыми тарелками огненного, жирного борща с толстыми ломтями ростовского пшеничного хлеба, известного теперь разве что по преданиям. Горячие котлеты, узвар. Цены доступны даже студенту. Все это обеспечивалось частниками.

Поток едущих был еще сравнительно небольшим; великие перемещения людских масс наступили в 30-х годах. Впрочем, и в 1926-м надо было выстаивать длиннейшие хвосты за билетами. А сядешь - вагон полупустой, точно, как и теперь случается.