- 45 -

Магадан

Из отпуска мы возвращались на Колыму морем. К ней мы были привязаны «статьей 39 положения о паспортах», проставленной в паспорте Бориса Николаевича и оставлявшей ему, а вместе с ним и мне, места проживания, равноценные Колыме.

В Магадан мы прибыли на пароходе «Войков» 31 декабря 1949 года. Новый 1950 год «встретили» на нарах, оккупированных клопами транзитки 4-го километра.

В Магадане мы обнаружили объявление, приглашавшее на подготовительное курсы Всесоюзного заочного политехнического института. Хотя Б. Н. как фельдшер был аттестован врачебной комиссией санотдела Севлага с высокой оценкой знаний, профессия эта в перспективе его не устраивала, а закончить мединститут он уже не мог и по возрасту, и по социальному положению: клеймо «бывшего врага народа» работало в полную силу. Мы решили остаться в Магадане. Борис Николаевич пошел лаборантом в Магаданскую областную больницу и поступил на подготовительные курсы. Я была назначена главврачом больницы Маглага.

В 1951 году Б. Н. успешно сдал вступительные экзамены в институт, а я до 1952 года продолжала работу в больнице лагеря. В той больнице главврач был освобожден от хозяйственных забот, а скорее — отстранен, но за больницу тем не менее нес единоличную ответственность. Начальнику лагерного подразделения было присвоено звание начальника больницы. Выдвиженец из военизированной охраны — старый, с отвисшим брюхом и рачьими водянистыми глазами, вечно пьяный майор Кондратьев с орденом Ленина на груди не находил со мной общего языка. Мой открытый, вспыльчивый характер, в высшей степени неудобная для окружающих манера говорить людям в лицо все, что я о них думаю, создавали для конфликтов почву.

После одного из таких конфликтов, когда возле вахты прилюдно, в присутствии надзирателей и заключенных я назвала его пьяницей, бездельником и вором, обирающим лагерниц, болтающимся под ногами и мешающим нормальной работе больницы, он, оскорбленный орденоносец и член ВКП(б), обратился с жалобой на меня не куда-нибудь, а в Магаданский горком партии, обвинив в подрыве его авторитета в глазах подчиненных и лагерников.

Я была приглашена на собеседование вторым секретарем горкома Боровиковой. Там я повторила все, что о Кондратьеве думаю и знаю. Рассказала, что большое, хорошо отлаженное еще больницей СВИТЛа подсобное хозяйство, где есть и коро-

 

- 46 -

вы, и свиньи, открытый и закрытый грунт, вряд ли выделяет больнице десятую часть получаемых продуктов. По сути дела, с этого подсобного хозяйства Кондратьев снабжает самый высокий эшелон лагерной администрации и охраны. Отсюда и наглое его поведение, и безнаказанность.

Время от времени Кондратьев с надзирателями совершал наезды на лесной участок, где размещалась женская венерическая зона. Больные сифилисом женщины, проходя курс лечения, одновременно работали на заготовке дров. Работая в лесу, они на зиму для себя насобирали понемногу брусники и кедровых орешков. Эти запасы они держали у себя под нарами, кто в старом чулке, кто в наволочке, кто в банках из-под консервов. Кондратьев с товарищами повыгребли все эти убогие запасы арестанток, сложили на подводу, привезли к вахте больницы. И стали делить трофеи.

Ко мне в больницу прибежали женщины со слезами на глазах и рассказали о пьяной дележке. Я подошла к вахте в разгар «пира победителей». То, что Кондратьев и надзиратели от меня тогда услышали, и было последней каплей, переполнившей чашу.

После этого я с лагерем рассталась навсегда. Я перешла работать в «вольную» городскую сеть, хирургом областной больницы в отделении черепно-мозговых травм.

Борис Николаевич закончил ВЗПИ с отличной оценкой и последние восемнадцать лет проработал на Магаданском механическом заводе. В 1956 году он получил документ о полной реабилитации.

Мы вырастили дочь и дали ей музыкальное образование. С 1968 года она преподает в первой магаданской музыкальной школе по классу фортепьяно. В той школе, где когда-то училась сама.

За последние годы работы и жизни вне лагеря в той или иной форме его холодное дыхание настигало нас. Годы работы «за зоной» не были ни гладкими, ни спокойными. Я по-прежнему наживала друзей и врагов. Последних — чаще среди начальства, с которым воевала всю жизнь, и среди равнодушных людей. Но это уже другая глава...

В 1972 году, выйдя на пенсию по возрасту, мы с мужем вернулись в Москву. Но лагерь навсегда остался в нашей крови. Голос его временами звучит очень громко. Не удивительно, что большая часть наших друзей — люди из-за колючей проволоки или их близкие. Мы легко понимаем друг друга и приходим друг другу на помощь в беде.